– «Не прикасайся ко мне, ибо я принадлежу Цезарю»[6], – тихо произнес Мэтью. – Так оно и было. Ни один вампир не смел покуситься на Диану… кроме Луизы.
– В таком случае Луиза оказалась на редкость безумной. Но это ей даром не прошло, – заметил Фернандо. – Теперь понятно, почему в тысяча пятьсот девяносто первом году Филипп так спешно отправил ее на другой конец тогдашнего обитаемого мира.
Его решение многим казалось внезапным и неоправданным. Более того, Филипп и пальцем не пошевелил, чтобы затем отомстить за гибель дочери. Все эти сведения Фернандо отправил в хранилище своей памяти, чтобы поразмыслить на досуге.
Дверь часовни распахнулась настежь. Дерзкой серой молнией внутрь влетела Сарина кошка Табита. За ней вошел Галлоглас. В одной руке он держал пачку сигарет, в другой – серебряную фляжку. Табита тут же принялась тереться о ноги Мэтью, выпрашивая внимание.
– Сарина киска – почти такая же бедокурая, как тетушкина дракониха. – Галлоглас бросил Мэтью фляжку. – Промочи горло. Конечно, это не кровь, но и не бабулино французское пойло. То, что она предлагает, сойдет за дорогой одеколон, а на другие нужды совершенно не годится.
Мэтью покачал головой. С него довольно вина Болдуина, которое теперь кисло у него в животе.
– И ты еще называешь себя вампиром, – упрекнул Галлогласа Фернандо. – Какой-то um pequeno dragão[7] нарушил твое спокойствие, заставив прикладываться к фляжке.
– Если ты думаешь, что Корру легко приручить, попробуй сам. – Галлоглас зубами вытащил из пачки сигарету. – Или можем решить голосованием, как быть с этой крылатой тварью.
– Голосованием? – удивился Мэтью. – С каких это пор вопросы в нашей семье стали решаться голосованием?
– С тех самых, как Маркус оказался во главе Рыцарей Лазаря. – Галлоглас достал из кармана серебряную зажигалку. – Едва вы с тетушкой отправились в прошлое, мы тут задыхались в оковах демократии.
Фернандо выразительно на него посмотрел.
– Что? – спросил Галлоглас, откидывая крышку зажигалки.
– Часовня, Галлоглас, – это место священное. Вдобавок ты знаешь, что Маркус крайне неодобрительно относится к курению, когда в замке теплокровные, – выговорил ему Фернандо.
– Могу напомнить, что твоя тетушка Диана беременна, – сказал Мэтью, вырывая сигарету у Галлогласа изо рта.
– Помнится, когда в нашем семействе было меньше обладателей медицинских дипломов, жизнь протекала веселее, – хмуро изрек Галлоглас. – Золотые были денечки. Мы штопали собственные раны, и плевать нам было на уровень железа в крови и витамин D.
– Это точно. – Фернандо поднял руку, показывая зубчатый шрам. – И впрямь денечки были славные. А уж как ты владел иглой. Легенда. Bife[8].
– Я потом научился получше, – заявил в свое оправдание Галлоглас. – Правда, уровня Мэтью или Маркуса не достиг. Не все из нас могли учиться в университетах.
– Пока Филипп был главой семьи, – пробормотал Фернандо, – он предпочитал, чтобы его дети и внуки умели владеть мечом и не забивали себе голову идеями. Это делало всех вас гораздо более сговорчивыми и податливыми.
В сказанном была крупица правды, а вокруг нее – океан лжи.
– Мне пора возвращаться к Диане. – Мэтью встал и слегка коснулся плеча Фернандо.
– Не тяни время, дружище. Не думай, что потом тебе будет легче рассказать Маркусу и Хэмишу о бешенстве крови, – предупредил Фернандо, загораживая ему путь.
– Все эти годы я думал, что моя тайна надежна скрыта, – сказал Мэтью.
– Тайны, как и покойники, не всегда остаются погребенными, – печально заметил Фернандо. – Расскажи им. И поскорее.
В башню Мэтью вернулся еще более возбужденным, чем уходил. Его встретил хмурый взгляд Изабо.
– Спасибо, Maman, что была рядом с Дианой, – сказал он, поцеловав Изабо в щеку.
– А ты, сын мой? – Изабо коснулась его щеки. Как и Фернандо, она искала признаки бешенства крови. – Может, мне стоило быть рядом с тобой?
– Я в норме. Честное слово, – ответил Мэтью.
– Разумеется. – В лексиконе Изабо, известном узкому кругу, это слово имело много значений, но только не выражение согласия. – Если понадоблюсь, я у себя.
Изабо неспешно удалилась. Когда затихли ее шаги, Мэтью широко распахнул окна и придвинул стул к одному из них. Он пил терпкие летние запахи смолёвок и аромат почти отцветших левкоев. Звук ровного дыхания Дианы, спавшей двумя этажами выше, смешивался с другими ночными песнями, доступными лишь уху вампира. Жуки-олени скрежетали рожками, сражаясь за самок. Тихо верещали сони-полчки, бегающие по парапетам. Пронзительно попискивали ночные бабочки. Царапая кору сосен, по стволам взбирались куницы. Из огорода доносилось характерное похрюкивание. Галлоглас обещал поймать дикого кабана, подрывавшего овощи Марты, однако преуспел в этом не больше, чем в поимке Корры.
Обычно Мэтью любил это тихое время, равноудаленное от полуночи и рассвета. Совы уже перестали ухать, и даже самые дисциплинированные двуногие «жаворонки» еще не выскочили из постелей. Однако сегодня даже знакомые запахи и звуки не могли успокоить его своей магией.
Но успокоительное существовало. Всего одно.
Мэтью быстро поднялся на верхний этаж башни. Он встал возле кровати, глядя на спящую Диану. Потом разгладил ей волосы и улыбнулся, когда жена инстинктивно прижалась затылком к его руке. При всей невозможности такого союза они соединились: вампир и ведьма, мужчина и женщина, муж и жена. Кулак, сжимавший сердце Мэтью, разжался всего на несколько миллиметров, но каждый из них значил для него очень много.
Мэтью тихо разделся и нырнул в постель. Простыни скомкались вокруг ног Дианы. Мэтью осторожно их расправил, чтобы можно было укрыться вдвоем. Он лег и прижался бедрами к телу Дианы. Мэтью упивался ее мягким успокаивающим запахом. От Дианы пахло медом, ромашкой и соком ивы. Не удержавшись, Мэтью поцеловал ее светлые волосы.
Прошло несколько минут. Сердце Мэтью успокоилось. Общее беспокойство тоже стало уходить. Диана дарила ему покой, который вечно ускользал от него. Здесь, в его объятиях, было все, о чем он когда-либо мечтал. Жена. Дети. Его семья. Душа Мэтью стала наполняться мощным чувством справедливости. Рядом с Дианой он всегда испытывал это чувство.
– Мэтью, – сонно произнесла Диана.
– Я здесь, – прошептал он ей на ухо, теснее прижимаясь к ней. – Спи. Еще и солнце не взошло.
Вместо этого Диана повернулась к нему лицом и уткнулась в шею.
– Что случилось, mon coeur? – нахмурился Мэтью.
Он лег на спину, чтобы лучше разглядеть лицо жены. Щеки покраснели и опухли от слез. Горе и тревоги сделали морщинки вокруг ее глаз глубже и заметнее. От недавней успокоенности Мэтью не осталось и следа.
– Расскажи мне, – тихо попросил он.
– Смысла нет. Этого все равно никто не исправит, – вздохнула Диана.
Мэтью заставил себя ободряюще улыбнуться:
– Позволь, я хотя бы попробую.
– Ты можешь остановить время? – прошептала Диана. – Пусть ненадолго. Можешь?
Мэтью был древним вампиром, а не колдуном, способным перемещаться во времени. Но он был также и мужчиной, а потому знал единственный способ, позволяющий совершить это магическое действо. Разум твердил ему, что, пока Диана переживает смерть Эмили, о подобном лучше забыть, однако тело отправляло ему более убедительные послания.
Мэтью намеренно опустил голову, чтобы Диана смогла его оттолкнуть. Но вместо этого она запустила пальцы в его короткие волосы и поцеловала с такой страстью, что у него перехватило дыхание.
Тонкая полотняная сорочка Дианы вместе с ними вернулась из прошлого, и хотя ткань была почти прозрачной, сорочка оставалась барьером между их телами. Мэтью приподнял сорочку, обнажая слегка округлившийся живот, где росли его дети, и груди, которые становились все более налитыми, готовясь вскармливать близнецов. Мэтью мысленно усмехнулся, подумав, что последний раз они с Дианой занимались сексом в XVI веке. Ее живот стал плотнее: знак того, что малыши продолжали расти и развиваться. Теперь ее груди и лоно требовали больше крови, и организм послушно отзывался на требования.
