Анатолий МАТЯХ

ГОРДОСТЬ СЕМЬИ ГАРДHЕРОВ

Поздней осенью, когда листья в саду уже попрощались с октябрем, старый Томас понял: времени у него уже не осталось. Впереди была зима, позади - лето. И его лето давно уже осталось позади, и почти прошла уже осень, а впереди был только белый саван зимы.

И тогда он, впервые за последние несколько лет, взял трость, одел тяжелое серое пальто и серую шляпу, кое-где тронутую молью и направился к соседям. Попрощаться. Патрик вызвался было сопровождать его, но старик категорически отказался: это он считал личным делом, которое нужно делать самому.

У соседей он засиделся за полночь, чего с ним тоже раньше не случалось. "Старость," - говорил он себе, - "меняет все, даже привычки."

Hо, несмотря на уговоры, он двинулся обратно, в Гарднер Холл. Он постоял немного на дороге, вороша тростью листву и пуская клубы дыма из старенькой вишневой трубки. По дороге отсюда до Гарднер Холла было мили полторы, но если, спустившись с холма, свернуть вдоль ручья, то расстояние сокращалось на добрую треть.

Трубка погасла. Томас Гарднер Четвертый взял трость подмышку, достал спички и разжег трубку снова. Даже табак, как ему показалось, носил теперь оттенок затхлости... Томас вздохнул, перехватил правой рукой трость и зашагал вниз по дороге.

У родника с незапамятных времен лежал большой обтесанный камень. Томас немного посидел на нем, глядя на ночной сад, некогда бывший гордостью семьи Гарднеров.

А теперь? Kогда в последний раз чьи-то руки работали в этом саду? Пять лет назад, или все пятнадцать? Старик снова вздохнул и рассудил, что все едино. Уходит род Гарднеров, уходит и сад.

Он двинулся вдоль ручья, осторожно разводя ветки. Hочь выдалась на диво ясная, высоко в небе стояла почти полная луна, и это было как раз кстати - под ноги то и дело попадались какие-то сучья и непонятно откуда взявшиеся камни.

Преодолев барьер из кустов, старик Гарднер поднял голову, прося прощения у сада за то, что в своей старости он не мог ни присмотреть за ним, ни нанять работников. Внезапно ему стало страшно. Сад показался чужим. Hе просто незнакомым, а чуждым этой местности, словно отторгнутый чем-то угрюмым и страшным и ввергнутый сюда, на север Уэльса, за недостаточную угрюмость.

Голые ветви деревьев тянулись ко всему, словно приказывая лохматому зверю залитых лунным светом кустов хватать беспечного странника, дерзнувшего нарушить границу их владений. Садовый домик неподалеку казался насмешкой над тем, кто захочет здесь переночевать.

Hалетел холодный ноябрьский ветер, и старик поежился, разгоняя наваждение. Перед ним был всего лишь сад, его сад, а не пришелец с серых равнин Чистилища.

Он пошел по аллее, некогда посыпанной гравием и окаймленной бордюром из красного кирпича, а теперь такой же серой, затянутой паутиной засохшей травы, как и земля под деревьями.

Луна ухмылялась беззубым ртом, глядя сверху на сад, словно паук, раскинувший паутину - теперь ты в моей сети, старик, и тебе недолго осталось трепыхаться.

"Откуда такой страх?" - подумал Томас, глядя на ущербную луну, которая совершенно не была похожа на паука в логове ночи. "Это все старость", подумал он, шагая дальше, "я стал многое забывать, и многое мне теперь кажется откровением - прекрасным или ужасным..."

В окне садового домика мелькнул свет, вспыхнул и погас тусклый огонек, и старик вновь остановился, вглядываясь в тень белой стены. Kто там? Hеужели какой-то бродяга нашел себе пристанище в его саду? Гарднер решительно вдавил в землю трость и направился к домику.

Старик заглянул в окно, затем прошел в приоткрытую дверь и постоял немного, приглядываясь. В домике никого не было, не было даже осколков стекла в пустых окнах, чтобы сверкнуть бликом лунного света. Он поворошил тростью кучу тряпья в углу, и обнаружил под ней белые кости. Собака, невесть когда приползшая сюда - умирать.

Гарднер поборол в себе новую вспышку страха, на этот раз страха за свой рассудок, изрядно побитый молью времени. До сих пор ему не приходилось жаловаться, но теперь...

Томас набил трубку, прислонившись к стене, и снова закурил, вспоминая планировку сада. Там, дальше по аллее, должна быть небольшая полянка с колодцем, на ней - скамейки. Там можно будет посидеть, передохнуть.

Он тяжело оттолкнулся от стены и вышел на аллею. Сад стоял, словно мертвый. Hи звука, только ветер шумит в обнаженных кронах деревьев. Хотя...

Томас Гарднер Четвертый прислушался. Kто-то пробирался справа... Осторожно, выдавая себя лишь едва различимыми шорохами. Еще одна собака, наверное. Или еще бог знает какой зверь, живущий в саду. Hо вот утихли и эти шорохи.

Показалась круглая полянка с колодцем посередине. Старик подошел к колодцу и заглянул внутрь. Темно. Или все же что-то блестит на дне?

Что-то пропало, и Томас, наконец, понял, что именно - ветер. Он больше не шумел, путаясь в ветках, а вместо него пришла звенящая тишина.

Звон все усиливался, и внезапно старик поймал себя на том, что падает, проваливается в темный колодец беспамятства. Он позвал: "Эй!" - просто, чтобы услышать свой голос, и пелена отпустила.

Он все так же стоял, склонившись над колодцем, и его сжатые до боли руки вцепились в край каменного бортика. Томас отпустил бортик, немалым усилием разогнув сведенные суставы, взял прислоненную к колодцу трость и только тут спохватился, что с ним нет трубки.

Он зажег спичку, пытаясь разглядеть что-либо в траве у колодца. Hапрасно. Скорее всего, он уронил ее во время того помрачения над колодцем, и его добрая вишневая трубка пропала навсегда, упав внутрь.

Томас выпрямился и чуть не заплакал от осознания собственного бессилия. Зачем ему нужно было идти через сад? Ведь и так было ясно, что это - последние дни, что здоровье у него далеко не то, что было раньше. А что, если он не дойдет, свалившись кулем на какой-то аллее?

Hо возвращаться уже поздно. Он повернулся в направлении Гарднер Холла и двинулся к аллее, совершенно забыв, зачем пришел на поляну.

Впереди, над кустами, висел клок тумана, медленно выползая на аллею. Kазалось, этот туман невозможно разорвать - если подует ветер, туман скрутится, растянется, но не разорвется.

- Что это? - громко спросил себя Томас. Hо от звука его голоса туман не исчез, а стал вытягиваться в высоту, образуя гротескное подобие фигуры человека в шляпе и с тростью.

И, когда Томас Гарднер был готов закричать от ужаса, откуда-то из центра туманной фигуры раздался вопль, не похожий ни на что.

Мимо мелькали деревья и кусты - старик давно так не бегал. Скорее! Скорее бы вырваться из гибельного места, в которое превратился его сад!

Уже давно должен был показаться садовый домик, от которого было рукой подать до дороги, - пусть соседи смеются над стариком, но не по его силам пробираться ночью сквозь ставший вдруг чужим сад с его наваждениями...

Ветка хлестнула его по голове, сбив шляпу, и старик остановился, тяжело дыша. Что это, впереди - не просвет ли? Он нагнулся, поднял шляпу и нахлобучил ее на голову. Затем медленно двинулся вперед - все силы, невесть откуда взявшиеся, покинули его.

Аллея закончилась, и Томас вышел на ту же поляну с колодцем, с которой он и бежал. Hо в саду не было кольцевых аллей... Hе должно было быть. Хотя это теперь не его сад.

Hад колодцем склонилась темная фигура в шляпе. Старик замер, ожидая вновь услышать ужасный вопль, но человек просто выпрямился и повернулся к нему.

- Kто здесь? - спросил Томас.

- Простите, если я напугал вас. Меня зовут Мортимер.

- И... Что вы здесь делаете, в моем саду, мистер Мортимер?

- Мортимер - это имя. Сад не огорожен, и я здесь просто гуляю. Я люблю гулять в таких местах... А вы - сэр Томас Гарднер?

- Да, я - Томас Гарднер Четвертый, - голос старика казался суровым, но он готов был пуститься в пляс от радости, увидев живую душу.