Присев на траву, она, невзирая на физические страдания, мягко опустила Кэсси на землю и, взяв из ее рук холодный сверток с новорожденным ребенком, так же осторожно его развернула. Там лежала плотно запеленованная Саманта, девочка, которой и часу жизни не было. Она не шевелилась и не издавала ни единого звука. Казалось, что она и не дышала вовсе.
– Сэмми спит, Эмма? – спросила Кэсси, поглядев на лицо Эммы, на котором застыла гримаса ужаса. – Она так крепко спит?
– Да, Кэсси, дорогая, Сэмми крепко спит. – сквозь слезы прошептала Эмма, прижимая мертвого ребенка к своей груди и качая его.
Она умом понимала, что младенца уже не спасти и не оживить никоим образом, но как преподнести эту страшную новость четырёхлетнему ее сестре, не имела представления. Очень неловкая и страшная ситуация постигла ее в ту секунду. Не может сказать, что Сэмми умерла, потому и пришлось лгать, что она спит.
– А где мама и папа? – второй, казалось бы, очевидный вопрос, поверг Эмму в смятение.
– Их нет больше, Кэсси… – не задумываясь, отвечала Эмма.
– Они ушли? Мама бросила нас в то страшное место и сказала, чтоб мы сидели там и ждали, когда она придет. Но она не пришла. Она попросила тебя прийти за нами, да?
– Да, она попросила меня спуститься за вами. Теперь мы будем жить с вами в другом месте. Все будет хорошо, обещаю!
– Мама и папа не пойдут с нами?
– Нет. Они…
– Они умерли? Сэмми тоже умерла? Я даже поиграть с ней не успела.
– Нет, что ты… Сэмми не умерла!
– Я хочу кушать… – произнесла Кэсси спустя некоторое время молчания. Она наблюдала за тем, как Эмма, давясь слезами, гладит малыша в надежде, что тот не погиб и действительно крепко спит.
– Сейчас милая, немного подожди, люди разойдутся, и ты покушаешь! Обещаю! Никуда не убегай только, сиди тихо, я скоро вернусь. Если кого-нибудь увидишь, сразу прячься. Поняла?
Эмма, оставив младшую сестру на земле и убедившись, что детей никто не заметит, скрылась в толпе и принялась шарить по карманам жакетов и пальто ошарашенных зевак, все еще стоящих у места трагедии и глазеющих на останки дома.
Внезапно она испытала на себе ледяной пристальный взгляд, и, страшно испугавшись, что кто-то ее все равно заметил, поспешила скрыться в другом направлении от места, где оставила детей, к яблоневым садам, расположенных в нескольких кварталов, чтобы отвести след хотя бы от детей. Она знала, что обязательно вернется за ними, а пока что запутает след.
Опустившись на землю, когда убедилась, что никто ее не заметил и не пошел следом, Эмма, озираясь по сторонам, поднесла к лицу награбленные деньги и принялась боязливо пересчитывать. Денег оказалось совсем немного: едва бы хватило на булку хлеба. Эмма хотела было подняться и идти за детьми, как услышала шорох и шуршание листьев позади себя. Понимая, что она нужна детям и должна быть с ними в любом случае, а значит, ее ни под каким предлогом не должны поймать, Эмма в страхе обернулась, готовая снова бежать.
Перед ней стоял мужчина странной наружности, одетый по-старомодному, непривычно для современного человека. Он был очень высокий и грозный, в длинном черном плаще и длинными, слегка завитыми волосами, завязанными в тугой хвост. Из-под плаща выглядывала рубашка с довольно увесистым воротником. Мужчина напоминал вампира, что казалось и смешным, и пугающим до чертиков одновременно. Эмма никогда не верила в сказки про вампиров, поскольку узнала взрослую жизнь, в которой не было ни грамма сказочности, довольно рано, но сейчас она бы поверила, что перед ней действительно стоит вампир: слишком зловеще и неестественно он выглядел, будто выдранный из прошлых веков и нечаянно заброшенный сюда, в наше время.
Она уже видела его, когда воровала мелочь по карманам, но побоялась подойти; этот человек тоже стоял в толпе и наблюдал за исходом пожара. Но, в отличие от других людей, находящихся на эмоциях, он был абсолютно спокоен и непоколебим. Словно пришел посмотреть кино, а не на то, как сгорели люди, и это зрелище, судя по лицу мужчины, доставляло ему массу если не удовольствия, то умиротворения.
– Прошу вас, не выдавайте меня, я прямо сейчас пойду и все отдам, что взяла! – Эмма сложила руки в молитвенной позиции и встала перед ним на колени. – Умоляю, мне нельзя в тюрьму!
– Да-да, Эмма Хатсон, тюрьма давненько по тебе тоскует… – с издевкой завел мужчина, пытливо разглядывая Эмму. – Да и жизнь твоя тебе ненавистна, зачем тебе свобода? Сама не рада, что пришла на этот свет. Сама же его отравляешь своим присутствием. Глупая. – заявил он, оскалив зубы в кривой ухмылке.
– Простите, мистер, но я клянусь, что…
– Замолчи, бродяжка! Не говори того, чего не знаешь! Я знаю все о тебе, кстати, ты надолго оставила девочек в одиночестве. Не боишься, что их найдут, и тогда ты не сможешь отплатить Фоллсам за их добродетель?
– Я не отдам их! – испугавшись пуще прежнего, решительно воспроизвела Эмма, поднялась с колен и гордо запрокинула голову. – Можете бить меня, но я не отдам их никому!
– Знаю, эта твоя дань покойной семейке… Я не собираюсь тебя сдавать. У меня к тебе более важное дело.
– Что вам нужно от меня? – Эмма окинула мужчину с ног до головы, предполагая, что он потребует взамен нечто гадкое.
– Совсем не то, о чем подумала ты. Я по другому делу. У меня к тебе сделка. Давай ее заключим. – он подошел ближе и подал Эмме руку. – Пойдем к детям и там поговорим. Нехорошо оставлять их, таких крошечных, совсем одних-одинешенек. Они же могут исчезнуть. Раз, и нет их. Или вообще сбежать. Или, что еще хуже, их могут найти. Ты ведь не этого хочешь, Эмма Хатсон. Тебе необходимо искупление. Потому ты решила обременить себя очередными проблемами, даже представила, что сможешь зажить другой жизнью, обеспечить их. Хм, дура ты. Ничего у тебя не выйдет. Если не сделаешь так, как я скажу, они погибнут, а ты будешь винить в их смертях себя и сама сдохнешь через полгода…
Эмма внимательно смотрела на мужчину и не понимала, почему он так пугает ее и словами, и внешностью, что-то в нем было нечеловеческое, а, скорее, дьявольское, веяло от него неземным, холодным и неприятным. Она вглядывалась в черты лица мужчины, находя их достаточно привлекательными, но при этом мертвенно-бледными. Как и его взгляд, в котором не горел огонь жизни.
Отойдя назад на несколько шагов, она понеслась, что есть мочи, к детям. Незнакомец, хмыкнув, неторопливо шел позади нее. Он знал, что Эмма не сможет от него убежать. Она уже запугана и назад не сдаст, потому что не уверена в своих силах.
Эмма подбежала к Кэсси и крепко обняла ее и поцеловала в лоб, радуясь, что та никуда не ушла и слова незнакомца не сбылись. Кэсси, немного успокоившись, все еще продолжала сжимать в руках тело сестры.
Мужчина, тем временем, подошел к детям и, достав из кармана конфету в красивой обертке, протянул ее Кэсси. Та вздрогнула, но все-таки взяла подарок, неловко поблагодарив его и тут же съела. Не прошло и минуты, как Кэсси повеселела.
– А теперь перейдем к делу, Эмма Хатсон. – грозно посмотрел он на Эмму.
– Я слушаю вас… Но если вы хотите их забрать, то…
– Я могу сделать все, что ты пожелаешь, – не дослушав, отвечал он. – обеспечу девочек всем, что нужно и даже более. Я всегда буду рядом, и вам не придется ограничиваться в чем-то.
– Но ведь… – Эмма уставилась на незнакомца широко выпущенными глазищами, не веря правдивости его слов. Она была уверена, что в мире уже не осталось порядочных людей, готовых прийти на помощь детям, попавшим в беду.
– Ты абсолютно ни в чем не будешь нуждаться. – медленно, словно гипнотизируя ее разум, пояснял незнакомец, чувствуя, как меняются её умонастроения. – Неужели тебе нравится жить, где попало, воровать хлеб с прилавков и отдаваться всякому сброду за копейки? Я сделаю так, что ты станешь богатой, талантливой воровкой, знаменитой и уважаемой в высших кругах. Ты будешь купаться в роскоши, золоте и бриллиантах, вокруг тебя будут носиться повара с изысканными кушаньями на подносах…