…пять, шесть, семь, восемь…
Поднимаю взгляд на учителя.
Снейп стоит, заложив руки за спину, и смотрит надменно. За его спиной указка зависла возле доски под строчкой о лунном камне. Держу пари, что вопрос был о его свойствах. Что ж, профессор, о лунном камне я вам расскажу в другой раз.
…девять, десять, одиннадцать…
— Поттер, вы пришли сюда безмолвствовать? — осведомляется он ненавязчиво, и слизеринцы начинают противно хихикать.
Почему я их слышу? Я думал, что мне будет все равно, но я замечаю все в таких мелочах, словно все чувства обострились до предела.
Сердце… колотится…
… двенадцать, тринадцать, четырнадцать…
Я поднимаюсь на ноги, как мне кажется, вполне уверенно. Моя мантия зацепляется за ножку стула, и я её выдергиваю нервным жестом.
— Итак, свойства лунного камня, Поттер, — безжалостно произносит Снейп, — или ваше объяснение того факта, что вы, судя по вашему мученическому молчанию, не знаете материал третьего курса.
…пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…
Волнение уходит. Точно так же исчезает и загнанное, трусливое выражение в моих глазах.
…восемнадцать, девятнадцать…
Я готов.
… двадцать.
— Мои глаза в тебя не влюблены…
Словно все звуки выключили разом. Всеобщее изумление можно потрогать руками при желании. Малфой на первой парте чуть не сворачивает себе шею на пару с Паркинсон, и все взгляды устремляются в мою сторону. Я еще краем глаза вижу испуганный, словно она увидела самого Волан-де-Морта, взгляд Гермионы. Мне все равно. Я смотрю только на Северуса.
— Мои глаза в тебя не влюблены,
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Ушей твоя не услаждает речь.
Твой голос, взор, и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.
И все же внешним чувствам не дано —
Ни всем пяти, ни каждому отдельно —
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно.
В своем несчастье одному я рад,
Что ты — мой грех, и ты — мой вечный ад.
В классе царит такое потрясение, что если бы сюда ввалилась ватага Пожирателей Смерти, никто бы их даже не заметил.
Гермиона огромными глазами смотрит на меня и по её щекам текут почему-то слезы. У Рона даже веснушки побледнели. Все, включая слизеринцев, смотрят на меня так, будто я тронулся рассудком, и вокруг такая тишина, что думается, вдруг я оглох и не заметил.
Северус застыл возле доски без единого движения. Его губы чуть разомкнуты, брови нахмурены, но в глазах новое выражение. Будто он меня, наконец, заметил, будто я привлек его внимание другим способом, кроме тех, которые вынуждали и провоцировали его плеваться ядом в мою сторону.
Но вот медленно приподнимается его голова, и грудь наполняется воздухом для ответа.
— Это неправильный ответ, мистер Поттер. Ноль за урок и десять баллов с гриффиндора.
***
Скольким я обязан тем бесконечным двадцати секундам, которые пережил неделю назад. И сколько всего пришлось пережить потом, когда, отойдя от шока, слизеринцы откровенно потешались надо мной все выходные вплоть до следующих зелий.
Рон не сразу вник в ситуацию, но нужно отдать ему должное, готовясь к своему публичному признанию, я мысленно попрощался с нашей дружбой. А он сначала отмалчивался, а потом посочувствовал. Даже настоял, чтобы я сходил к мадам Помфри и проверился на всякого рода проклятия.
Гермиона вообще никак не прокомментировала мою декламацию сонета Шекспира на уроке зелий. Всевозможные комментарии я и так выслушал в огромных количествах от слизеринцев. Она просто пыталась быть постоянно рядом. Наверное, опасалась, что я кинусь с ближайшей башни.
Слухи дошли до Минервы МакГонагалл.
Декан вызвала меня в свой кабинет и вела себя совсем не так, как я ожидал. Конечно, меня следовало бы отчитать и наказать так, чтобы было больше неповадно издеваться и зло шутить над своим преподавателем. А она меня напоила чаем и, ни о чем толком не спрашивая, долго заглядывала в мои глаза. Мне казалось, что я у Дамблдора, а не у МакГонагалл.
Когда пришло время переступить порог класса зельеварения на следующей неделе, я бы покривил душой, если бы сказал, что мне не было страшно. Но мои двадцать секунд истекли, решение было принято. Я больше не могу молчать.
Да, глупо и смешно, да, абсурдно, совершенно неприемлемо, но это признание. И Снейп не может его игнорировать.
Однако ему удалось.
Северус за весь урок ни разу не удостоил меня взглядом. Я превратился в пустое место, швах! пуфф!
Мне было чертовски обидно, но ближе к концу урока, он поднял меня на ноги.
— Ну что же, Поттер, сегодня вы тоже продемонстрируете нам свои широкие познания в сфере маггловской поэзии?
Я поднимаю глаза, встречая его огненный взгляд, в котором явное предупреждение немедленно заткнуться. И молчу.
«Будь моя воля, я повторил бы ещё раз и не только при слизеринцах. При всей школе и педагогическом коллективе, Северус. Ты знаешь это…»
Не знаю, применил ли в то мгновение Снейп ко мне легилименцию, но внезапно он от меня отшатнулся, а меня затопила такая бешеная радость пополам с облегчением только от того, что он, наконец, позволил себе поверить.
В конце урока прозвучало:
— Задержитесь, Поттер.
И вот когда стало по-настоящему страшно. Вот когда должны были затикать мои двадцать секунд.
Некоторое время Северус сверлил меня взглядом, и я прямо-таки ощущал себя орехом, который старательно пытаются раскусить.
— Я не знаю, в какие игры вы играете, Поттер, — ровно и довольно прохладно проговаривает Снейп, усевшись напротив меня за учительский стол. Я не поднимаю на него глаз, — но то, что вы делаете, точнее, что вы говорите, переходит всякие границы.
Я чуть улыбаюсь, но совершенно не представляю, как мое несчастное лицо вяжется с этой улыбкой. Северус слегка качает головой, окидывая меня взглядом.
— Что такое с вами происходит, Поттер? Вы же не… я хочу сказать, не может же быть, что…
Мне нравятся, вот честное слово, нравятся эти паузы! Всегда предельно резкий в своих высказываниях профессор Снейп не может подобрать слов? Улыбаюсь еще шире и встаю на ноги.
Мой взгляд встречается с его, и я читаю в его глазах недоверие, неприятие, любопытство, едва тлеющий гнев и робкую надежду.
Последняя придает мне сил.
— Скажи, что я уплатой пренебрег
За все добро, каким тебе обязан,
Что я забыл заветный твой порог,
С которым всеми узами я связан.
Что я не знал цены твоим часам,
Безжалостно чужим их отдавая,
Что позволял безвестным парусам
Себя нести от милого мне края.
Все преступленья вольности моей
Ты положи с моей любовью рядом,
Представь на строгий суд твоих очей,
Но не казни меня смертельным взглядом…
Секунду висит тишина, а потом Снейп устало прикрывает глаза.
— Мерлин, как это могло случиться…
Он каким-то вымученным, абсолютно детским жестом, потирает лоб, и мне нестерпимо хочется сократить, наконец, то расстояние, которое нас разделяет.
Я медленно обхожу парту и тихой поступью отмеряю количество шагов, которое между нами.
Северус на меня не смотрит. Его лицо скрыто ладонью, которой он подпирает лоб и тяжелую, усталую голову.
Я опускаюсь на пол возле его кресла, опираюсь локтями о его колени, скрещиваю руки и смотрю, смотрю на него.
Как много я вижу.
Издалека не разглядишь эти морщинки вокруг глаз. Откуда они? От не слишком мирного нрава, или все-таки он умеет смеяться? А чуть желтоватые кончики ногтей намекают на то, что он перекладывал сегодня пижму из своей кладовой в коробочки из шкафа лаборатории, готовясь к нашему уроку. Короткие, черные ресницы чуть загибаются кверху, темная радужка по краям слегка светлеет в карий, губы бледные, но очень красиво очерченные…
Я не замечаю, что проходит ровно двадцать секунд. Его время для смелости.
