Из штаба корпуса Милованов отправился в батальон, наиболее отличившийся в первых оборонительных боях на Тереке у Моздока. Батальон вел тяжелый бой, прикрывая отход наших частей через Терек. Убило командира. Командование батальоном взял на себя комиссар Григорий Фельдман. Спецкор к нему:

- Мне надо срочно собрать материал о героях боев за Моздок.

Комиссар посмотрел на него с удивлением:

- До разговоров ли сейчас? Видите, что творится. Отправляйтесь, пока не поздно, обратно, на тот берег и ждите нас там.

Но Милованов остался в батальоне и переправился через Терек вместе с Фельдманом на последней лодке. Узнав об этом, генерал Рослый сделал выговор комиссару батальона, но в душе он, видимо, одобрял корреспондента. Об этом я узнал спустя много лет после войны, прочитав его книгу воспоминаний "Выстоять и победить". Там написано:

"Специальный корреспондент "Красной звезды" майор Милованов находился в третьем батальоне, когда шел бой за Моздок. Одним из последних - вместе с комиссаром Фельдманом  - майор уходил из города и написал статью "Стойкая оборона гвардейцев", в которой описан героизм третьего батальона".

* * *

Опубликован очерк братьев Тур "Колосья в крови", посвященный героизму колхозников прифронтовых деревень и станиц. В разгар рабочего дня над колхозным полем появился немецкий самолет и стал разбрасывать листовки. В них было написано: "Мужики и бабы! Германское командование запрещает вам убирать урожай. Если вы не выполните это распоряжение, то вы и ваши деревни будут стерты с лица земли". Наутро все село вышло в поле. Немцы открыли артиллерийский огонь по полю и селу. Снарядом убило колхозницу. Ее похоронили и ночью продолжали уборку. Впереди колхозников шли с косами бойцы стоявшей рядом боевой части.

3 сентября в сводках впервые появился Новороссийск. Через три дня сообщение о том, что бои идут в районе города, а сегодня - об оставлении Новороссийска. Но с этим сообщением в Генштабе поторопились. Когда вызвали по прямому проводу наших корреспондентов и спросили, почему ничего не передают об оставлении Новороссийска, они ответили: за город еще идут бои, немцев остановили у цементного завода. Дальше противник не смог продвинуться ни на шаг. Кстати, в этом я сам убедился, побывав в городе в апреле сорок третьего года. И об этом, забегая вперед, мне хочется рассказать.

Выезжал я тогда на Северо-Кавказский фронт, в Краснодар, а затем отправился в 18-ю армию. Первая остановка была в Геленджике, где расположилась редакция армейской газеты "Знамя Родины". Вместе с редактором газеты Владимиром Верховским и начальником отдела фронтовой жизни Иваном Семиохиным мы отправились в Новороссийск, на цементный завод "Октябрь". Там и стояли друг против друга наши и вражеские войска. Важным опорным пунктом обороны был "Сарайчик", расположенный совсем близко, в двадцати метрах от немецких позиций. Сколько раз противник пытался взять его штурмом, сколько выпустил туда снарядов и мин - не счесть, но не удалось ему сломить его защитников. Держал здесь оборону 1339-й полк. Я и решил посмотреть "Сарайчик", встретиться с его героическим гарнизоном.

В провожатые мне дали Семиохина. Этот высоченный, могучего телосложения майор здесь, на "Октябре", часто бывал и знал все ходы и выходы. В "Сарайчик" можно было добраться только ночью. Напялили мы на себя плащи, такие, в которых ездят на рыбалку, и поползли.

"Сарайчик" оказался совсем не сараем, а трансформаторным узлом, огражденным мощной бетонной стеной. "Сарайчик" было его кодовым названием. Познакомились с бойцами гарнизона и их командиром лейтенантом Мирошниченко. Мы увидели боевых, веселых ребят. Вели они себя спокойно, достойно, хотя опасность подстерегала их каждую минуту. Но к ней уже притерпелись, если вообще можно притерпеться к разрывам снарядов и пулеметным очередям. А когда зашла речь об опасности, один сержант с черными, словно нарисованными усиками сказал:

- Бояться? Так и немец боится. Кто больше - вот вопрос! Мы же на своей земле, а они в гостях...

Взвод дежурил неделю, а затем приходила смена. Так уж водится на войне: считают дни, часы, а напоследок и минуты. И они не были исключением, лейтенант объяснил:

- Там, на 9-м километре, в полку, спокойнее, а потом, баня и пища погорячей, и песни, а у кого и девчата...

Понравилось мне, что люди не рисовались, не говорили, что им все нипочем, а несли фронтовую службу, как положено.

Возвращались мы тоже в темноте. Немцы вели редкий минометный огонь по заранее пристрелянным ориентирам. Снова поползли, но все обошлось. Когда вернулись в Геленджик, сказал своему спутнику:

- А говорили, что страшно...

Семиохин парировал:

- Конечно, раз нас не убило, теперь не страшно...

* * *

Появилось сообщение Совинформбюро: "Наши войска вели упорные бои с противником в районе Синявино". Что это за бои? Кто наступает и кто обороняется? Какие задачи стоят перед нашими войсками? Увы, никаких официальных разъяснений нет. Несколько проясняет обстановку репортаж спецкоров "Атаки наших войск в районе Синявино". Значит, наступают не немцы, а войска Волховского фронта. Синявино фигурировало еще три дня, а затем исчезло из сводок Совинформбюро. Да и в "Красной звезде" были еще два репортажа, и на этом все кончилось. Если говорить откровенно, почти никогда в газете не освещались так блекло боевые операции. Здесь и подтекста, на который мы порой уповали, не было. А ведь это было наступление двух фронтов - Волховского и Ленинградского, имевшее далеко идущие цели: прорыв блокады Ленинграда. Ленинградский фронт в публикациях вообще не назван; сейчас не могу объяснить - почему.

Из-за недостатка сил фронты не смогли выполнить задачу. Правда, своими активными действиями они сковали на синявинском участке фронта силы врага, заставили его бросить сюда свои резервы, чем облегчили положение наших войск на Юге.

Но об этом в газете тоже ни слова.

* * *

Еще до отъезда в Сталинград я получил письмо Николая Тихонова. "...Мы очень болеем душой, - писал он, - за то, что делается на юге. И то сказать: проклятый немец забрался в Новороссийск, к Грозному, у Прохладной. Я написал статью "Слава Кавказа" о былом, о военном прошлом тех мест. Пригодится ли Вам эта статья? Мне очень хотелось бы ее увидеть у Вас. Напишите, какие кавказские темы Вас интересуют. Так как дела там будут идти осень и зиму, то и в материале кавказском газета будет нуждаться..."

Истый ленинградец, Тихонов потерял покой, когда немецко-фашистские войска прорвались на Юг. Кавказ - старая любовь Николая Семеновича. "Если бы не Ленинград, - писал он мне, - с которым меня связала судьба, я, конечно, поехал бы сейчас на Кавказ, в места, дорогие моему сердцу, чтобы принять участие в событиях, которые разыгрываются там с такой драматичностью. Мог ли кто подумать, что Кавказские горы увидят немцев? Ну, ничего не поделаешь... Надо драться с немцем всюду, где он есть. Иного выхода нет".

В те дни Тихонов незримо стоял в одном ряду с защитниками Кавказа, воюя за Кавказ своим разящим, как острый меч, писательским оружием.

Такой была и его статья "Слава Кавказа", опубликованная в сегодняшнем номере газеты. Начинается она так:

"Я слышу глухой раскат орудий, я вижу красные вспышки в темноте сентябрьской ночи. Это бьют наши морские и сухопутные орудия по немецкой нечисти, окопавшейся у ворот Ленинграда. Но сквозь этот гул я слышу далекий рев канонады над предгорьями Кавказа, сквозь зарева залпов сквозят зарева пожаров - горящих станиц и селений над бурными водами Малки, Баксана и Терека..."

Как прекрасно знал Тихонов Кавказ, героическую историю его народов. Эту историю он рассматривал как духовный фундамент нашего сопротивления. "Вот она, прошлая слава Кавказа! Она ударяет в сердце бойцов всех племен и народов прекрасного края. Она зовет на подвиг. Она говорит о том, как нужно бить смертельного врага... Как бы ни была тяжела борьба, народы Кавказа не посрамят чести своих героев, своих могучих отцов и дедов".