Словом, фашистский генерал решил приспособиться к обстановке. Не трудно себе представить, как Илья Григорьевич заклеймил этого фашистского ублюдка, который гнусные насилия над русскими женщинами считает в порядке вещей.

* * *

Появился на страницах газеты новый, очень дорогой для нас писатель Александр Степанов. Хорошо помню тот день, 19 августа, когда впервые он пришел в редакцию. Я сижу в своем кабинете и просматриваю только что полученную из ТАСС сводку Совинформбюро, в который раз перечитываю две горькие строки: "После ожесточенных боев наши войска оставили город Краснодар".

Было о чем задуматься.

В этом состоянии и застал меня вошедший в мою комнату пожилой мужчина в летнем пальто и фуражке с черным околышем, в роговых очках.

- Здравствуйте! Я Степанов Александр Николаевич. Вчера прилетел из Краснодара...

Очень обрадовался я писателю. В памяти сразу же возник "Порт-Артур" и все, что мне не так давно рассказал Павленко, хорошо знавший Степанова. А дело было так. Весной этого года Павленко вернулся из командировки на фронт, зашел ко мне и после разговоров на разные темы спросил, знаю ли я писателя Александра Степанова? Я ответил, что не знаю.

- А роман "Порт-Артур" не читал? - продолжал допрашивать меня Петр Андреевич.

- И о романе ничего не слышал, - признался я. Вид у меня был, вероятно, смущенный: я подумал, что сейчас Павленко начнет меня корить за литературное невежество.

Он, очевидно, почувствовал это и не стал меня добивать.

- Впрочем, у нас и в писательском союзе вряд ли кто знает Степанова, и книгу его мало кто читал. Я был в Краснодаре, привез ее оттуда. Прочитай, получишь большое удовольствие...

Он вручил мне два тома в темно-серых обложках. Напечатан роман был на какой-то грубой, жестковатой бумаге в Краснодаре. Я заглянул на последнюю страницу, тираж 8000 экземпляров. Вероятно, поэтому книга и не дошла до Москвы.

Я прочитал "Порт-Артур" залпом, отрываясь только для самых неотложных редакционных дел. Конечно, хотелось напечатать о книге отзыв в газете, но одно серьезное обстоятельство меня смущало: вопрос о нейтралитете Японии, являвшейся сторонником гитлеровской Германии. Вопрос о японском нейтралитете был очень важен, и антиянонский материал в газете был бы некстати. Словом, я дал эту книгу начальнику Главпура Л. З. Мехлису и высказал свои сомнения. Лев Захарович тоже с интересом прочитал "Порт-Артур" и передал ее Сталину. Не знаю, какой у Мехлиса был разговор со Сталиным, но он сказал мне: "Сталину книга понравилась, однако он считает, что пока о ней писать не надо".

Как известно, пришло время, и "Порт-Артур" был отмечен Государственной премией, о книге было напечатано много одобрительных рецензий.

И вот встреча с писателем. Я усадил его в кресло, и Александр Николаевич стал объяснять, как он очутился в Москве.

- Выло ясно, что Краснодар нам не удержать. Только я начал укладывать вещички, готовиться к отъезду на юг, как примчался ко мне адъютант командующего фронтом Буденного и сказал, что маршал просит немедленно прибыть к нему. Усадил меня в машину и привез к Семену Михайловичу. А Буденный сказал, что в Москву летит самолет и он может незамедлительно отправить меня в столицу.

После небольшой паузы Степанов продолжал:

- Прибыл в Москву. Мест в гостинице нет. Талонов на питание тоже. Нет и разрешения на въезд. Пошел на улицу Воровского, в Союз писателей. Застал Фадеева. Объяснил ему все. Александр Александрович задумался и посоветовал:

- Знаете что - пойдите в "Красную звезду", они вас устроят. Вот я и у вас.

Я не стал терять времени. Надо устраивать Степанова, к тому же хотелось оправдать лестную рекомендацию руководителя Союза писателей. Сразу же получили для Степанова номер в гостинице ЦДКА, выдали офицерскую продовольственную карточку и отправили на "эмке" в отель. На прощание сказал Александру Николаевичу:

- Устраивайтесь, а утром пришлю за вами машину и станем думать, что дальше делать.

На следующий день, когда мы вновь встретились, я попросил Степанова написать что-либо для "Красной звезды", хотя, откровенно говоря, не представлял себе, на какую животрепещущую тему в те дни смог бы автор "Порт-Артура" выступить в нашей газете. Но Степанов сразу же предложил тему, заранее, видимо, обдумав ее:

- В первую мировую войну был единственный бой русской гвардии с немецкой гвардией. Если хотите, напишу о нем. Я служил в гвардейской стрелковой бригаде и хорошо знаю, как это было.

Вчера Александр Николаевич принес большой, трехколонный очерк "Бой русской и прусской гвардий в первую мировую войну". Это был рассказ очевидца и участника о том, как прибывшие на новые позиции в район Холма гвардейцы упорно сражались с врагом. Соль очерка состояла в том, что стойкая оборона дала возможность перейти русским гвардейцам в победоносное наступление.

Прочитал я очерк и подумал: зря опасался, что тема будет не актуальной. Обстановка на фронте как раз и требовала остановить врага, стоять насмерть, защищать свои позиции до последней капли крови. Очерк Степанова и учил этому...

* * *

Сегодня я позвонил Сталину и попросил принять меня. Хотел доложить о некоторых, как я считал, важных для газеты и для армии вопросах.

- Сейчас не могу, - ответил Сталин.

В его голосе, обычно спокойном и суховатом, мне послышались тревожные нотки. Я понял, что случилось что-то очень неприятное, и сразу же помчался в Генштаб. Когда я рассказал Бокову о звонке, он мне ничего не ответил, а показал телеграмму, отправленную накануне Жукову в Сталинград. После войны она была опубликована, и у меня есть возможность привести ее текст:

"Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь... Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению..."

Так Сталинград стал центром главных событий войны, а вместе с тем и наших тревог и забот. Я чувствовал необходимость хотя бы на короткий срок съездить туда, увидеть обстановку собственными глазами и оценить ее. Сегодня вызвал Симонова и Темина и сказал, что полетят со мной в Сталинград. Решил лететь 8 сентября, а пока дел невпроворот с очередными номерами газеты...

В номере выделяется прежде всего репортаж Высокоостровского под заголовком "Ожесточенные бои на всех участках". Корреспонденция нашего нового спецкора Ивана Артамонова о подвиге 33 воинов на подступах к Сталинграду. Эта группа бойцов была вооружена автоматами и винтовками. Имели они также гранаты, бутылки с горючим и одно противотанковое ружье с 20 патронами. Но в течение нескольких часов горстка бойцов бой вела с 70 немецкими танками и почти батальоном пехоты...

А вообще-то материалов в газету наши сталинградские корреспонденты шлют еще мало. И вновь выручают передовые и статьи Ильи Эренбурга.

"Не первую неделю, - пишет Илья Григорьевич в статье, которая называется "Сталинград", - идет битва за Сталинград. Тяжелая битва. Немцы решили захватить город, перерезать Волгу, задушить Россию. На Сталинград брошены десятки немецких дивизий. Здесь беснуется Германия, в горящей степи, перед неукротимым городом, здесь эсэсовцы, пруссаки, баварцы, фельдфебели, танкисты, солдаты, привезенные из Франции, жандармы из Голландии, летчики из Египта, ветераны и новички. Здесь сулят железные кресты и выдают деревянные".

Писатель еще раз напоминает о том, что значит для нашей Родины Сталинград. "Сталинград - это Волга. Кто скажет, что значит Волга для России. Нет в Европе такой реки. Она прорезает Россию. Она прорезает сердце каждого русского... Волга - это богатство, слава, гордость России. Неужели презренные немцы будут купать в ней своих лошадей, в Волге, в великой русской реке?.."

И заканчивается статья на высокой патетике: "В старину, когда русский человек божился, ему могли не поверить, но стоило ему проглотить щепотку земли, как все знали: этот не обманет. Землей клялись. Землей мы клянемся, крохотной щепоткой и необъятной страной. За Сталинград, за Волгу, за русскую землю!"