- Животных?

С трудом сглотнув, Луис рассказал Эрлу про полицейский участок. Про собак. Как они погибли, сражаясь с людьми, и друг с другом.

- Хммм, интересно. - Эрл задумался. - Что ж, есть лишь одно логичное объяснение. Гормоны.

- Гормоны?

Эрл кивнул.

- Да, гормоны, феромоны. Долгое время считалось, что феромоны относятся к сфере насекомых. Но это не так. Недавние биохимические исследования говорят о другом. Все виды имеют их. Большинство феромонов являются видоспецефическими, но некоторые могут считываться и другими видами. Существуют феромоны агрегации, функция которых состоит в объединении видов для защиты от хищников или для спаривания. Феромоны-праймеры, которые вызывают поведенческие изменения в ответ на окружающую среду. Релизеры или феромоны-аттрактанты, которые привлекают брачных партнеров за многие мили. Территориальные феромоны, которые присутствуют в моче для обозначения территориальных границ или логовищ или для отпугивания чужаков. Секс-феромоны, указывающие на то, что самка готова к спариванию. Все виды химических сигнатур. А еще есть феромоны тревоги, которые предупреждают вид, когда один из них подвергается нападению. Исследования показали, что эти феромоны активируют у млекопитающих инстинкт боя или бегства. Они делают животных довольно агрессивными. Безобидный кот превращается в дикого зверя. Животные, на которых охотятся, как правило, убегают, хищники же вступают в бой. Те "примитивы" - какое милое название - должно быть, источали феромоны тревоги или абсолютной агрессии, и собаки среагировали соответствующе. Произошла химическая реакция. Собаки не могли ничего с собой поделать. Они стали драться. Будто сплотившись против общего врага, они стали драться с нашими "примитивами". В противном случае они дрались бы друг с другом.

В этот момент Луис ненавидел Эрла. Тот опускал человека до уровня лабораторной крысы. Возможно, все виды становились жертвами собственной химии, но Луис ненавидел эту идею. Это было так... бесчеловечно.

- Этот регресс, Эрл. Можно его остановить?

Эрл даже не попытался ответить на этот вопрос.

- Слышал когда-нибудь о человеке, по имени Рэймонд Дарт?

Луис ответил отрицательно.

- Рэймонд Дарт был австралийским антропологом и сравнительным анатомом. Настоящий гигант в данной области. В 1924-ом он обнаружил ископаемые останки австралопитека в известняковом карьере в Южной Африке. Со временем он обнаружил больше останков этих вымерших гоминидов, а также многочисленные окаменелые кости, принадлежавшие добыче австралопитеков. Также он обнаружил примитивное оружие, такое как дубинки, сделанные из костей антилопы, и ножи, сделанные из челюстных костей, а еще кучи костей животных и черепов павиана, которые носили следы смертельных ударов, оставленных этим самым оружием. Как и черепа других австралопитеков. Факты, которые были подтверждены судмедэкспертами, исследовавшими останки. То была заря организованных убийств, Луис! За четверть миллиона лет до появления человека! На основании этого Дарт предположил, что мы произошли не от незлобивой травоядной обезьяны, как утверждала общепризнанная палеоантропология, а от дикой хищной обезьяны с желанием убивать. Эта теория называлась "Обезьяна-убийца". Он увековечил ее в своей статье "Хищнический переход от обезьяны к человеку". Он писал, я цитирую дословно: "Забрызганные кровью, выпотрошенные архивы человеческой истории, начиная самыми ранними египетскими и шумерскими записями и заканчивая самыми недавними зверствами Второй мировой, связаны с ранним повсеместным каннибализмом, с принесениями в жертву животных и людей или их замещениями в официальных религиях, и с распространенным по всему миру скальпированием, охотой за головами, телесными увечьями, и некрофильскими практиками человечества, чем провозглашают этот общий кровожадный дифференциатор - эту хищническую привычку, эту метку Каина - который диететически отделяет человека от антропоидных родственников и скорее связывает его с самыми опасными плотоядными." Ну, разве ты не видишь это, Луис? Разве не понимаешь?

Луис был слишком уставшим, чтобы думать, ибо все это было очень сложно.

- Полагаю, мы произошли от обезьяны-убийцы. Не то, чтобы я очень удивлен.

- В общем и целом, да, - сказал Эрл, очень обрадовавшись возможности снова читать лекции. - Врожденная порочность нашего вида происходит непосредственно от обезьяны-убийцы. Цивилизация - это лишь хорошее прикрытие, потому что по сути своей мы - зверские убийцы. Мы защищаем свою территорию, мы агрессивны и жестоки. По отношению к нашему виду и всем остальным, вот почему мы ведем войну, это основа массового истребления, серийных убийств, геноцида, и нашей инстинктивной жестокости. Мы - убийцы. Послушай меня, Луис. Далее Дарт предположил, что мы не развили интеллект, а затем обратились к убийству, мы развили интеллект, потому что обратились к убийству. В какой-то момент наши предки отвернулись от своих неагрессивных двоюродных братьев. Эти ранние гоминиды, возможно, стали хищниками из-за нехватки пищи и из-за подражания другим хищникам. Мы научились стоять прямо, чтобы охотиться, чтобы преследовать добычу. Руки, свободные, чтобы хватать и рвать, но из-за отсутствия зубов и когтей мы придумали оружие. Грубые имитации из костей, камня и дерева. Теперь использование оружия влечет за собой серьезную согласованность действий, поэтому наша нервная система стала неполноценной, а мозг увеличился. Развитие охотничьей тактики еще сильнее увеличило наш мозг. Сегодня мы - люди, Луис, поскольку наши предки были убийцами. Как сказал Роберт Ардри в "Африканском Бытии", "не человек создал оружие, а оружие создало человека"

Эрл сказал, что теория "Обезьяны-убийцы" очень противоречива. Многие антропологи отвергли ее, видимо, потому что она смела их консервативные, бескровные теории в мусорную корзину, где им и место. Но сейчас нет причин сомневаться в ней. Поскольку там, на улицах беснуются обезьяны-убийцы.

- Дьявол, так сказать, появился из наших хромосом, Луис. Подобно некоторым болезням и раковым заболеваниям, которые являются наследственными по своей природе, генетическое желание регресса непреодолимо. Бороться с ним это все равно, что бороться с цветом своих глаз. Он предустановлен, запрограммирован заранее и совершенно неизменен.

Луис вздохнул.

- Но почему Мейси сумела побороть этот регресс? Почему сумел ты? Почему я еще не превратился в дикаря?

- Кто его знает, Луис. Возможно, в какой-то момент этот ген вывелся из твоего рода. Возможно, таких, как ты тысячи, а может, всего несколько человек. Что касается меня и девочки... боюсь, что возвращение рассудка носит лишь временный характер. Своего рода ремиссия.

Луис не знал, что ответить. Это была дикая и невероятная теория, хотя возможно, так оно и было. И это беспокоило больше всего. Ибо человек в душе был зверем, а цивилизация - не более чем иллюзией. Как сказал Эрл, красивым прикрытием, за которым кроется уродливый монстр... и за этим прикрытием можно было бы спрятать все те когти, зубы и кровожадность, но они никуда не делись. Ждали своего времени. А еще, как сказал Эрл, это довольно часто случалось на индивидуальном уровне, а иногда - на общинном. Но то, что происходило здесь, наверное, впервые достигло таких пропорций, инфицировало и вызвало деградацию у такого количества людей за столь короткий промежуток времени, приняло мировые масштабы. Но это происходило всегда, с самого начала. Время от времени ген активировался - несомненно, случайно - и появлялись серьезные жертвы. Но тот Большой взрыв, Судный день человечества, наступил только сейчас.

Страшно становилось от мысли, что все, за что человек боролся и чего достиг, теперь разрушалось примитивным геном, биохимическими реакциями глубоко в микроскопических клетках.

- Я боюсь за человечество, Луис. Очень сильно боюсь. Что если этот регресс продолжится? - задумчиво произнес Эрл. - Что будет через год? Мы продолжим деградировать? Те люди, они еще не утратили способность говорить и мыслить логически. Но я бы сказал, они стремительно превращаются из Гомо сапиенс в Гомо эректус. Конечно же, это всего лишь предположение. Но на что мы будем похожи через пять или десять лет? Будет ли наша культура целиком и полностью забыта? Не превратимся ли мы в группы охотящихся австралопитеков? Не будем ли делать орудия из костей животных, бродить по вельду, по лесу или лугу, ведомые кровожадностью предков, пока наши города будут медленно превращаться в руины и воспоминания?