Такое нездоровое положение дел на лестничной площадке продолжалось секунд десять, показавшихся молодому человеку полноценной минутой, и все это не пробудило в нем чувство страха или беспокойства, а напомнило о том непонятном, что занимало Алексея последний месяц.

– Здравствуй, Алеша, – сказал старик, после чего как будто все бытие вышло из паузы, и спросил: – В школу побежал?

Алексею было двадцать лет, и выглядел он не младше, а даже старше своего возраста.

– Да, дядь Петь, нонче в пятнадцатый класс пошел, – без улыбки сказал Алексей и с надменной серьезностью посмотрел на старика. Тот, конечно, не понял этой шутки и опять уставился на парня, но уже не тем странным взглядом, а теперь просто старческими, непонимающими глазами.

– Батя дома? – резко заорал сосед. – Нет.

– Зайду к нему за плоскогубцами, свои куда-то задевал, хорошие были, сейчас таких нет, положил, куда тридцать лет ложил, ну вот куда? – развел руками старик. – Наверное, Сашка поросенок утащил куда.

Алексей уже был на этаж ниже.

– Зайдите, дядь Петь, зайдите, – крикнул он.

Через пять минут молодой человек уже стоял на остановке в ожидании автобуса. Ждать почти не пришлось, автобус подошел сразу, что было принято Алексеем за добрый знак. Так же, как и множество других студентов, он был запутан в этом суеверном узле транспорта и удачи, за что всегда себя – интеллектуала – попрекал.

Двери распахнулись, и небольшая толпа людей ринулась внутрь пустого автобуса. Зашел первый человек, второй, третий, но четвертый внезапно остановился. Люди забурлили и стали, слегка задевая, обходить остолбеневшего и залазить в автобус. Алексей ловко обошел все препятствия, заскочил на подножку, прыгнул на заднее место, находившееся на возвышении, и повернул голову, чтоб глянуть на вкопанного мужика. Удивление охватило Алексея так, что он и сам был обездвижен; взгляд человека был точь-в-точь таким же необъяснимым, безжизненным и застывшим, как у соседа десять минут назад. Двери закрылись, оставив вкопанного на остановке. Автобус тронулся, и что-то заставило сделать этого аномального недопассажира четыре шага назад. Алексея озарила догадка, он вспомнил, где еще видел этот взгляд, помимо как у этого на остановке и соседа. Не так давно он смотрел документальный фильм, точнее документальные кадры без звука, коих с лихвой хватает в Сети, где были запечатлены лица покойников с открытыми глазами.

– Они становятся мертвыми, и что-то движет ими, – с ужасом сам себе прошептал Алексей, – будто биологически они остаются, а душа уходит… Или нет! Будто одно тело и остается, а все остальное уходит. Нет, тоже не так, – неуклюжими мыслями, тщетно пытаясь найти истину, кипел Алексей, понимая, что эта детективная линейность ни к чему не приведет.

– Дворец пионеров, – еле понятно вырвалось из динамика над дверью, словно сюда – в автобус – вещали с космического корабля, подлетавшего к Луне.

– Как? Уже шесть остановок проехали? – спросив не понятно у кого, уже уставший удивляться, еле удивился Алексей.

Осмотревшись и увидев вокруг себя других пассажиров, неподвижно уставившихся на бесцветную картину за окном, уснувшего кондуктора, на Алексея навалилась странная лень, как тяжелая бетонная плита, обездвижив все его мысли, которые из последних сил выдали заключение – тот человек ненормальный, а сосед… – плита лени, возникшая из этого ненормально усыпляющего автобуса, довела дело до конца, молодой человек застыл с выпученными глазами в безмысленном состоянии.

Алексей вышел на своей остановке и, не помня, зачем он сюда приехал, направился в сторону своего корпуса.

То, что произошло с ним далее, заставило бы его удивиться, если бы это То не лишило самой способности удивляться.

Пройдя несколько метров, он почувствовал какую-то необъяснимую слабость, схожую то ли с легкостью, то ли с невесомостью всего окружавшего, словно он оказался в вакууме. Что происходило с ним следующие несколько минут, было неведомо самому Алексею. Все его тело, все чувства и даже мысли – все его существо остановилось; нельзя сказать, что весь он исчез, но он будто бы перестал быть. Чувства, как палец с засохшим на нем суперклеем, потерявший способность осязания, были словно в самих себе – существовали, но не чувствовали. Мысли тоже не исчезли, но каким-то необъяснимым образом не двигались, будто застыли, их не становилось больше или меньше – все застыло, но не ушло.

Вдруг Алексей очнулся и обнаружил себя в другом месте, его как будто вновь подключили к миру. Он в обычном смысле не помнил произошедшее с ним только что, но ощутил то самое состояние, которое ощущал последний месяц, и теперь неотчетливо, но все же осознавал, что это состояние не вызвано какой-то идеей, как он сам думал до этого момента, которая должна вот-вот появиться, он догадался, что эти необычные поиски внутри себя связаны не с чем-то рождающимся, а с чем-то уже давно родившимся и жившим внутри него.

Его резко кто-то откуда-то окликнул, Алексею показалось из-за спины, не угадав, он начал по-дурацки суетливо вертеть головой и очень удивился, когда прямо перед собой увидел свою знакомую. Эта знакомая была в прошлом его любовницей, если такое слово можно применять в студенческие годы. Причем статус прошлой любовницы вовсе не означал нечто прошедшее, а наоборот, оповещал о перспективе будущих все тех же любовных отношений. Звали преодолевшую законы времени любовницу как нельзя любовней – Любовью.

– А, привет, Люба, – не своим самоуверенным и всегда многозначным, а каким-то растерянным тоном поздоровался непохожий на самого себя молодой человек.

– Привет, Леш, что с тобой? – не заботливо, а удивленно спросила девушка, рассматривая и уже ища в парне что-то, что могло бы хоть на миг, хоть эстетически доставить удовольствие ее постоянно алчущему любовных наслаждений нутру.

Любовные отношения между Алексеем и Любовью были недолгими, по форме довольно романтическими, но по сути крайне эгоистическими. Каждый из них пользовался другим как инструментарием для утоления множества своих желаний. Молодой человек когда-то ночью в комнате общежития при свете луны читал стихи этой обнаженной Любови и поймал себя на мысли, что пиитствует он только потому, что ему самому это нравится; нравится ночь, комната, луна, нравится читать стихи, нравится девушка, но что она чувствует и думает, и нравятся ли ей стихи, луна и ночь, молодого человека нисколько не интересовало. Девушка была также не из разряда жертвующих собой ради счастия других; так и в отношении с Алексеем она не стремилась растворить себя в жизни молодого человека, потому как был еще Александр, живший в общежитии на два этажа выше, а также Павел – одногруппник, а также Евгений, редко появлявшийся во время общажных вечеринок непонятно откуда, как будто из воздуха, а потом таким же образом исчезавший. Алексей вписывался в ее умственные и телесные критерии, а также с трудом, но все же пропускался по критериям финансово-продовольственным. Прекратили любовники свои отношения из-за каких-то мелких внешних обстоятельств, которые не желал решать никто из них. И потому молодые люди смотрели друг на друга сейчас – Алексей уже почти пришел в себя – как деловые партнеры, расторгшие договор, но осознающие немалую возможность заключения нового контракта на взаимовыгодных условиях.

– Голова что-то кружится, – с улыбкой ответил Алексей, не желая казаться больным.

– Наверное, вчера до ночи кружился, вот и кружится, – пошутила девушка. Алексею понравилась шутка. – Пойдем со мной? Я к Натахе иду на день рождения, они у «никому» собрались.

«Никому» было местом, где стоял огромный, грязный, уже без надписей мраморный постамент, на котором когда-то стоял памятник Ленину, но во времена оны, когда произошли всем известные исторические метаморфозы, тот самый памятник куда-то делся. Один из преподавателей по философии, склонный к метафизическим изречениям, говорил, что он видел, как памятник сам ушел. Но как бы там ни было, теперь на постаменте памятника не было, и потому бойкий студенческий ум когда-то заключил, что теперь это памятник «никому».