— Он не принимает. Могу записать.

— Он у себя?

— Да, — я видела некую растерянность на лице секретаря, — но он занят.

— Извините, Дмитрий, я не знаю вашего отчества. Скажите ему, что его очень хочет видеть Говорова Анна.

— Его? Не маму?

— Нет, именно его.

— Красавица, однако. Сейчас.

Я была в кабинете дядьки буквально через минуту.

— Нюта?!

Он смотрел на меня удивлённо, явно не понимая, какие такие пути привели меня сюда. А я вдруг заметила бледность, так несвойственную ему, и синяки под глазами. Ну почему, почему я не видела этого вчера? Почему не обращала внимания ни на что, пока носом не ткнули? Что же я за человек такой? Я ведь люблю его… И ещё врачом быть собираюсь…

— Нюта, что случилось?

— Я извинилась перед Заболоцкими.

— Так, дальше…

— А дальше расскажешь ты. Чем ты болен, что случилось? А потом мы с тобой решим, как быть и к кому обращаться. Вот!

— С тобой решать будем?!

— Да, со мной, я взрослая и я врач будущий!

— Глеб, братик, а моя дочь дело говорит, — я даже и не заметила, как появилась мама, — ты не слышишь Сашу, меня, Лёню, но Анюту ты должен услышать ведь так?

— Ты боишься обследоваться? — я сразу поняла, в чём дело. — Я буду с тобой. Честное слово.

Он улыбнулся, печально так.

— Глеб, ну решайся уже. Тебе же хуже становится.

— Нет, Машенька, не хуже, боли нет, только слабость.

— Мам, кто нужен?

— Хирург. Папа считает, что уже нужен хирург. Но твой дядька жутко упрямый.

— Так можно пойти к Илье Владимировичу. Я договорюсь, прямо сейчас позвоню. У тебя какие-нибудь обследования есть?

— Ничего у него нет, он упрямый как чёрт.

Я нажала на кнопку вызова, и успела только поздороваться и попросить посмотреть моего родного дядю, как мама просто выдернула у меня из рук трубку и стала рассказывать про жутко упрямого брата, у которого они с Сашей, то есть с Александром Юрьевичем подозревают язву желудка, а судя по клинике и состоянию — в стадии обострения с угрозой перфорации. И анемию в придачу. А он не только к врачам не идет, но и работать продолжает.

========== Все будет… ==========

В больницу дядю Глеба сопровождали все, кроме Глебки и Юли.

— Можно я сам? А? Мало того, что за меня все всё решили, так ещё и ведут под конвоем! — он возмущался и старался отбиться от нас, назойливых.

— Глеб, это не конвой, это группа поддержки, — мама, как всегда, пыталась его переубедить. — Саша, этот Илья Владимирович хороший хирург? — этот вопрос она снова и снова задавала папе.

— В стотысячный раз, отвечаю — хороший! Маша, не дури, а? Вещи взял, Глеб? Тебя положат сразу.

— Вещи у Лёни. Это, типа, раньше сядешь — раньше выйдешь?

— Если бы ты согласился на «раньше», то лежал бы у меня, а не в хирургии. Но тебе же некогда заниматься собственным здоровьем. Ты всё можешь потерпеть. Дотерпелся?!

— Он просто боится! — встряла я.

— Анютка права. Видишь, Глеб, устами младенца… — папа смеялся одними глазами. От его серьёзности не осталось и следа.

«Нашли младенца» — эту фразу я произнесла про себя. Сейчас лучше помолчать, и так говорунов хватает.

Мама пошла проверять, что дядька взял с собой из вещей и не забыл ли чего.

— Маша, мы принесём, не волнуйся. — Лёня старался сохранять оптимизм, но у него плохо получалось. Он был бледен и взволнован, почти как дядя Глеб.

Мы даже присели на дорожку.

Потом распределились по двум машинам. Глеб с папой и мамой, а я с Лёней.

***

Илья Владимирович встречал нас в приёмном покое. Я жутко засмущалась при виде его, а когда он поздоровался со мной персонально, впрочем, как и со всеми остальными, моё сердце просто пустилось вскачь.

Лёня заметил. Я поняла по пристальному взгляду и незначительному покачиванию головы. Я улыбнулась Лёне, как бы подтверждая его догадку.

Илья осмотрел дядю Глеба. Расспросил, живот пропальпировал, выяснил, ел ли он сегодня, и удостоверившись, что тот крошки в рот не брал со вчерашнего обеда, велел медсестре оформлять историю болезни и поднимать его в отделение. Папа напомнил о вип-палате и пообещал проплатить её сразу после обхода.

На том и распрощались. Папа отправился в своё отделение, а Илья Владимирович в своё, предварительно написав все направления на анализы.

***

— Лёня, на работу дуй, — распорядился дядя Глеб. — А тебе, Машенька, сам бог велел поторопиться в институт. Директора-то сегодня нет, а дел тьма. Тебе ещё сегодня учёный совет проводить. Всё! Все расходитесь, дайте поболеть спокойно! — он пытался держаться и всем своим видом демонстрировал спокойствие, которого-то и в помине не было.

— Да, вот! Все, пожалуйста, расходитесь, а я остаюсь. У меня ещё каникулы и хирургия эта — моя родная.

Такого оборота событий от меня никто не ожидал. Мама лишь переглянулась с дядькой, и взяв Лёню за руку, отправилась к выходу.

А я прошла в подсобку — переодеться в медицинский костюм.

Когда вернулась, в палате дядьки уже не было.

— Его на фиброгастроскопию увезли,— сообщили мне медсёстры.

Я бегом туда. Успела, а там папа.

— Нюта, в чём дело? Может, тебя домой отправить а?

— Я заставила дядю Глеба лечь в больницу, и я буду с ним.

Папа и Илья только понимающе переглянулись.

Потом ФГС показало глубокую кровоточащую язву и встал вопрос об операции.

Мы сидели и пили чай в ординаторской, обсуждая дальнейшую тактику. Вернее, папа с Ильёй Владимировичем обсуждали, а я просто слушала. Папа настаивал на консервативном лечении, а Илья на оперативном.

— Может, попробуем? Недельку? — не сдавался папа.

— При его анемии и застарелом процессе? Давайте не будем играть с динамитом вблизи огня. Я возьму его завтра. Я дежурю, с утра прооперируем, потом до утра смогу наблюдать.

И папа сдался.

— Илья, прошу только…

— Нет, вас в операционной не будет. А вот Анну Александровну могу взять, и пусть на дежурство остаётся.

— Ну что ж, пусть так. Илья, потом, после операции, к нему будут ходить моя жена и мой брат Лёня.

— Я понял все ваши родственные связи… Можете не объяснять. Анна Александровна, а у вас какие планы?

— Илья Владимирович, даже не сомневайтесь, завтра я буду с вами.

Конечно, я позвонила маме и Лёне тоже позвонила. Вечером он пришёл, сидел долго. А я уговаривала их обоих — и дядю Глеба, и Лёню — бросить курить. Вот заклинило меня на этом куреве.

Ушла я с Лёней, гораздо позже, чем покинул отделение Илья Владимирович.

— Лёнь, ты на машине?

— Нет, Анютка, я приехал на такси, а теперь хотел бы прогуляться. Идём?

— Идём. Я никуда не тороплюсь. Лёнь, ты не бойся, всё будет хорошо, Илья Владимирович знаешь какой…

— Какой? Нюта, что у тебя с ним?

— Он лучший хирург. А у меня с ним ни-че-го! Можешь верить, можешь нет. Ни-че-го!

— А хотелось бы?

— Да! Очень. Но у него есть Нина. Он с ней встречается не один год. А ещё есть бывшая жена в приёмном покое. Лёня, я надеюсь, ты родителям не скажешь?

— Они не в курсе?

— Нет.

— Ну, если и узнают, то не от меня. А тебе могу дать совет. Нина не жена, и если бы он хотел — давно бы на ней женился. А бывшая жена — одним словом, бывшая. Так что всё зависит от тебя.

— Ничего от меня не зависит! Я для него ребёнок, как для тебя и для родителей.

— Ну не скажи… Иногда, конечно, тебя выпороть хочется. Только знаешь, в чём различие взрослого человека от ребёнка?

— В чём?

— В способности признавать свои промахи и ошибки. Понимаешь? И ещё в желании их исправлять.

— Не знаю, Лёнь. Могу ли я… Мне-то кажется, что весь мир против меня…

— А ты такая хорошая и тебя пожалеть надо. Так?

— Надо. Пожалеть, посочувствовать, понять — надо. Если бы только знал, как надо!

— Знаю. Сам иногда очень хочу быть понятым.

— А я тебя понимаю, по крайней мере сейчас. Может быть, потому, что чувствую сейчас то же самое…