Доктор занимался тазобедренным суставом, когда Буратина задёргался.
– Чего тебе? Колется? Суставы всегда колются. Ничего, потерпишь… Доктор Моро, говорят, вообще без наркоза работал. Не знаешь, небось, кто такой доктор Моро? Эх… Ты ведь не знаешь даже, кто такой Ньютон. Или Эйнштейн. Или Выбегалло. А может, и хорошо, что ты их не знаешь. Все эти великие умы вида Homo Sapiens навыдумывали всякой разной дряни… Ладно, пошли дальше.
Дальше пошла работа с корпусом. Тело Буратины мелко дрожало, как перегревшийся мотор – особенно когда доктор, вскрыв брюшину, занялся кишечником, прочищая его от налипшей изнутри клеточной кашицы. Зато с рёбрами почти не было проблем: они нарастились совсем немного, так что удалять нижние не понадобилось. Лёгкие у бамбуков всегда были хорошие. Из почек вышло по парочке склизких клеточных клубков – обычное дело для первого ребилдинга, сильно нагружающего выделительную систему. Ничего необычного доктор не обнаружил и, зарастив поверхности бионитью, решил, что нижней частью тела можно больше не заниматься. Если там и осталось что-нибудь ненужное, оно само отвалится.
Он пару раз отходил по своим делам, оставив распотрошённое тело на столе. Во второй раз он решил вздремнуть на диванчике возле операционной и проспал четыре часа. Когда он, очумело тряся головой и продирая глаза, вошёл в двести двадцать шестую, его встретил нехороший запашок тухлятины: он забыл срастить вскрытую грудину, и оттуда начало пованивать загнивающей клеточной массой. Пришлось, чертыхаясь, промывать рану и потом зашивать вручную.
Самой сложной, как всегда, была работа с мозгом. К сожалению, избыток мозгового вещества нельзя просто срезать. Секвенсор, конечно, в случае чего восстановит нейронные связи. Но в зависимости от качества работы хирурга это может занять от часа до двух недель, и в последнем варианте расстройства психики практически гарантированы. Хорошо, что в мозгах Буратины не пришлось делать ничего особенно сложного: на первый раз доктор Коллоди ограничился стандартным наращиванием коры. Так что, налюбовавшись на чётко прорисовавшиеся извилины и пробормотав традиционное «який гарный хлопец вышел», Карло спокойно закрыл череп, зарастил костные и кожные швы и занялся лицом.
Освободив от лишних тканей веки бамбука, – глаза тут же вытаращились и в ту же секунду крепко зажмурились от света – доктор прорезал сросшиеся губы, отсоединил нижнюю челюсть и быстренько почистил ротовую полость, в которую натащило всякой дряни. Горло и связки оказались в порядке, так что их трогать Карло не стал.
После того, как челюсть была вправлена на место, а швы зарощены, доктор пошёл в туалет. Вернувшись, он обнаружил, что Буратина каким-то образом дотянулся до скальпеля и, скосив от усердия глаза, остругивает себе кончик носа.
– Опять ты возишься со своей фитюлькой, – недовольно проворчал доктор. – Слушай, давай уберём этот шнобель?
– М-м-м, – замычал Буратина, прочищая горло. – Н-не трогай мой чудесный нос! – выдал он наконец. Голос его был низким и хриплым: свежие швы в гортани ещё не вполне рассосались.
– Да зачем он тебе? На спарринг тебе ходить больше не придётся, да и оружие фиговенькое… – проворчал Карло и примерился было срезать нарост фрезой.
Буратина отчаянно замотал головой, уклоняясь от жужжащего лезвия.
– Ну ладно, – Карло устал, спорить с обрабатываемым не хотелось. – Оставим как есть. Может быть, у тебя формируется индивидуальность? Ладно, посмотрим… Вроде бы всё. Теперь начинаем крутить шермана… – Он нажал несколько тумблеров, и стол с тихим гудением опустился.
Карло сел за пульт секвенсора, включил датчики и начал регулировать настройку.
– Д-долго ещё? – клацнул зубами Буратина. – В-всё чешется ужжжасно.
– Лежи и не парься, – не поворачивая головы сказал доктор. – Да, кстати. Это у тебя первый ребилдинг. Есть такая традиция… В общем, можешь теперь называть меня папой. Папой Карло.
– Папа? Это что такое? – бамбук скосил глаза на говорящего, но увидел только ножки стула и тяжёлую, туго обтянутую белым халатом, задницу доктора.
– Хм. Папа – это отец в хорошем смысле. Ну то есть отец – это тот, кто тебе подарил половину генов. А папа – это кто тебе покушать принесёт. Понятно? В общем, так: папа о тебе заботится и кто за тебя отвечает. А также отправит тебя на препараты, если будешь плохо себя вести и не слушаться. Это называется отцовские права, они же обязанности. Теперь понял? Вижу, что ни черта ты не понял. Ладно, проехали. Теперь запускаем шарманку… Срастим клеточки, переберём аксончики, сконвертируем генетику. И постарше тебя сделаем, пора бы уже и взрослеть… Годика на три подтянешься… пока хватит.
Из пола выдвинулись сегменты внешней оболочки секвенсора и сомк нулись над операционным столом.
Глава 7, в которой мы, обращаясь к уже прошедшим событиям и как бы смотря назад – что и впредь мы будем делать нередко – присутствуем при беседе отважного пилигрима со святым праведником
5 октября 312 года от Х. [7]
Страна Дураков, междоменная территория.
Поздний вечер, переходящий в ночь.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Можно считать твёрдо установленным, что культ Дочки-Матери в своих наиболее характерных чертах сложился задолго до обнаружения Сундука Мертвеца и вне зависимости от этого события. Основами его стали почитание Матери как идеализированной абстрактной идеи, распространённой прежде всего среди калушат, а также и почитания Человека (Homo Sapiens Sapiens) и его генома, распространённого среди хомоподобных авторитетов. Так, центральное для всей системы понятий положение «Мать – это святое» зафиксировано информантами по крайней мере за полвека до обнаружения Сундука. Дискриминация существ, чей облик слишком отличен от идеализированного человеческого, также является частью традиционной культуры Страны Дураков (см. об этом мою работу «Хомосапость как квазиаристократическая идеология: истоки и параллели» – КНСД, вып. 11).
Но, несомненно, именно Сундук с его аудио- и видеоконтентом (в отличие от текстовой компоненты, практически не оказавшей на Страну Дураков заметного влияния, что заслуживает отдельного рассмотрения) стал событием мессианского значения. Почитаемая, но бесплотная абстракция обрела чувственно воспринимаемую форму, а невнятная система верований превратилась в полноценную религиозную систему, с культовыми текстами и изображениями, разработанным ритуалом, и – last not least – кастой профессиональных священнослужителей, контролирующих ортодоксию.
Знайко Н. Е. Ещё о генезисе культа Дочки-Матери // Культурное наследие Страны Дураков: Междисциплинарный сборник. Вып. 14. Тора-Бора: Изд-во Тораборского университета, 108679 день от Конца.
Избушку Баз заприметил метров за триста, сразу в трёх диапазонах. В сером мире коротких волн она светилась розовым – там работало какое-то электрооборудование. В чёрно-зелёном инфракрасном она выделялась ярко-салатовым прямоугольником: от неё исходило ровное тепло. В рентгене она ничем особо не выделялась, хотя под землёй просматривался идущий туда отвод кабеля. Возможно, когда-то в ней находился узел связи или трансформаторная будка.
Спрятавшаяся было луна внезапно высунулась и брызнула воровским светом из-под мимоезжей тучи, рассекавшей небо узким клином. Поверху тучи болтались тёмные колобашки – будто волки расселись на ней и поехали срать. Кот совместил диапазоны, наложив радио на тепло, и волки превратились в тающие продолговатые комки, зато вокруг луны появилось трепещущее гало. Избушку тоже окутало свечение – подрагивающее, зеленоватое.
Базилио настроил микрофоны. Стали различимы звуки святых песнопений и треньканье балалайки.
Кот подумал. Строеньице казалось неопасным. Во всяком случае, никакой явной угрозы от него не исходило. С другой стороны, сам тот факт, что его обитатель не прячется, указывал на то, что на лёгкую добычу рассчитывать тоже не стоит. С третьей, было совершенно непонятно, кто посмел открыто поселиться на нейтральной территории – и почему ни поняши, ни шерстяные не обращают на это внимания.
