– Похоже, фронт наши не удержали? – пробормотал я, откладывая ключи и прислушиваясь.
– Да, грохотать стало громче, – подтвердил мехвод, тоже прислушиваясь.
Инструментов в танке было мало, поэтому использовали то, что нашли в обоих грузовиках, их сюда же под деревья загнали. А грохотало действительно всё ближе и ближе, и машин с ранеными стало куда больше, много телег с ними же катило по дороге. Стервятники тут же попытались атаковать вблизи моста одну из таких автоколонн, но, к счастью, зенитка у моста, обычный ДШК, уцелела и не дала прицельно проштурмовать колонны. Пару машин, конечно, задели, но не более.
Прошло ещё с полчаса, кстати, меня покормили, два куска хлеба выдали и целую банку тушёнки, погранцы аж удивились, как я это всё в одно рыло съел, а я притупил тот голод, что терзал меня изнутри, и, честно сказать, ещё бы поел. Так вот прошло полчаса, когда со стороны тыла прикатила «эмка», что встала у моста. Я особо внимания не обратил, продолжал ремонт двигателя, кажется, причину мы нашли, забит один из шлангов системы охлаждения, тот, что от радиатора шёл, я проверил, не продувался. Мы уже слили воду из радиатора и как раз снимали этот шланг, когда та самая «эмка» подкатила к нам, и оттуда выскочило несколько командиров. Все политработники, судя по знакам различия на рукавах. Их можно спутать с сотрудниками особых отделов, что тоже носили форму политсоставов для маскировки, но тут сразу видно, лекари человеческих душ пожаловали. И вот старший из них, судя по трём шпалам в каждой петлице – старший батальонный комиссар, подполковник по-нашему, двое других обычные политруки, как начал орать и визжать на нас. Нет чтобы подойти, спокойно осведомиться, так на нас начинают орать, брызгая слюнями. Называть трусами, дезертирами, что мы в тылу прячемся, когда на фронте танков не хватает, и обвинять в других грехах, да ещё размахивать наганом. Если остальные вытянулись, поедая начальство глазами – а что им ещё оставалось делать? – то я не стал слушать крикливого комиссара, а пробил ему двоечку в корпус и челюсть, отобрал револьвер, после чего направил тот на двух политруков, что также схватились за кобуры. А комиссар лежал на земле в наших ногах и, судя по безмятежной улыбке, видел третьи сны, только краснота наливалась на подбородке.
Прибежавшие старшина и командир охраны моста быстро разобрались, что случилось. Оружие у меня сразу отобрали, и старшина тихо, но зло спросил у меня:
– Ты что творишь?
– Давно мечтал это сделать, – с улыбкой ответил я ему. – Терпеть таких уродов не могу.
– Ты понимаешь, что это трибунал и расстрел? У него же челюсть сломана.
– Понимаю. Только вряд ли меня расстреляют. Я волшебное слово знаю, скажу его, и генералам по мордасам бить смогу, и хрена мне что будет.
– Ну-ну, шутник.
Дальше старшина действовал согласно принятым военным законам. Меня арестовали, обыскали, забрав всё, что нашли в карманах, планшетку забрали и бинокль, шлемофон я оставил, оставшись в комбинезоне, после чего меня загрузли в кузов полуторки, связав перед этим за спиной руки, и мы попылили в тыл. Перед нами катила «эмка», куда погрузили комиссара, который всё ещё не пришёл в себя. Охранял меня один из бойцов, старшина с остальными из-за сложной ситуации остался у моста, у них ЗИС ещё был. М-да, неожиданный поворот, но я не жалею. Забавно, но как меня зовут, у меня спросили, только когда старшина оформлял акт о задержании, который передавал конвоиру. Назвался настоящим именем и званием. Мне скрывать нечего, лично я горжусь сделанным.
Шутки шутками, но ситуация в действительности серьёзная. Я вообще сомневаюсь, что меня будут слушать. Да, кодовое слово у меня есть, то, которое я могу сообщить, получил его от представителей Сталина, а в том, что обо мне точно извещено, я был полностью в этом уверен. Да, циркуляры в особые отделы разных частей с описанием меня разослали, где также значилось это кодовое слово, но не факт, что мне дадут пообщаться с представителями особого отдела. Тут совсем другое дело, скорее уголовное, и решать его будут военюрист и тройка трибунала. А они слушать не будут, вряд ли и слово дадут, поднял руку на старшего по званию, да ещё на политработника, а они по факту своего существования неприкосновенны, и кары за это ждать следует незамедлительно. Так что расстрел тут более чем вероятен. Ну, если только в штрафбат не отправят, насколько я в курсе, их, согласно тем бумагам, что были мной отправлены в Ставку Главнокомандующего, тоже начали формировать. Только вряд ли пошлют, ударил комиссара я при множестве свидетелей, точно шлёпнут. Причём побыстрее, чтобы остановить не могли.
Я это не мог не понимать, а тогда как будто кто-то подтолкнул, и вот мой кулак летит в челюсть комиссару. Ситуация действительно серьёзная, но, как я уже говорил, не жалею. Таких гнид давить нужно сразу, этот вон до старшего батальонного комиссара вырос и растит ещё двух таких же последователей. Может, получив такой урок, всё же попроще вести себя будут? Хотя вряд ли, безнаказанность меняет людей, и эти уже были на пути такого изменения. Именно такие упыри поднимали батальоны и полки в атаку на пулемёты окопавшегося противника, находясь в тылу и наблюдая за гибелью подразделений в укрытии. Есть, конечно, и среди политработников белые вороны, что несут все тяготы простой службы, ходят в атаки с бойцами, но эта тройка не из подобных, точно говорю.
Мои размышления прервал рёв мотора, я только и успел привстать и, оттолкнувшись, вылететь из кузова. С некоторым трудом сгруппировавшись, перекатом катился по обочине, когда хлопнуло разрывами несколько мелких бомб, сброшенных с «мессера». Отмечу, что паренёк-конвоир, вооружённый карабином, собирался последовать за мной, к тому же полуторка тормозила, но не успел, бомба рванула у задних колёс грузовика, и тот пошёл кувырком, подмяв под себя погранца. Без шансов, погиб, а вот в кабине виднелось какое-то шевеление. В это время истребитель, заложив пологую петлю, снова стал падать на небольшую автоколонну, в хвост которой мы пристроились с политруками. Кстати, «эмки» не было видно, только пыль в поле. Дав по газам, её водитель уходил прочь. В принципе, правильное решение. Ещё сидя в кузове, я, старясь не шевелить плечами, пытался ослабить верёвки, да не получалось. Точнее, не успел закончить, а тут, когда перекатом шёл, вдруг обнаружил, что гашу скорость обеими руками. Как выдернул левую руку из петли, непонятно, но они стали свободными. Стряхнув с кисти правой верёвку, я машинально сунул ту в карман комбинезона, мало ли пригодится, и отбежал в сторону, где упал, закрыв голову руками. Истребитель пронёсся мимо, обдав жаром и ветром. Треск его пулемётов, пушку тот вроде не использовал, стих вместе с рёвом мотора, на третий заход пилот не пошёл, явно возвращаясь на аэродром. Ну а я, встав и отряхиваясь, направился обратно к своей полуторке, которая ярко полыхала, а из кабины истошно кричал водитель. Рванув на помощь, я только отшатнулся от пламени, что пыхнуло мне в лицо, да и какой-то красноармеец, подбежав, оттащил в сторону, крича, что сейчас патроны будут рваться. Видимо, опытный, знает, что говорит. Да и водитель смолк, уже не кричал.
Тот оказался прав, вскоре начали рваться патроны. Мы лежали чуть в стороне, пули изредка посвистывали над нами, но именно что изредка. Сам боец оказался водителем ЗИСа, что лежал чуть дальше на боку. Его взрывной волной повалило, тот к тому же одной стороной в яму как раз съехал, и так наклонён был, и тут несильный воздушный удар помог грузовику лечь на бок. Пока выбирался из кабины, истребитель улетел, а боец, подскочив, оттащил меня от полуторки. Особо я не опасался опознания, в колонне из десятка грузовиков меня никто не знал, могли опознать бойцы из полуторки, но они погибли, а тех политработников на «эмке» уже и след простыл. Люди возвращались к колонне. Часть грузовиков свернули в поле, часть пытались уйти на скорости, но три машины остались тут. Это наша почти сгоревшая полуторка, там ещё рвались патроны, но всё реже и реже, лежавший на боку ЗИС и полыхающий бензовоз. Он пустой был, пары взорвались, бочку разворотило. В общем, собралось с десяток человек, ещё присоединились от подъехавшей колонны, и мы поставили ЗИС на колёса. Раненых и убитых из его кузова уже достали и теперь укладывали обратно, машина на ходу была. А пока царила суета, я отошёл в сторону и, развернувшись, стал уходить в поле.
