– Посмотри, Фрэнк, – повторила она. – Ну разве не досадно?
Мур прочитал вслух предложенный ему листок:
– «Дорогая Люси приезжай пожалуйста несколько дней Ева больна Ричард». Подняв брови, он несколько мгновений смотрел на нее. – Тьфу, пропасть! – ругнулся он. – «Дорогая Люси» – сильно сказано.
– Очень досадно, – сердито согласилась она. – В особенности когда надо развлекать Анну. Что же она подумает…
– Но… ты не собираешься поехать?
– Несколько дней… – задумчиво повторила Люси. – Наверное, до вторника. – Вздохнув, она сказала: – Полагаю, придется!
– Ну конечно! – возмутился муж. – Ты ведь знаешь, они просто используют тебя. Давно ты не получала весточки от брата! Кажется, пару лет назад случилось то же самое? И когда ты сделала для них все, что могла, они выбросили тебя, как горячую картофелину. А в благодарность послали тебе рождественскую открытку – помнишь?
Люси вспыхнула: ну и тон у Фрэнка!
– У меня есть чувство долга, Фрэнк, – твердо возразила она. – Меня не волнует то, что делает Ричард. А волнует то, что делаю я. Ева больна. Кроме того, он мой брат.
– Как я люблю папу римского! – грубовато воскликнул Фрэнк. – Ты нужна мне здесь. Не надо уезжать.
Но она совершенно спокойно отмела в сторону как его грубость, так и возражения. Люси была не из тех, кто пренебрегает своими обязанностями. Ричард, ее брат, в силу обстоятельств обратился к ней, и, хотя выполнение этого долга было связано с очевидными неудобствами, она уже приняла решение.
– В каком-то смысле нам повезло, что Анна здесь, – размышляла она вслух, и ее голос звучал ровно. – Она сможет ухаживать за тобой.
– Ухаживать за мной? Не хочу, чтобы она ухаживала за мной.
В его тоне зазвенела нота протеста. Но сейчас, как и всегда, этот протест всего лишь высек искры из непреклонности Люси.
– Мне подойдет десятичасовой поезд, – пробормотала она, как будто отрезала: «Я так решила, Фрэнк». Да, она решила окончательно и бесповоротно.
Тема больше не обсуждалась. Он резко поднялся и, надевая пиджак, заявил:
– Ты всегда делаешь по-своему. И ничего другого знать не хочешь. Так можно далеко зайти.
– Я совсем не хочу ехать, – парировала она. – И это всего лишь до вторника.
Муж с минуту смотрел на нее, потом его хмурое лицо постепенно расплылось в улыбке. Он покачал головой.
– Я люблю тебя, это ясно, – сказал он, – а иначе ни за что не позволил бы так туго натягивать поводья.
– Вот и славно, – откликнулась она, разглаживая его воротник.
Нежно поцеловав Фрэнка на прощание, Люси подошла к окну, чтобы посмотреть мужу вслед. Его фигура на дороге становилась все меньше, пока не исчезла вдали. Тогда Люси поднялась наверх и с сосредоточенным видом постучала в дверь гостевой комнаты.
– Мне ужасно жаль, Анна! – воскликнула Люси, то хмурясь, то улыбаясь. Присев на край кровати, она рассказала о своем затруднении. – Очень не хочется ехать, но я не вижу другого выхода. Думаю, брат во мне нуждается.
– Мне все равно, – сказала Анна и, не сводя глаз со своих пальцев, принялась заплетать распущенные волосы, спадающие на желтую домашнюю кофту. – Я не возражаю.
– Ты не расстроилась?
– Из-за чего?
Она перестала заплетать волосы, но не отбросила назад толстую косу, а безо всякого кокетства оставила ее на месте.
– Что ж… – пробормотала Люси и зарделась. Она не ожидала такого равнодушия в ответ на свою новость. – К сожалению, мне придется уехать десятичасовым поездом.
– Как тебе угодно, – приветливо произнесла Анна, спокойно поднимая большие карие глаза. Они ярко сияли на гладком, как слоновая кость, лице.
Между двумя женщинами воцарилось молчание. Одна была открытой, энергичной, целеустремленной, другая – сдержанной, пассивной, флегматичной…
– Ты присмотришь за Фрэнком! – сказала Люси и поднялась. – Не позволяй ему хандрить.
– Мы хорошо с ним ладим, – беспечно бросила Анна. – Фрэнк знает меня, и я знаю его.
«Почему, – думала Люси, спускаясь вниз, – Анна не могла в порыве чувств сказать: „Жаль, что тебе придется уехать. Но, конечно, это необходимо, ведь твоя невестка больна. Однако я вполне справлюсь без тебя“? Но нет, она так не сказала, – видимо, дело в ее характере…» Люси несколько секунд с раздражением пыталась решить это трудное уравнение. Ей нравилось осязать суть любого явления, неразрешенная загадка вызывала у нее досаду. Должно быть, сделала она вывод, Анна справедливо возмущается тем, что хозяйка дома нарушает долг гостеприимства, хотя ее к этому вынуждают обстоятельства. И Люси, примирившись с таким ответом, в конце концов выкинула его из головы.
Освободившись от глупых мыслей, она направилась к спальне сына, чтобы сообщить о своем отъезде.
– Питер! – позвала она.
Он появился в дверях, еще не полностью одетый. Для удобства матери, да и своего собственного, в будние дни он завтракал после ухода отца.
Люси взглянула на сына, пряча в глазах обожание.
– Сегодня Нетта накормит тебя обедом, – тактично объявила она. – И с тобой некоторое время побудет Анна. Я… я уеду.
Он уставился на нее:
– Но зачем, мама?
– Будет весело, правда? – Люси уклонилась от ответа и, поправляя его галстук, с нажимом добавила: – Обещаешь мне заботиться об Анне?
Идея его явно заинтересовала, он находил ее исключительно важной и все же с расчетливой непосредственностью, показавшейся матери просто обворожительной, сказал:
– Если я это сделаю, ты дашь мне… – он помедлил, – знаешь… – И произнес слово по буквам. – Да – если сделаю? Для моего кувшинчика.
Конечно даст – пенни, какая чепуха. Не такой он мальчик, чтобы потратить деньги на дешевые дрянные сласти. Нет, он копил эти пенни с похвальным благоразумием, утешительным для ее материнского сердца.
Его наградили пенни – разве могла она отказать ему? – и сердечным долгим объятием. Нетте были даны подробные инструкции, и наконец Люси отправилась в путь.
Утро выдалось бодрящим, с той осенней свежестью, которую она так любила, и Люси с удовольствием прошлась пешком до города. Право, Ардфиллан всегда нравился ей. На широких и чистых улицах, обсаженных молодыми липами, ясенями и каштанами, дышалось легко, как на бульварах; магазины зазывно выставляли напоказ имена титулованных постоянных покупателей, вывешивая над дверями дворянские грамоты. Да, то был приятный городок, чем-то напоминающий по своему расположению английский курорт с минеральными водами, тем не менее предназначенный исключительно для проживания, гордящийся – с абсолютно оправданным снобизмом – своей культурой и неповторимостью, всего лишь терпящий многочисленных летних посетителей; город, в котором оседали со своими деньгами вышедшие на покой местные набобы, дабы предаться заслуженным удовольствиям. Здесь царила атмосфера порядка и хорошего вкуса. «Место для избранных», – мысленно отметила Люси, и это заставило ее первым делом заявить: «Вот здесь мы будем жить, Фрэнк. Пока мы не можем позволить себе поселиться в лучшей части города. Но когда-нибудь…»
Верно, что в Ардфиллане у нее было немного друзей – видимо, все же из-за того, что дом Муров стоял на отшибе. Находилось и другое объяснение. В Перте, ее родном городе, где у отца долгое время была контора с хорошей репутацией – он служил стряпчим в суде графства, – Люси занимала прочное положение. Ее знали и принимали в деловых кругах города. Но после замужества, когда она вошла в ирландскую семью, ее социальный статус перестал быть таким стабильным, деловое окружение распалось. Она понимала неизбежность этого. Но ей было все равно. Да, она знала, что женщина должна поднимать мужа до своего уровня. Она уже успела самоутвердиться и не сомневалась, что однажды более полно проявит свои способности, упрочит положение семьи, сделает их с Фрэнком будущее более надежным.
Устроившись в вагоне первого класса, Люси незаметно унеслась мыслями к счастливым годам, проведенным в этом городке. Она не могла отрицать – несмотря на отношение брата, который в прошлом предсказывал несчастья, – что брак ее вполне удался. Возможно, родные Фрэнка несколько вульгарны. Но сам он не вульгарен. Он… В общем, Фрэнк – это Фрэнк. В ее природе было заложено добиваться успеха в любом деле. Неудача? Она не признавала этого слова. Пожалуй, крепкая шотландская семья, из которой она происходила, наделила ее способностью управлять и изобретать. Так что Люси умела удерживать своего импульсивного мужа на нужной орбите. Для самой Люси орбиты не существовало – просто она легко приноравливалась к обстоятельствам. Она взяла на себя заботу о Фрэнке, слепила его судьбу с перспективой на здравомыслие и стабильность. И сделала это легко! Легко – потому что она его любила. Да, без сомнения, ее любовь к Фрэнку была тем стимулом, который побуждал ее двигаться вперед. Сам Фрэнк признавал этот факт, частенько с легкой иронией. Какую нелепую фразу он повторял? Ах да, она якобы заманивает его своей любовью, как осла морковкой. Сидя в углу купе, Люси улыбнулась, вспоминая эту нелепую клевету. Он говорил это не всерьез. Просто такая у него манера.
