Согласно одному из пяти исключений Закона Трансфигурации Гэмпа, они не могли создать еду из воздуха, и если Нарцисса больше не была намеренна поставлять им продукты, то им крупно не повезло.

И если у них не было возможности раздобыть еду на острове…

Они больше не могли оставаться здесь.

Тревожная судорога скрутила живот Гермионы.

Что бы это значило?

На протяжении всей прошлой недели они с Беллатрикс практически не отлипали друг от друга. Она никогда и подумать не могла, что женщина могла быть такой ласковой, но она довольно быстро поняла, что ошибалась. Гермиона, видимо, непреднамеренно разрушила еще один барьер между ними и подтолкнула к некоторым новым видам близости.

Как только Беллатрикс решала, что ты ей нравишься (действительно нравишься), она не пропускала ни единой удачной возможности продемонстрировать это.

С той самой ночи, когда они заснули вместе практически в обнимку, лихорадочно сжимая друг друга, с тех самых пор они и не расставались.

Пожирательница была постоянно рядом с ней, касаясь щекой ее щеки, сидя вплотную к Гермионе, хотя свободных мест было полно повсюду, ведьма распускала руки при всяком удобном случае, независимо от того, чем они занимались.

И Гермиона любила это.

Она бы никогда не подумала, что окажется тем типом людей, которые наслаждаются всей этой слащавостью, но она и в этом ошибалась.

Беллатрикс была потрясающей, ее прикосновение опьяняло, ее близость заставляла таять Гермиону и желать никогда не отпускать эту женщину.

Конечно, секс был невероятным, но теперь, когда Беллатрикс стала видеть в Гермионе больше, чем просто развлечение, она, казалось, была действительно недовольна, если они не были друг с другом каждую минуту. Они даже стали спать в одной кровати.

Сегодня же Пожирательница казалась отстраненной, и теперь гриффиндорка знала почему.

Гермиона заламывала пальцы и наблюдала, как Беллатрикс уставилась в танцующее пламя, отбрасывающее тени по всей комнате. Она могла видеть, что ведьма была более обеспокоена ситуацией, чем позволяла себе демонстрировать.

Она посмотрела на женщину, сидящую на другом конце дивана, и внезапно ощутила, будто их разделяет огромное расстояние. Это поразило гриффиндорку словно кирпичом по голове.

— Видимо, это значит, что мне придется пойти к моим друзьям, — неуверенно произнесла она.

Верхняя губа Беллатрикс дернулась, но она не произнесла ни слова.

— Что ты собираешься делать? — осторожно задала вопрос Гермиона, действительно опасаясь услышать ответ.

Здесь ей было слишком комфортно, слишком хорошо, и она думала, что это может длиться вечно, ложный мирок, который они создали для себя. И теперь вероятность потерять, потерять все это… Вероятность потери Беллатрикс действительно ужасала ее.

Кем они были друг для друга? Гермиона даже не могла подобрать названия тому, что между ними происходит, но после стольких усилий, чтобы добраться до этой точки взаимоотношений, она не хотела потерять все это.

По крайней мере, не так.

Она так же упрямо старалась игнорировать эти факты, как и Беллатрикс. Они никогда не говорили об этом. Они ощущали все эти чувства слишком сильно, но никогда даже не посмели бы заговорить об этом, опасаясь разрушить их изолированный от всего внешнего мира блаженный кокон удовольствия и комфорта.

Однако теперь реальность надвигалась словно нарастающая волна, которую с каждым днем было все сложнее игнорировать.

— Я не уверена, — медленно произнесла Беллатрикс, лениво пожав плечами. — Мне нужно каким-то образом раздобыть еду, конечно…

Гермиона видела напряжение под напускной беззаботностью ведьмы, которая на самом деле была натянута, словно струна. Нога ее нервно дергалась, палочка еще быстрее вертелась меж пальцев, а темный колкий взгляд бегал по всей комнате. Ведьма была переполнена энергией, и Гермионе не слишком нравился этот настрой.

Женщина была больше озабоченна ситуацией, нежели демонстрировала Гермионе.

Беллатрикс повернулась и встретилась с ней взглядом. Темные глаза сверкали каким-то неясным безрассудством, от чего Гермиона внутренне забила тревогу.

— Но если ты спрашиваешь о том, что я действительно буду делать с этим подобием жизни, которая у меня осталась? Я правда не знаю. Я не очень-то и думала об этом, если честно. Мне бы хотелось хотя бы уйти эффектно, — задумчиво произнесла Беллатрикс, потрясая Гермиону.

Она даже не могла заставить себя сказать что-то, настолько была взволнована. Беллатрикс, видимо, не заметила этого. Она снова смотрела в танцующее пламя, отражавшееся в черных глазах вспышками искр.

— Я думала, что после того, как ты уйдешь, я могла бы пойти и сровнять Азкабан с землей.

После того, как ты уйдешь.

Гермиону будто кто-то ударил по лицу.

— Что значит «после того, как ты уйдешь»? — потребовала Гермиона, даже не пытаясь контролировать голос.

Беллатрикс развернулась к ней с прищуренными глазами.

Они собирались спорить, и очень яростно. Теперь Гермиона могла предвидеть такие вещи, как животные ощущали грядущий шторм.

— Я имею ввиду, что теперь у тебя нет выбора, кроме как уйти и бежать домой к своим приятелям… — произнесла Беллатрикс, а затем сделала паузу, словно пытаясь проглотить необоснованную горечь, от чего Гермиона на секунду забыла о нарастающей ярости в груди.

— Я собираюсь сделать все возможное, чтобы взбудоражить этот поганый мир в последний раз, послать их на хуй в последний раз, — четко произнесла Беллатрикс.

Гермиона была настолько возмущена, что едва верила в слова, вылетающее из такого привлекательного рта.

— Это то, что ты хочешь? — недоверчиво произнесла она. — Ты хочешь сбежать в какой-то самоубийственный поход просто потому, что мы пойдем разными путями, и будешь притворяться… Притворяться, будто здесь ничего не произошло?

— Что именно, по-твоему мнению, здесь произошло? — резко осведомилась Беллатрикс, отчего сердце гриффиндорки болезненной ухнуло.

Я не знаю, я не знаю, я не знаю.

Что она думает о том, что здесь произошло?

— Что это должно значить? — уклончиво ответила вопросом на вопрос Гермиона вместо прямого ответа и сразу же пожалела, увидев взгляд Беллатрикс.

Она все еще боялась услышать ответ.

Не делай этого. Почему она ведет себя вот так?

Все было так хорошо, они были на одной волне, и почему ведьма вдруг решила сделать разворот на все сто восемьдесят градусов?

Беллатрикс лишь оскалилась в ответ и молча отвела взгляд, поселив этим надежду в душе Гермионы. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, а затем снова заговорила.

— Я же сказала, что буду здесь для тебя, — медленно напомнила она и не упустила то, как в ответ дернулась верхняя губа Беллатрикс.

— Да-да, ну-у, мы все говорим разную чушь в момент удовольствия…

— Только не я!

— А мне и не нужно, чтобы ты была здесь для меня, — прорычала Беллатрикс, в конце концов растеряв свое напускное безразличие. — Хочешь знать правду, маленькая грязнокровка?

Гермиона стиснула зубы, готовясь к неизбежному, а Беллатрикс лишь усмехнулась в своем неожиданном веселье.

— Я тебе не верю, — произнесла ведьма. — И мне, честно говоря, все равно, говорила ли ты правду, или нет… Даже если говорила, что, черт возьми, ты можешь сделать для меня? Почему, во имя Мерлина, ты бы захотела сделать что-либо для меня?

Вот оно.

— Вот значит, как, — сердито произнесла Гермиона. — Ты мне не доверяешь.

Беллатрикс одарила ее таким взглядом, будто она сошла с ума.

— Нет, черт подери, не доверяю! — выплюнула ведьма и резко выпрямилась, по-прежнему сидя на диване, от чего Гермиона напряглась.

— Как я когда-либо могла? В случае, если ты забыла, малышка, я похитила тебя, я, черт возьми, почти убила тебя, мучила целыми неделями напролет, не говоря уже о том, что именно я убила большую часть твоих погибших друзей!

Гермиона вздрогнула от напоминания, и Беллатрикс усмехнулась до боли знакомым жестким оскалом, который был так ненавидим гриффиндоркой.