Дмитрий нервно прошелся по комнате, комкая в руках носовой платок.

– Но я не собираюсь всю жизнь трястись над каждой полушкой. И я не буду нищим как какой-то… Акакий Акакиевич с его рваной шинэлью! Меня если хочешь знать еще в гимназии тошнило от всех этих бедных но честных героев, в конце концов умиравших с голоду и холоду! И я сделаю все чтобы не быть похожим на них! – повторил он.

– Нет! Ты ошибаешься, если думаешь, что… – прижал вдруг Дмитрий руки к груди. Что я с тобой из за этих денег! Я люблю тебя! Я мечтаю о тебе и хочу, чтобы мы поженились. И мы поженимся.

Потом Мария не могла вспомнить, с чего все началось…

Сначала она просто внимала словам возлюбленного и была полна сострадания к нему. Да, она не знала, что такое бедность. Она никогда не работала в конторе по двенадцать часов в день и не думала – что будет есть завтра. А Дмитрий действительно ее любит. Она явственно чувствует, что он не обманывает ее. Возможно, он рассчитывает на приданое, но это не главное для него.

Теперь, когда он обнимал ее, она уткнулась ему в грудь. Да, он любит ее! Девушка больше не думала ни о папином завещании, ни о домогательствах Корфа.

И прежде чем Мария успела что либо сказать или возразить, Дмитрий обнял ее, и ладони его легли ей на грудь… Потом она поняла что тот расстегивает на ней платье…

Нет, ей не нужно позволять ему этого… Но некий голос – голос что звучит в душе всех дочерей Евы говорил что все так и надо, что ей не нужно ничего делать а лишь отдаться воле судьбы…

Он ласкал ее нежно и с любовью, как котенка. Машу охватила слабость и томительное волнение.

– Мария … Мария, знаешь ли ты, как часто я мечтал о том, чтобы ты… была так близко как сейчас… Я не могу поверить… И… И… Я хочу, чтобы ты стала моей, любимая!

– Дмитрий, любимый я не могу. Я должна идти домой. Я…

Он прервал поток ее слов поцелуем. Он целовал ее… О Боже, как он ее целовал! Девушка почувствовала, как рука Дмитрия скользнула вдоль ее корсажа, расстегивая пуговицы, и дальше, внутрь… туда, где нежная, податливая девичья грудь томилась в ожидании… И сладостный огонь разлился по всему ее телу.

Он хочет меня соблазнить! А я хочу, чтобы он это сделал! Я хочу, чтобы это продолжалось! Боже мой, пусть это продолжается…

Ее одежда оказалась на полу. Мария лежала на диване обнаженная, покорная, трепещущая в предвкушении невероятного, а Дмитрий покрывал ее поцелуями.

…Маша непроизвольно вскрикнула от страха и восторга одновременно. Дмитрий шептал ей какие то слова, задыхаясь от волнения.

– Любимая!!

Остатки здравого смысла вернулись к девушке.

– Любимый, я не могу…

– Можешь, дорогая!. Я знаю, ты этого хочешь. Ты хотела этого с самого начала, с того момента, как мы встретились. И я тоже…

Дмитрий снова стал целовать ее. Мария чувствовала, что если она позволит ему продолжить, это будет счастье. Такое счастье, о котором она и не мечтала.

Руки Дмитрия становились все более требовательными. Но она не замечала этого, охваченная счастьем быть так близко к Дмитрию, как только возможно. Их тела слились в горячем, сладостном единении.

И все, что она читала во фривольных французских книжках, померкло перед живой жизнью и любовью. Рядом с ней был Дмитрий, ее возлюбленный, которого она любила и которому только что отдала свою невинность.

Девушка закрыла за собой дверь черного хода на ключ. Щелчок замка эхом разнесся по спящему дому.

Из угла, где стоял сундук, на котором дремала Перфильевна донесся старческий вздох.

– Гуляли-с? – осведомилась кухарка.

– Гуляли, – кивнула девушка. С подружками вот засиделась…

– Что ж, дело молодое… Мы, бывалча, так-то все ночи напролет погуливали… Одна заря выгонит, другая загонит…

Уже у себя она зажгла свечу и подошла к огромному, в человеческий рост, зеркалу.

…Мария внимательно изучала свое лицо. Не остались ли на губах следы поцелуев Дмитрия? Не изменилось ли выражение глаз? Она не заметила ничего необычного, кроме яркого румянца на щеках и слегка расширенных зрачков.

Она умылась холодной водой, это взбодрило, и остатки сна улетучились. Она вспомнила извиняющийся голос Дмитрия.

– Мария, ты, наверное, считаешь меня подлецом… Но клянусь тебе, я… Я действительно хотел остановиться. Но не смог. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Мария в ответ целовала его и говорила, что все хорошо, что ей нечего прощать, он ведь не сделал ничего дурного. Ведь все равно, в конце концов, они поженятся. Поэтому Дмитрий не должен корить себя. Она последует его совету и завтра же поговорит с батюшкой. Она добьется, чтобы он благословил их брак.

Мария не задумывалась, как. Главное, Дмитрий был рядом, а остальное как-нибудь устроится.

Дмитрий поймал для неё раннего извозчика и даже проехал с ней почти до дому.

Перед тем, как высадить Марию на углу, он прижал ее к себе и, глядя в глаза, спросил:

– Ты прощаешь меня?

– За что прощать? Мы ведь любим друг друга.

Она поцеловала его и побежала вверх по улице, зная, что он все еще смотрит ей вслед…

…Мария насухо вытерлась мягким полотенцем выходя из ванной. Может быть, попробовать заснуть? Но как тут заснешь! Ведь она стала женщиной! Она была так счастлива! Этой ночью она стала женщиной. И дело не в утраченной девственности – она даже почти не ощутила как это произошло и лишь несколько капель крови на покрывале были знаком того что случилось… Дело в другом – в том, что она почувствовала… Она воистину родилась заново! Ей казалось, что она одна такая во всем мире, и ей было так хорошо, как наверное никогда в жизни. У неё было такое чувство, что она теперь будет жить вечно и будет так счастлива, как никто в мире!

Она в конце концов задремала под утро и из царства Морфея её вернула Марта, которая внесла в комнату поднос с завтраком. Девушка, поставив его на стол доложила.

– Мария Михайловна, там… господин Корф хочет вас видеть.

– Он бы еще ночью приперся! – ляпнула Маша первое что пришло в голову. На какую-то секунду она испугалась что Корф каким-то образом узнал о случившемся с ней этой ночью прекрасном событии… Но тут же опомнилась – что это она в самом деле удумала?

– Он сказал что знает, что слишком рано, Мария Михайловна, – кивнула Марта, – но так или иначе хочет вас видеть. Он дожидается в гостиной.

– Сейчас нет и девяти. Я еще даже не завтракала во первых, я не хочу его видеть во вторых. Так что отправляйся к нему и скажи, чтобы он уходил.

Девушка улыбнулась.

– Он сказал, визит не займет много времени и он не собирается нарушать ваши планы, Мария Михайловна.

– Я не хочу его видеть, Марта. Иди и передай ему это.

– Хорошо.

Марта удалилась, шелестя юбками, но через пару минут вернулась и сказала, что господин Корф не намерен уходить, не поговорив с Машей.

– Хорошо, передай ему, что я спущусь, только сначала позавтракаю и оденусь. Если он считает возможным приходить с визитом так рано, пусть возьмет на себя труд подождать.

Маша села за стол и придвинула к себе поднос с порриджем (так англичане называли обычную русскую овсянку) и французским омлетом, приготовленным по вычитанному в недавно купленной кулинарной книге рецепту, и чашкой кофе. Ее любимое блюдо не доставило ей на этот раз никакого удовольствия. Она едва притронулась к нему и отставила поднос в сторону.

Девушка отправилась переодеваться, потом Марта причесала ее. Она придирчиво осмотрела себя в зеркале.

– Ну вот, я готова. Я выйду к нему, а ты отправляйся к тете. Ей может понадобиться твоя помощь.

Корф ждал в гостиной, удобно развалясь в кресле, как у себя дома. Он окинул Марию жадным взглядом.

И вдруг она ощутила веселье пополам с гордостью. «Ты мечтаешь обо мне? Так вот – я уже не твоя и никогда твоей не буду! Я женщина! Настоящая!»

– Доброе утро, сударыня! – он встал с полупоклоном.

– Я вижу, мой женишок считает верхом галантности являться к даме с визитом в такую рань? – сообщила она скорчив презрительную гримасу и вспоминая говорок уличных торговок и Глаши.