- Я, конечно, знаю, – кивнул чародеи, – но не думал, что эта способность продолжается в детях. По правилам, вся память магически передается от учителя к ученику, и то лишь после полного обучения и сдачи экзамена. По-другому Хранителем знаний не стать. ... Хотя, может именно по этому, закон запрещает им жениться...
- Я не знаю, догадывался ли предок о такой возможности или нет, – пожал плечами дед, – Если верить его воспоминаниям, он решил: раз мир едва не рухнул в пустоту Хаоса, то и старые правила действовать прекращают. К тому же собственные магические способности после войны уменьшились настолько, что даже людей из поисковых отрядов мой предок не заинтересовал. А в потомках дар проявлялся не в каждом поколении. Вон Сой, например, – взгляд старика, потеплел, – вообще единственный в ком проснулась магия, зато память не проявилась, в отличие от меня и бывших прежде.
- Хорошо, с этим более-менее понятно, – подвел итог Ханар, вновь ставший невозмутимый, – Вернемся к девушке. Привезли старосте дочку с внучкой, и?
- Ну, сначала… – вернулся к воспоминаниям дед Мирхей.
...Многие надеялись, что стоит Анкан вновь поселиться в деревне, и процветание с удачей тут же вернуться. Но время шло, а жизнь лучше не становилась, наоборот, каждый последующий день был хуже предыдущего.
Неудачи подбирались незаметно, прятались за случайностями: кто-то ногу подвернул на ровном месте, у кого-то нож вывернулся и руку рассек чуть ли не до кости, или вдруг ступню скрутило судорогой, да так, что и на мелководье едва не захлебнулся.
Анкан практически не показывалась из дому. Изредка ее можно было увидать тихо бредущую куда-то по улице: бледную, с потухшим взором. Обычно рядом семенила ее дочь: не в меру любопытная, самостоятельная девчушка, с мамиными синими газами. Канамэ – так ее звали. Дарей, опасаясь непонятно чего, сразу же переодел внучку в мальчика, обрезал ей волосы и велел всем в деревне звать мужским именем Кан.
Незаметно минул год.
Пошли слухи, что Анкан заболела, за приделами дома ее теперь совсем не видели. Но это уже мало кого волновало, дела в деревне и ее окрестностях становились все хуже.
На домашний скот напала неизвестная хворь, овощи и фрукты гнили прямо на корню, а на людей накатывала порой такая апатия, что руки опускались в буквальном смысле и желание что-либо делать, сразу пропадало.
Жители деревни стали чаще болеть. Неприятности множились, перерастали в несчастья и беды, и вот уже то один, то другой принимался критиковать политику старосты. Дарей ходил мрачный и злой, по малейшему поводу, а часто и без такового, срывался на окружающих, а потом пропал на несколько дней.
Сейчас я осознал, что именно по его возвращению, в людях вдруг проснулась религиозность, граничащая с фанатизмом. Место веры, давно уже заброшенное и растерявшее последние крупицы магии, стало очень популярным в первую очередь среди семейной молодежи от двадцати до двадцати пяти лет.
Так незаметно прошел еще год, и я заметил, что Малую кость за это время не посетил ни один новый человека, словно купцы, да и просто путники, позабыли дорогу к нам. Я пытался обратить на это внимание Дарея, но тот только отмахнулся. Тогда, на свой страх и риск, я отправил Соя в город к моему старшему внуку, но мальчишка, проплутав два дня в лесу, который знал, как свои пять пальцев, вернулся, так и не найдя дороги из него.
Пора было бить тревогу, но староста четко дал мне понять, что бы я не совал свой нос не в свое дело. После стало не до того. Неизвестно откуда появились призраки, почти сразу Анкан умерла, но никто этого словно не заметил. После ее смерти, вокруг деревни образовалась граница, которую призраки пересечь не могли.
И из других деревень, в поисках более спокойной жизни, стали переселятся люди. Перебирались целыми семьями, подселялись к родственникам, и практически сразу, становясь приверженцами новой веры. Собираясь в ближайшем будущем построить отдельные дома.
Кан тоже оказалась забыта. Ее уже скорее по привычке выдавали за мальчика, и прятали от чужих.
Сразу после смерти дочери, Дарей объяви во всеуслышание, что его внучка к благословенью не имеет никакого отношения, нет в ней дара, что был в ее матери. А что бы исправить ситуацию и победить свалившиеся на деревню беды, стоит усиленнее молиться новым богам, а не верить в старые бабушкины сказки.
- Стоп, – Ханар поднял руку, прерывая рассказчика, – что случилось раньше: смерть женщины или приход призраков?
- Призраки, – утвердительно кивнул Мирхей. – Сначала они, потом через неделю где-то Анкан.
- Дочь старосты умерла своей смертью?
- Ну, она болела давно, так что думаю да, – не уверенно протянул старик, – А что вы думаете, могло быть по-другому?
- Где ее похоронили? – проигнорировав вопрос, задал свой Ханар, – Кто присутствовал при погребении?
- Я не знаю, – вдруг побледнел старик, широко раскрытыми глазами уставился на мага, – помню, как Дарей сказал, что его дочери больше нет, но что было дальше…
- Ясно, – маг встал и, оставив растерянного хозяина дома, ушел в соседнюю комнату.
- Ханар, что тебе ясно? – увязалась следом Лета, – Может, уже прекратишь игру в таинственность и расскажешь, о чем догадался!
- Чуть позже. Прежде мне нужна твоя помощь, феноменальная память на лица и умение их отображать на бумаге.
- Только в обмен на полный рассказ, что тут вообще происходит! Я пока поняла лишь, что старик наш очень поболтать любит. А то, что староста сволочь полнейшая, я и так давно догадывалась.
- Нарисуй того мужичка, что был со старостой в день нашего приезда, – маг оборвал словесный поток девушки, протягивая ей папку с чистыми листами, и чернильницу с пером. – Так же кольцо – идентификатор. И еще призрака женщины, так как запомнила.
- Господин Наритан, вы там скоро? – раздался с кухни голос Крима, – Хватит обжиматься с невидимыми прелестницами! Тут один вполне себе видимый красавец пытался дать деру, пока вы отвлеклись! Может ему для профилактики ногу сломать?
- Закончишь, позовешь, – Ханар тяжело вздохнул, и откинул занавеску.
Посреди кухни стоял ассасин, который на вытянутой руке, как провинившегося котенка за шкирку, удерживал за шиворот Соя. Парень плясал на цыпочках, вертелся, сопел обиженно, но вырваться из железной хватки не мог. Дед Мирхей взволнованно охал и переминался рядом, уговаривая не губить любимого, хотя и глупого родственника.
- Вот, господин темный маг, этот мальчишка решил, что Вас нет, а я сплю… Нет, ну я, конечно, задремал чутка он нудного повествования…
- Ты же восхищался эмоциональностью и интересностью рассказа, – усмехнулся Ханар.
- Так-то война, а тут любовь-морковь, слюни розовые, да сопли зеленые! Это для меня самое верное средство погрузиться в дрему, посильнее сонного зелья! Ну, уснул, с кем не бывает, так не оглох же!... Вы едва за занавеску, а этот скок к двери! Шустрый заяц, да не шустрее ястреба!
- Опусти ты уже его! – разрешил чародей, и взмахом руки подозвал к себе недоросля. – Мне нужно кое-что выяснить.
Мальчишка нехотя подошел, и, насупившись, следил, как Ханар, вновь усевшись за стол, что-то ищет в книге, которую захватил с собой из соседней комнаты. Пролистал несколько страниц, нашел нужную, положил книгу на столешницу и попросил:
- Прочти, все что увидишь.
- Зачем это? Мне идти надо, а Ваш пузан не пускает…
- За пузана я тебе могу язык вокруг шеи узлом завязать, – донеслось радостное восклицание от двери.
- Я хочу знать, насколько осознанно ты пользуешься тем, чем владеешь, – терпеливо объяснил чародей мальчишке, проигнорировав окрик ассасина. – И куда ты идти собрался, там же призраки скоро появятся. Ты их не боишься?
- Пусть их другие бояться, кому заняться больше нечем, а у меня дело есть! Меня Кан позвала, вот ей действительно страшно! Я и так из-за Ваших фокусов к ней вчера не попал!
- Ладно, прочитаешь до конца страницы – можешь идти!