Незнакомая столица

Из ночной мглы неожиданно вынырнул большой щит с надписью «Рим». Поезд замедлил ход и остановился у перрона. Вместе с другими пассажирами с поезда сошел комиссар Сартори.

Толчея на перроне привела его в замешательство. Чемодан бил по икрам, зонтик норовил дать подножку. Поражали неоновые вывески огромного вокзала «Термини».

Сна как не бывало. Влажный воздух с запахом дыма, газа и пыли освежил ему лицо. Он почувствовал, как давит на него высокое здание, очертания которого не удавалось различить сквозь пелену дождя.

— Док!.. Доктор Сартори!

Он увидел руку, машущую над толпой, и перед ним появилось пухлое, сия­ющее лицо бригадира Короны. Комиссар вдруг заволновался и, чтобы прийти в себя от легкой паники, охватившей его, не ограничился формальным пожатием руки, а обнял земляка.

— Хорошо доехали?.. Дайте чемодан... Ну нет, дайте его мне!.. Видели моего отца? Как он? Если бы вы знали, как я рад, что вас перевели в Рим. Нет, нет, Мариастелла ждет вас на ужин. Мы специально задержали его.

Вряд ли понял бригадир, что Сартори устал и предпочел бы сейчас лечь в постель после хорошей теплой ванны. Снаружи под навесом вокзала их ждала полицейская «пантера». Водитель по-военному приветствовал комиссара, кото­рый протянул ему руку. Затем была гонка по городу в мутном отражении света между высоких серых зданий, среди потока машин, мчащихся в хаосе. Внутрибаров виднелись голубоватые проблески экранов телевизоров, перед кото­рыми группками сидели люди.

Как столица, Рим показался Сартори довольно провинциальным. Мыс­ленно он то и дело возвращался в свой родной городок, оставленный день тому назад, к родственникам и друзьям, которые сейчас либо тоже находи­лись перед телевизорами, либо разыгрывали обычную карточную партию в кафе «Рим».

Тихая, дразнящая воспоминаниями грусть охватила комиссара. Он почти не слушал Корону, рассказывающего о коллегах, о службе, о слож­ном мире «виа Сан-Витале».

В эту ночь Сартори плохо спал в номере гостиницы, найденном для него Короной. Без конца ходили по коридору, кто-то говорил высоким голосом, и комиссар вынужден был обратиться к портье. Потом наступила тишина, часто разрываемая треском мотоциклов и голосами выходящих из кинотеатра. В полусне он чувствовал отсутствие жены под боком. Отсут­ствие детей Тины и Карлы ощущалось менее остро. Его семья осталась на Сицилии.

На следующее утро в девять часов Сартори явился в Центральное полицейское управление. Начальник принял его с радушием. Они выкури­ли по паре сигарет, поговорили о детях и о жаловании. Голос шефа, явно истинного сицилийца, отвлек его от ближайших служебных забот.

— Давайте встретимся сегодня вечером, Сартори? Хотите? Поужинаем вместе, поговорим в спокойной обстановке. Как и вы, я сейчас один.

— Какие будут мои обязанности? Я не имею представления.

— Не будем торопиться, мой друг! У меня есть на уме кое-что для вас. А пока поработайте в Летучем отряде полиции.

Сартори ушел от начальника разочарованным.

Выйдя на улицу, комиссар решил немного побродить по городу, кото­рого почти не знал. Бывал в Риме три-четыре раза по служебным делам. Не торопясь спустился по улице Национале и свернул в переулок. Люди здесь ходили быстро, словно спешили на важные свидания, но не сталкивались на тротуарах. Сторонились границы потока автомобилей, мотоциклов и автобусов. Много разговаривающих. Сартори на лету ухватил сицилий­ский диалект из разговора двух элегантных синьоров, один из них сидел за рулем длинного белого «мерседеса». Затем ему встретилась группа негров, болтающих по-французски. Прошла рядом женщина, завернутая в сари. Вводили в соблазн девушки в мини-юбках.

Зашел в ресторан, с неохотой поел, исподтишка поглядывая на девуш­ку в мини-юбке, разместившуюся неподалеку от него.

На выходе Сартори немного задержался, пережидая начавшийся дож­дик. Девушка в мини-юбке столкнулась с ним на пороге, улыбнулась, будто извиняясь, и удалилась, покачивая бедрами. Больше всего ему понравились ее красивые ноги в длинных сапогах из черной кожи.

Вид этой незнакомки вогнал комиссара в меланхолию. В такие момен­ты он с горечью вспоминал, что ему исполнилось сорок пять лет и уже потеряны все шансы предстать в виде героя своих отроческих мечтаний. Высокий, стройный, волосы ежиком с проседью, всегда одет с иголочки (его единственной слабостью была страсть к галстукам), он знал, что может нравиться женщинам. Но когда представлялся случай «пошалить», грустное лицо жены останавливало его на пороге удовольствия.

Такси подвезло Сартори к Центральному полицейскому управлению.

Бригадир Корона уже ждал его, чтобы показать служебный кабинет, который определил ему начальник. Речь шла об убогой комнатушке с окном, выходящим во двор. Из окна не видно было неба. Зато хороший обзор на полицейские автомобили, стоявшие во дворе, и на людей, идущих по внутренним проходам.

— Как вам нравится комната, доктор? — поинтересовался Корона.

— Удивительная гадость, — буркнул Сартори.

Они сели перекурить.

Бригадир опять завел разговор об их городке Партанне, и эта болтов­ня начала надоедать комиссару. Пока он не хотел думать ни о чем, кроме службы.

Дверь открылась, и вошли трое: один в штатском, двое в форме. Коро­на представил их Сартори. Тот, кто в штатском, — фельдфебель Фантин, двое других — агенты Тортуозо и Мариани. Начальник на время, как он сказал, направил комиссару свою «команду», и эта временность положения действовала Сартори на нервы.

У Фантина вид был не особо бодрый, но, должно быть, дело свое он знал как никто другой, ибо за спиной у него было двадцать два года службы. Тортуозо, калабриец, второго срока сверхсрочной службы, казал­ся слишком серьезным и решительным. Из трех прибывших наибольшее доверие внушал комиссару Мариани. Уроженец Реджи-Эмилии, молод, симпатичен, с хорошими манерами. Сартори сделал бы ставку на него. Он редко ошибался в своих первых впечатлениях.

Они попросили дневального принести кофе. Коридор перед кабинетом был безмолвен. Сиеста. Но немного спустя со двора выехала «пантера» с включенной сиреной, прервав на полуслове фельдфебеля Фантина, кото­рый разъяснял комиссару обязанности Летучего отряда полиции. Приятно было слушать Фантина с его венецианским выговором.

Прошло несколько дней. Ничего существенного за это время не про­изошло.

Сартори в сопровождении Короны подыскивал себе квартиру, по край­ней мере, из четырех комнат. Он осмотрел уже несколько, но ни одна из них его не удовлетворяла.

— Хотелось бы побольше зелени, — говорил он. — Можно подальше от центра, но так, чтобы ребятишкам не надо было перебегать улицу по дороге из школы.

В этом году Тина и Карла учились в Калтаниссете, где гостили у бабушки с дедушкой.

Воскресенье было тягостным днем, несмотря на бледное осеннее солн­це, освещавшее стекла окон.

Сартори оставался в постели почти до одиннадцати. Он жил в неболь­шой гостинице, найденной бригадиром. Комиссар отказался от приглаше­ния на обед к Короне, хотя ему нравились привычные сицилийские блюда Мариастеллы. Вообще-то, и римская кухня была ему по вкусу, только идти далеко, а это уже мешало его привычкам.

Сартори вышел на улицу после полудня с ощущением небольшого нарушения координации движений. Причину такого нарушения он стыдил­ся открывать кому-либо (лишь однажды признался жене): если несколько дней у него проходили без «жертвоприношения Венере», появлялась раз­дражительность, шла носом кровь.

Около часа дня он вошел в ресторан, где несколько дней назад видел девушку в мини-юбке и высоких сапогах. Теперь уже он кое-что знал о ней. Зовут ее Кристина Варекья, и живет она на проспекте Стацбоне Пренести-на. Девушка была завсегдатаем этого маленького ресторанчика, и однажды, когда сидела за соседним столиком, комиссар прочитал ее имя и адрес на конверте, который лежал на скатерти рядом со столовым прибором.