Тогда Тор создал себе сына. И сын породнился с домом Иллуянки, женившись на одной из многочисленных дочерей змея, юной Змеевне.

Яська так и услышал илькин голос, но парень сидел, зажав рот, чтобы не перебить певца. А голос при этом был такой ясный, такой отчётливый:

– Опять очередной бронзовый человек. Что в кузне Истинуса, или Ифеста, что у берегов древнего Корфу – Тантал… Нам бы их в армию. Цены бы им не было.

Ясон хмыкнул, пряча усмешку в колени. Их перемигивание не скрылось от бадри. Он только покачал головой, заканчивая песнь.

Как свадебный дар сын Тора потребовал глаз и сердце отца, и вернул их богу. И тогда Тор опять сразился с Огненным Змеем, завалив его вместе с домом. Иллуянка рванулся на поверхность, но Тор отсёк ему одну из голов своим оружием, мечущим молнии. Расступилась земля, и погребла Великого Змея, потерявшего силу, навсегда скрыв его в своих недрах, вместе с его домочадцами. И сын Тора канул в землю, вместе со всеми. Принёс его бог в жертву, ради своей победы.

– Гхыр. Одноразовое оружие было, – выдохнул Илька, не в силах сдерживаться. – А что у кузнеца за метающие молнии меч был? Или секира какая? А почему молнии метала? Заряд какой силы?

– А где этот Иллуянка ползал? Жилы какие вышли? После него какой металл остался железо? Золото? Серебро? Или медь? Шахты уже стоят? – Фифа, не отставая от друга, тоже набросился на бадри с вопросами.

Яське жаль стало сказителя. В Моских горах к бадри всегда уважение: страх питают, думают над тем, что сказал, урок из услышанного выносят. Притчи все мудрость имеют, неспроста пророк им это рассказал. А тут… Да, бадри с эгейцами не сталкивался.

Начинало светать. Показался первый луч солнца. Маленький ещё, совсем слабый, прорывающий тьму ночи, оповещающий о наступлении нового дня.

– Ты, – певец пальцем указал на Алеся. Юноша даже вздрогнул от неожиданности. Бадри запел, но его голос был совсем другим, отстранённым, ушедшим в себя. Совсем не так перед этим исполнялась легенда. Голос бадри был наполнен лязгом железа, и стуком копыт. В нём слышалось наслаждение битвой и воля к победе. Он пел, что Алесь станет великим воином, о котором будут слагать легенды. Что он выиграет великие сражения и станет непобедимым. Что прямой, подобно мечу, он будет мчаться вперёд, преследуя врага и триумф его будет между двух рек.

Глаза у юноши загорелись, он приосанился, но бадри уже повернулся к Ильке.

– Ты, юноша, вождь и бог, как ясень незыблемый на ветру. – Полилась новая песня, чистая и величественная, подобная гимну.

Она звучала на восходе солнца, словно приветствуя его и впитываясь ярким светилом. Он пел, как Илька из мириад звёзд скует то, что будет защитой для всего народа, на страх врагам. И нет для них других богов, кроме тех, что внутри каждого из ребят, а этот мальчишка – воплощение Тора.

Илька, задумавшись, уставился в огонь. Бадри уже пел для Яськи.

– Огнём и мечом ты понесёшь веру в друга своего. Ты его первый жрец.

И всё. Так мало… Ясону даже стало обидно – ни тебе боёв, ни тебе подвигов. Дальше была Фифина песнь.

– Кряжистый дуб, – звучал голос бадри – тихо размеренно и загадочно. Предсказания лились как единая песнь, но каждый получал свой фрагмент. Теперь бадри пел о Фифе, о его даре видеть зарытые двери, и возможности пройти путём предков, что дано не каждому. Предсказания становились более загадочными и замысловатыми. Он говорил о далёком будущем, когда Фифа выйдет на свой путь, и пойдёт там, где для других глухая стена. Что недра для парня, да и вся земля – открытая карта. И он станет Владыкой, и ещё покорятся ему земли и камни. И ничего тайного для него не будет, слово ему заветное откроется.

А Кузьке бадри петь не стал. Взрослый мужчина стал перед мальчишкой на колено, склонил седеющую голову.

– Этим путём я бы никогда не пошёл, и если ты ступишь на него, он для тебя будет последним…, – тихо проговорил пророк.

Теперь все ошарашено смотрели на рыжего иллирийца. Что же предсказал ему бадри, так и осталось загадкой.

Мальчишка шмыгнул носом, и задорно усмехнулся, ещё и подмигнул смотрящим на него друзьям.

– Что, испугался? – глядя в глаза пророку спросил он. Но Яська видел, что рыжий сам боится. О чём они говорят – было непонятно. О стране Мёртвых, куда ходит Кузька как гость, или есть ещё тайна, о которой рыжий молчит.

Бадри поднялся, осмотрел небо…

– Рассвет, – вздохнул он. И уже другим голосом, сильным, звонким, добавил: – А ну-ка, раздевайтесь и – бегом по росе!

Молодёжь, находясь под впечатлением от услышанного, безропотно разделась и пошла в траву. Под первыми лучами восходящего солнца луг окрасился многообразной палитрой открывающихся цветов. Мелкие маки алыми всполохами встречали солнце. Рядом бледно жёлтые, почти белые нарциссы изящными кучками группировались в траве. Словно маленькие полисы, гордые и независимые, в окружении расцветающей зелёной травы. И вокруг, словно огоньки, разноцветные мелкие тюльпаны – белые, жёлтые, красные, розовые…

Капли росы дрожали на зелёной траве, перекатывались на раскрывающиеся лепестки цветов.

Чистые капли ловили лучики солнца и, преломляя их радугой, возвращали в мир.

Мальчишки несмело шли по влажным цветам, по траве, доходящей им до колена.

– Ну! – Кузька толкнул брата в спину. – Догоняй!!!

И пробежавшись по траве, рыбкой прыгнул в неё, впитывая в своё чистое молодое тело наполненные солнцем и запахом цветов, капли росы. Ребята побежали следом.

Они гурьбой катались по траве, собирали росу руками и лили друг другу на голову. Они скидывали оцепенение от песен туда, назад, в землю. Они смывали всё плохое, свои страхи, свои опасения, наполненными первым солнечным светом каплями воды. Они смеялись. Они кувыркались. Они были вместе. Они были едины. Перед ними была вся жизнь впереди.

Возвращаясь домой, Алесь предложил поспать в Логове, их отсутствие на занятиях простится, как только узнают, что мальчишкам довелось столкнуться с бадри.

Спать под крышей после купания в росе не хотелось. Мальчишки распрягли коней около Логова. Там росло дерево, отбрасывающее тень на довольно уютный холм, покрытый травой. Вот его и выбрали для сна. Алесь сел посередине облюбованного места.

– Ну, идите сюда – пригласил он мальчишек.

Кузька тут же калачиком свернулся на коленях брата.

– Опа… он уже спит – хмыкнул Фифа подсаживаясь к Алесю с одного боку. К другому пристроился Яська.

Илька стоял, задрав голову, рассматривая небо.

– Тёплый день будет. Солнечный – наконец заключил он, тряхнув волосами. Обернувшись, окинул Алеся, окружённого друзьями задумчивым взглядом. – Смотрю, все насесты заняты.

– Иль, давай, иди к нам! – позвал его Яська. Глаза слипались от бессонной ночи. Рот сам собой раскрывался, зевая.

– Садись, лады ломаться, – Алесь, смеясь, смотрел на непоседу.

– Да не хочу я спать, – отмахнулся мальчишка, но всё равно подсел к остальным, примостившись к иллирийцу спина к спине. – Знаешь, странно всё это. Я как будто на жизнь иначе посмотрел. Всё какое-то мелочное стало, нереальное. А настоящее где-то впереди.

– Эка загнул… – хмыкнул командир эфебов.

– Олеж, у тебя – то свадьба, когда? – тихо поинтересовался Илька.

– Не знаю, – Алесь вздохнул, – сложно там всё.

– Но ты же Баську любишь?

– Люблю, и что с того? Артабаз завтраками кормит. А отец, наконец, сказал, что дочь сатрапа не для меня. Такой, какой есть, я Артабаза как зять не устрою, он Баську подороже продать норовит. А если удастся из-под ахеменидов выйти, то это такая война будет… И будем мы с ней по разные стороны. Что делать – ума не приложу.

– А есть она, эта самая любовь, или мы её придумываем, чтобы жизнь скрасить? – Илька говорил тихо, но Яське его голос всё равно не давал заснуть. – В мифах, легендах, всегда о любви говорят. Описывают её так красиво… Женщины верные, приходящие на помощь мужьям. Или закрывающие их в бою своим телом, как Ипполита Тесея. А есть ли она в жизни? Вот так – взял Баську и умчался бы с ней…