Существует также мнение о совершении актов, содержащих признаки геноцида, и в истории современной России. Так, ряд авторов высказывают позицию о геноциде русского населения на территории самопровозглашенной Чеченской Республики – Ичкерии – в 1992–1994 годах преступным режимом Д. Дудаева41. Отмечается, что в рамках тех событий в отношении этнических русских применялись убийства, причинение тяжкого вреда здоровью граждан, насильственное переселение из мест проживания42.

Таким образом, закрепление нормы об уголовной ответственности за геноцид в российском законодательстве также имело свои социально-исторические основания. Оно было обусловлено деяниями, содержащими признаки геноцида и совершенными на территории нашей страны до появления ст. 357 в действующем УК РФ.

Необходимость существования нормы о геноциде в отечественном уголовном законе подчеркивают деяния, непосредственно связанные с нашей страной. В августе 2008 года в ходе грузинской агрессии на территории Республики Южная Осетия43 было уничтожено, по одним данным, от 1,6 до 2 тыс.44, по другим – 5–6 тыс. осетин45. Пострадавшие по большей части являлись гражданами России, что позволило Следственному комитету РФ усмотреть направленность действий на уничтожение россиян и возбудить уголовное дело по ст. 357 УК РФ46. Основания для возбуждения уголовного дела по этой статье также были обнаружены в событиях, имевших место на юго-востоке Украины в 2014–2015 годах. По данным Следственного комитета РФ, было убито не менее 4,8 тыс. чел., а уничтожение людей было направлено против русскоязычного населения47.

Приведенный перечень актов, содержащих признаки геноцида, в истории человечества, разумеется, не полон. Имели место и иные события: содержание признаков геноцида в одних не вызывает сомнений у специалистов, для других этот вопрос признается дискуссионным. Но составление полного перечня таких событий не является целью данного исследования. Уже приведенный список позволяет сделать ряд значимых выводов.

Невозможно говорить о какой-либо зависимости актов, содержащих признаки геноцида, не только от исторического периода, но и от территории. Как было показано выше, такие деяния имели место во всех населенных регионах мира. Уровень культурного развития страны также не влияет на возможность совершения геноцида, ведь различия, например, между Руандой 1994 года, Германией 1930–1940-х и Камбоджей 1970-х по этому признаку очевидны. Однако факт повторения актов массового истребления людей, определяемых на основе принадлежности к той или иной группе населения на протяжении большей части истории человечества, говорит о «свойственности» таких деяний человеческому обществу. Развитие и интенсификация посягательств на безопасность человеческих групп в ХХ веке показали колоссальную степень общественной опасности данных деяний. Эти обстоятельства указывают на то, что криминализация геноцида отвечает важнейшим социальным принципам уголовно-правового запрета: общественной опасности48 и относительной распространенности деяния49.

Общемировой характер актов массового уничтожения человеческих групп, а также отмеченные выше события, имевшие место в отечественной истории, не позволяют усомниться в том, что потенциальная опасность геноцида существует и для нашей страны: граждан РФ и русскоговорящего населения, проживающего за рубежом. Таким образом, криминализация геноцида как в международном, так и в российском национальном праве произошла не случайно, а имела объективные социально-исторические основания.

Если рассматривать представленные выше акты массового уничтожения людей как самостоятельные события, складывающиеся в единой последовательности, то можно обнаружить их общие и отличительные черты. Во всех приведенных примерах жертв выбирали на основании их этнорелигиозной принадлежности или принадлежности к социальной группе, выделяемой по иным признакам, например к некой социально-культурной общности. Для всех случаев характерна специальная цель – уничтожить такую группу в рамках определенной территории полностью или частично. Способы уничтожения составляют специфику каждого конкретного случая. Однако, как правило, оно осуществлялось путем причинения смерти или создания условий для ее наступления, реализуемых в различных формах. Таким образом, эти признаки являются устойчивыми для всех представленных деяний, несмотря на существенный территориально-временной разрыв между их совершением. Существование этих общих черт обусловило относительную устойчивость в содержательном наполнении понятий геноцида. Наличие же особенностей в каждом конкретном акте уничтожения групп способствовало появлению отличительных признаков в различных понятиях.

Не случайно мы говорим о понятиях геноцида во множественном числе: ведь таковых существует великое количество. Большинство из них содержится в доктринальных источниках и лишь немногие закреплены в правовых актах. Первое понятие геноцида, как известно, предложил Рафаэль Лемкин (Raphael Lemkin). Однако концепция этого преступления у Р. Лемкина начала формироваться раньше, чем был найден термин для его обозначения.

Уже в 1933 году в Мадриде на 5-й Конференции по унификации международного уголовного права ученым было предложено к преступлениям по международному праву отнести действия, «направленные на уничтожение или разрушение расовых, этнических, религиозных и социальных сообществ»50. Такие действия по объективным признакам Р. Лемкин разделял на «акты варварства, выражающиеся в посягательстве на жизнь людей или же подрыве экономической основы существования данной группы лиц, и акты вандализма, которые заключаются в уничтожении культурных ценностей путем передачи детей одной группы людей другой группе, принудительного и систематического изъятия характерных элементов культуры данной группы лиц, запрещения употреблять родной язык даже в личных отношениях, а также систематического уничтожения книг на языке группы, разрушения музеев, школ, исторических памятников, культовых и других учреждений, культурных объектов группы или же запрещения пользоваться ими»51. Из данных предложений Р. Лемкина следует, что ученый видел необходимость в охране расовых, этнических, религиозных и любых иных социальных общностей от уничтожения, осуществляемого двумя видами действий: ликвидацией группы путем убийства ее членов и фактического исчезновения сообщества путем стирания его характерных культурных отличий. Отсюда мы можем увидеть связь по характеристикам групп потерпевших и способов их уничтожения между предложенной в 1933 году Р. Лемкиным концепцией новых международных преступлений и имевшими место в человеческой истории актами уничтожения групп, изложенными выше.

Термин «геноцид» для наименования этих преступлений был предложен Р. Лемкиным в 1944 году в книге «Основное правило оккупированной Европы: законы оккупации, анализ правительства, предложения возмещения» (англ. Axis Rulein Occupied Europe: Lawsof Occupation, Analysisof Government, Proposalsfor Redress), посвященной деятельности национал-социалистического режима Германии в оккупированных странах. Описание геноцида там, однако, несколько отличалось от концепции 1933 года. Анализ этого описания позволяет вывести понятие геноцида для указанной работы Р. Лемкина 1944 года. Итак, геноцид – это координированный план действий, направленный на уничтожение национальных и этнических групп путем уничтожения политических и общественных институтов, культуры, языка, национального самосознания, религии, экономических основ их существования, а также лишения личной безопасности, свободы, здоровья, достоинства и жизней людей, принадлежащих к этим группам52. Кроме того, автор отмечал, что «геноцид направлен против национальной группы как целого, и предпринимаемые действия обращены против людей не как отдельных личностей, а именно как членов национальной группы»53. Из данного определения можно выделить признаки геноцида.