– Мои нити прядильщицы. Теперь они… внутри меня, – ошеломленно пробормотала я, глядя на Мэтью.

Однако прядильщики использовали в своей магии девять нитей, а не пять. Повернув левую ладонь, я обнаружила еще четыре нити: черную на большом пальце, белую на мизинце, золотистую на безымянном и серебристую на среднем. Только указательный оставался в прежнем виде. Цветная косичка на левом запястье сворачивалась в подобие уробороса – змеи, кусающей собственный хвост. Круг, не имеющий ни начала, ни конца. Эмблема семьи де Клермон.

– Никак Диана… светится? – спросила Эбби.

Продолжая рассматривать руки, я согнула пальцы. Воздух осветился взрывом разноцветных нитей.

– Что это такое? – Сара смотрела на меня, выпучив глаза.

– Нити, – ответила я. – Они связывают миры и управляют магией.

И чтобы сделать зрелище еще красочнее, в этот момент с охоты вернулась Корра. Она скользнула по дымоходу очага и опустилась на груду мокрых дров. Кашляя и сопя, дракониха встала на лапы.

– Это… дракон? – спросил ошеломленный Кайлеб.

– Нет. Сувенирчик, – ответила Сара. – Диана привезла на память о елизаветинской Англии.

– Корра не сувенир. Она – мой дух-хранитель, – прошептала я.

– У ведьм не бывает духов-хранителей! – фыркнула Сара.

– У прядильщиков бывает.

Рука Мэтью легла мне на поясницу. Знак поддержки.

– Позвони Вивьен, пусть приедет. Я должна вам кое-что рассказать.

– Значит, этот дракон… – начала Вивьен, сжимая в руках чашку с дымящимся кофе.

– Огнедышащая дракониха, – поправила я верховную жрицу.

– Ты хочешь сказать, что он…

Кажется, Вивьен меня не слышала.

– Не он, а она. Корра – существо женского пола.

– Она… твой дух-хранитель?

– Да. Корра появилась, когда я в Лондоне соткала свое первое заклинание.

– А что, все духи-хранители… это огнедышащие драконы? – спросила Эбби.

Она с ногами устроилась на диване в гостиной. Мы все собрались там вокруг телевизора, исключая мирно спящего Джона.

– Нет. У Благочестивой Олсоп – моей учительницы – дух-хранитель имел человеческий облик. Ходил за ней как тень. Она была предрасположена к воздуху. Духи-хранители прядильщиков принимают облик сообразно тому, к какой стихии тяготеет ведьма или колдун.

Пожалуй, это была самая длинная фраза о магии, произнесенная мной. К тому же она была совершенно непонятна присутствующим ведьмам. Они практически ничего не знали о прядильщиках.

– Я имею склонность и к воде, и к огню, – продолжала я. – В отличие от обычных драконов, огненные драконы одинаково хорошо себя чувствуют в море и в пламени.

– Но они способны еще и летать, – сказала Вивьен. – Получается, огнедышащие драконы символизируют троичность стихий.

Сара с нескрываемым изумлением посмотрела на нее.

Вивьен пожала плечами:

– У меня магистерская степень по средневековой литературе. Виверны, или огнедышащие драконы, если тебе угодно, когда-то сплошь и рядом встречались в европейской мифологии и легендах.

– Но ты же… Я привыкла, что ты бухгалтер! – вырвалось у Сары.

– А ты знаешь, сколько тех, кто специализировался по английскому языку и литературе, потом вынуждены были пойти в бухгалтеры? – спросила Вивьен, а потом снова обратила внимание на меня. – Диана, ты умеешь летать?

– Да, – неохотно признала я.

Летать умели немногие ведьмы. Эта способность слишком бросалась в глаза и потому была весьма нежелательной, если ведьма хотела спокойно жить среди людей.

– А другие прядильщики тоже светятся, как вы? – спросила Эбби, наклоняя голову.

– Я не знаю, есть ли сейчас другие прядильщики. Их даже в шестнадцатом веке было немного. После казни шотландской прядильщицы Благочестивая Олсоп оставалась единственной прядильщицей на Британских островах. Был еще прядильщик в Праге. Прядильщиком был и мой отец. Это передается по наследству.

– Стивен Проктор не был прядильщиком, – язвительно возразила Сара. – Он никогда не светился и не имел духа-хранителя. Твой отец был совершенно обыкновенным колдуном.

– Прокторы на протяжении целых поколений не произвели ни одной первоклассной ведьмы, – сказала Вивьен, словно извиняясь передо мной.

– Большинство прядильщиков не показывают высший класс ни в чем… если измерять их привычными мерками.

Это подтверждалось даже на генетическом уровне. Исследования Мэтью выявили у меня в крови множество противоречивых маркеров.

– Теперь я понимаю, почему была полной бездарью в обычном ведьмином ремесле. Сара могла научить произнесению заклинаний кого угодно, но только не меня. Я была семейным позором, – нервно рассмеялась я. – Папа говорил мне: «Впускай чужие заклинания в одно ухо, выпускай в другое, а потом создавай свои».

– Когда же это Стивен успел дать тебе такое наставление? – Голос Сары трещал, как электрический разряд.

– В Лондоне. Папа был там в тысяча пятьсот девяносто первом году. Это ведь от него я унаследовала способность перемещаться во времени.

Вопреки настояниям Мэтью не рассказывать Саре все разом обстоятельства вынудили меня это сделать.

– Ты и Ребекку видела? – спросила Сара, чьи глаза снова округлились.

– Нет. Только папу.

Подобно встрече с Филиппом де Клермоном, новая встреча с отцом явилась неожиданным подарком нашего путешествия во времени.

– Разрази меня гром, – пробормотала Сара.

– Он пробыл там недолго – всего несколько дней. Представляете, в Лондоне находились сразу три прядильщика. Мы стали притчей во языцех для всего города.

Я умолчала о том, что разговоры моего отца с Уильямом Шекспиром стали сюжетами новых пьес и строчками в диалогах шекспировских героев.

Сара приготовилась выпустить новый залп вопросов, но Вивьен подала ей знак помолчать.

– Если дар прядильщиков передается по наследству, почему же вас так мало? – спросила Вивьен.

– Потому что давным-давно другие ведьмы решили нас истребить. – Мои пальцы вцепились в края полотенца, которое Мэтью набросил мне на плечи. – Благочестивая Олсоп рассказывала, что ведьм убивали целыми семьями, дабы не осталось потомства.

Пальцы Мэтью осторожно массировали мне одеревеневшую шею.

– Уцелевшие прятались. Добавьте к этому войны, болезни и высокую младенческую смертность. Они не хуже палачей уничтожали еще сохранившиеся династии прядильщиков.

– Не понимаю – зачем истреблять прядильщиков? – спросил Кайлеб. – В любом шабаше новые заклинания пришлись бы очень кстати.

– Я бы отдала что угодно за заклинание, способное оживить мой компьютер после пальчиков Джона, – призналась Эбби. – Я перепробовала все: заговор от застревания колес, заклинание от сломанных замков, благословение на новые дела. Старинная магия бессильна совладать с современной электроникой.

– Возможно, прядильщики были слишком могущественными и остальные ведьмы им завидовали. А может, ими двигал страх. Он не только людей делает неразборчивыми в средствах… – Мои слова потонули в молчании.

– Новые заклинания! – Кайлеб даже присвистнул. – А с чего вы начинаете?

– Это зависит от личности прядильщика. У меня заклинание начинается с вопроса или желания. Я сосредоточиваюсь на них, а все остальное делают нити. Теперь, наверное, это будут делать руки, – сказала я, поднимая их.

– Диана, позволь мне рассмотреть твои руки, – попросила Сара.

Я встала, подошла к тетке и протянула ладони.

Сара приглядывалась к цветам полосок на моих пальцах. Ее пальцы водили по узлу на моем правом запястье, где было перекрестье в виде пентаграммы.

– Это пятый узел, – пояснила я, пока Сара продолжала исследовать мою руку. – С его помощью прядильщики создают заклинания, чтобы разрешить возникшие проблемы или повысить восприятие.

– Пентаграмма символизирует стихии природы. – Сара постучала в том месте, где сплетались коричневая, желтая, синяя и красная полоски. – Эти цвета традиционно обозначают землю, воздух, воду и огонь. Зеленый на твоем большом пальце говорит о связи с богиней. В данном случае с богиней в ипостаси матери.