После этих слов он встал, ушёл к себе в кабинет и попросил ему не мешать. Весь вечер говорил с кем-то по телефону.

Лайнер, с именем одного из большевицких вождей, должен был отчалить ровно в полночь. Кирилл час назад прошёл паспортный контроль и сидел в каюте, рассматривая в окно ночную суету ленинградского порта. Ещё две недели назад он и предположить не мог, что его так внезапно отправят в эту длительную командировку, да ещё так далеко. Он очень давно этого добивался, но все будто были против него: и родители, и начальство, и Наташа. Теперь, когда Кирилл уже не очень этого хотел, всё получилось. Не мог он тогда знать, что именно отец подключил все свои связи и добился этой командировки для сына. Парень искренне думал, что это стечение обстоятельств.

      Он сидел в каюте и мысли об Ольге его не покидали. Он должен как-то ей сообщить о том, что уезжает надолго, что остаётся с Наташей и что скоро у них родится ребёнок. Он должен всё объяснить. Нельзя пропасть просто так, это неправильно и жестоко. Последний раз они виделись в апреле, чуть больше месяца назад. Встреча была страстной и перед расставанием Ольга сказала, что переезжает из Елисейска в Москву, так как хочет быть поближе к любимому. Нет, она вовсе не хотела разбивать семью, просто хотела быть ближе. Именно после этого Кирилл всё рассказал отцу.

Он достал из дипломата большую тетрадь и начал писать письмо Ольге. Как он будет его отправлять и откуда – не думал. Просто писал. Писал ещё любимой женщине. Этим письмом он перечёркивал часть своей жизни, убивал любовь и не только свою. Он исправлял, как ему казалось, ошибку. А, может, совершал новую.

– Какая же ты сука! – Александр Павлович не стеснялся в выражениях. Он продолжал пожирать Ольгу взглядом своим и шипеть. – Никакого ребёнка у тебя не будет. Вы это видали? – Александр Павлович повернулся к домочадцам, и развел руки, как конферансье перед объявлением очередного номера. – Видали? Отец всю свою жизнь вкалывал и прогибался, чтобы подняться. Дойти до нормальной должности, чтобы вырваться из того говна, в котором жили мои предки. Все! И она, в том числе, – он указал пальцем на бабушку Софью, – и вот когда мне, наконец, предложили возглавить горком, когда мне нужна безупречная репутация. Ваша Оленька мне заявляет: «Я буду рожать». Хрен тебе! Завтра же едем в область и делаем аборт. И только посмей ещё раз отсюда уехать. Вся милиция знает. Верну и морду всю изувечу. – Он схватил Ольгу за волосы, приподнял голову, и практически в упор ей повторил, – изувечу.

Оля сидела на жёстком табурете как на эшафоте. Ей уже было всё равно, что с ней будет делать этот мерзкий мужчина, который назывался её отцом. Она готова была ко всему. Отец продолжал что-то орать и брызгать слюной, но она уже ничего не слышала. Бабушка подняла Олю со стула и увела в свою комнату. Ольга уткнулась в плечо старушки и разрыдалась.

– Бабушка, миленькая моя, только ты меня понимаешь.

– Оленька, может он прав. Ты ведь Кирилла своего теперь не найдешь. Да и написал он тебе, что с женой останется. Как же теперь быть?

– Как быть? Как быть? – Оля бездумно повторяла бабушкин вопрос. – Бабушка, ну хотя бы ребёнок от него останется. Кровинушка его. Ты же знаешь, как я его люблю. Бабуль, я сильная, я воспитаю, подниму. Я смогу. Пожалуйста, сделай что-нибудь.

– Да я, внученька, и пенсию свою тебе готова отдавать. Что мне там надо, краюшку хлеба да стакан молока. Это у меня и без денег есть. Да вот только я против отца твоего – букашка. Он меня слушать не станет, а бежать бесполезно. Так же как сегодня, поймают и привезут обратно. Давай я тебе отвару успокоительного принесу. Выпьешь и заснёшь. Завтра будет новый день, там и посмотрим.

Новый день ничего хорошего не принёс. Отец усадил Ольгу в служебную «Волгу» и они поехали в областной центр. Он спасал свою репутацию, но ломал Олину жизнь. Ломал об колено, по-мужицки жестоко. Александр Павлович не боялся ни Бога, ни черта. Только над карьерой своей трясся, а жизнь Ольги и её ребёнка для него – не жизнь, а так, мусор.

День работника торговли всегда отмечали бурно, с размахом. Благо, была такая возможность. Ольга жила теперь вместе с Софьей Ивановной, в её маленьком доме на окраине Елисейска. Сам Александр Павлович, после того как стал первым партийным начальником в городе, получил большую служебную квартиру в центре. Там было место и для Оли, но она переезжать с родителями отказалась. Причины были более чем понятны. В тот летний день, 86–го года, она собиралась на торжественное празднование дня работника торговли в местный дом культуры. Ольга была одним из организаторов этого мероприятия. Всё было бы обыденно и просто, если бы не приезд одного из руководителей области. Поэтому мероприятие, так сказать, «раздули». Этим руководителем был не кто иной, как Георгий Руднев. Тот самый Георгий, который был секретарём Елисейского горкома комсомола. Теперь, после партийной школы и успехов в комсомольской работе, он стал одним из партийных лидеров области.

Оля уже была готова, но в её наряде не хватало какой-то детали. Она открыла шкафчик комода, чтобы подобрать украшение, но вдруг её взгляд остановился на почтовом конверте. Бумажный квадрат, усыпанный разноцветными печатями с непонятными буквами. Это было то самое, последнее письмо от Кирилла. Она хотела бросить его в печь вместе с памятью о бывшем… Да нет, не бывшем, а о самом первом и по-настоящему любимом человеке. И вот, когда она уже готова была дрожащей рукой бросить эту память в огонь, в дом вошла бабушка. Вся в снегу, разрумянившаяся от мороза, она сразу поняла, что собирается сделать Ольга, и спокойно сказала:

– Погоди, дочка. Ну, сожжешь ты сейчас весточку последнюю, а если в душе что всколыхнется, даже строчек на бумаге не останется. Не спеши, милая, так хоть память останется, коли ребёнка не сохранили.

Ольга закрыла заслонку печки и спрятала письмо в комод.

Вот прошло уже три года. Жизнь менялась, и Ольга сама поменялась очень сильно. Она старалась не возвращаться к прошлому. Но сейчас рука сама потянула к конверту.

– Нет. Не сегодня, – вслух произнесла она, – давай, Оля, не сегодня.

Она будто почувствовала, что именно этот день серьёзно изменит ход её жизни. Она взяла из ящичка золотую цепочку с кулоном и закрыла его вместе с прошлым, до лучших времен.

Торжественное собрание и концерт прошли на ура. На обоих мероприятиях Ольга сидела в первом ряду рядом с Евгением Барновским. Он теперь работал в горкоме комсомола. Кстати, с легкой руки Георгия. По всем раскладам, Евгений должен был скоро стать «первым». Да и нашумевшая в своё время статья в «Красной звезде», молодого корреспондента Кирилла Яковлева, сделала своё дело. Через несколько кресел, в этом же ряду, сидел Георгий Станиславович. Ольга запретила себе даже пробовать поворачивать голову в сторону областного начальника. Она прекрасно знала, как относится к ней Георгий, но решила не провоцировать ситуацию. А вот с Барновским Ольга с удовольствием заигрывала. Он был такой дисциплинированный простачок. И, как ей казалось, не ровно к ней дышал. Барновский всегда готов был сделать всё, что пожелает Оля. Да и с Олиным отцом вёл себя очень почтительно.

На банкете, после нескольких официальных тостов, когда под действием спиртного, налет официальности исчез, Оля заметила на себе пристальный взгляд. Она не стала оборачиваться, она точно знала, что это Георгий. Оля встала и пошла в фойе ресторана. Там она остановилась перед зеркалом. И вдруг перед ней выросла стройная фигура Руднева.

– Здравствуй, Оля! Ты с каждым днём становишься всё прекраснее и прекраснее, – говорил Георгий

– Вашими молитвами, Георгий Станиславович. Спасибо.

– Может, сядем где-нибудь, поговорим? Так, чтобы никто нам не мешал.

– А кто нам здесь мешает? – Ольга удивленно посмотрела на Георгия.