Гроб с телом Майкла поставили в холле. Братья один за другим подходили к нему и прощались, смахивая с ресниц слезы. Фредерико не смог пересилить себя и подойти близко: при виде сложенных на груди рук покойника с ним едва не случилась истерика.

Грациелла, которая находилась в состоянии шока с той минуты, как ей сообщили о смерти сына, увидев его в гробу, растерянно улыбнулась. Должно быть, произошла какая-то чудовищная ошибка, это не ее сын. Роберто постарался успокоить и утешить ее, говоря, что в ее памяти Майкл останется таким, каким она видела его в последний раз: с радостной улыбкой на лице и охапкой цветов в руках.

Роберто не был готов к неожиданному выпаду со стороны жены: она вдруг стала кричать на него и обвинять в том, что он отправил Майкла назад в горы.

– А теперь ты можешь вернуть мне его? Можешь?

Ее надтреснутый голос полоснул его по сердцу, как острый нож, разбередил и без того кровоточащую рану. Он выпрямился и словно окаменел, будучи не в силах даже обнять жену, которая так нуждалась в его поддержке. Смерть сына выбила почву из-под ног у него самого.

Одному охраннику, Дженнаро Баранца, удалось выжить. У его палаты в больнице круглосуточно стоял вооруженный пост. Бандиты выпустили в него целую обойму и бросили на верную погибель, но он чудом уцелел и теперь балансировал на хрупкой грани жизни и смерти. Лучано поспешил к нему в больницу, когда ему сообщили, что Дженнаро может не дожить до утра. Голова бедняги была полностью забинтована, но он понимал, что дон Роберто рядом. Из его груди вырывалось хриплое дыхание.

– Это были американцы… americani.

Лучано приказал своим людям позаботиться о Дженнаро, который так и не назвал долгожданного имени – Пол Каролла.

Спустя несколько недель, когда Дженнаро, опровергнув неутешительные прогнозы врачей, резко пошел на поправку, его вывезли из госпиталя среди ночи. Лучано поселил его в безопасном месте под надежной охраной и, дождавшись, пока он окрепнет, стал показывать ему фотографии. Пересмотрев их с сотню, Дженнаро наконец узнал одного из убийц. Его выследили и обнаружили в Чикаго, где под пытками он назвал еще двоих соучастников и признался, что их нанял Ленни Каватайо. Он клялся, что Пол Каролла не имеет к этому делу никакого отношения. Этих троих убрали тихо и незаметно, так что никто не мог потом отыскать их тела. Лучано отчаялся найти Ленни Каватайо, которого упустил так бездарно и важная роль которого в убийстве Майкла теперь была столь очевидна. Каватайо работал на Кароллу, и Лучано решил, что, коль скоро ни единого следа он не оставил, Каролла, вероятно, убрал его, чтобы не иметь опасного свидетеля. Лучано не мог избавиться от ощущения, что его собственную жизнь отняли вместе с жизнью сына.

Похороны были невероятно роскошными. Майклу воздавали почести, приличествующие сыну могущественного дона. Траурная процессия насчитывала сотни человек, венки и корзины с цветами везли на двух грузовиках.

Братья Майкла окружили мать, защищая ее от напирающей толпы, в то время как отец принимал соболезнования друзей и близких. Его глаза закрывали темные очки, лицо словно окаменело. Казалось, тяжелая потеря вовсе не волновала его душу: он не проронил ни слезы, даже когда открыли гроб.

В Италии только самые бедные люди хоронили своих усопших в земле. В могиле есть идея конечности, безысходности, поэтому кладбища в основном состояли из фамильных мраморных склепов. Роскошно украшенные, они напоминали маленькие домики с решетчатыми воротами, как правило чугунными. Кованые узоры – листья, цветы и витые стебли, обычно позолоченные, – делали усыпальницы похожими на райский сад.

Склеп Лучано выделялся своими размерами и богатством внешнего и внутреннего убранства. Он был предназначен для всей семьи: в свое время каждый из них, как и Майкл, найдет здесь последнее пристанище: гроб с его телом положат на стеллаж и опечатают.

Роберто стоял в стороне от остальных и при тусклом свете чугунного фонаря, отбрасывающего причудливые тени на стены, оглядывал корзины с цветами и венки, сплошь покрывающие пол в мавзолее и землю вокруг него, словно толстый ковер. Один венок отстоял от других, и Роберто наклонился, чтобы прочесть карточку на нем. Венок был от Пола Кароллы. Лучано в ярости разорвал его на мелкие клочки и разбросал цветы по полу. Он пришел, чтобы оплакать сына, а теперь его душила ненависть к человеку, который убил Майкла и не устыдился прислать венок на похороны. Вместо молитв его губы шептали проклятия, когда колеблющийся свет фонаря выхватывал из полумрака фотографию сына. Даже вид изуродованного лица Майкла не заставил его прослезиться; жажда мести, которая захватила Роберто, приводила в ужас его семью. Напрасно он зашел сюда один, так он может стать легкой добычей для убийц. Роберто поспешно вышел наружу, оглядываясь, чтобы сзади никто не смог подкрасться незаметно. Если на него нападут, то его дети и жена останутся беззащитными.

Его единственным желанием, маниакальной идеей стало уничтожение Пола Кароллы. Он хотел бы расправиться с ним собственноручно, свернуть ему шею, как курице, но этот акт насилия имел бы катастрофические последствия. В первую очередь он должен защитить свою семью и для этого прибегнуть к кодексу чести, принятому в Организации. Он потребует восстановить справедливость, и доны не посмеют отказать ему. А если Каролла будет приговорен к смерти по закону, Лучано нечего бояться мести, опасаться за свою семью.

Каролла знал это единственное уязвимое место Лучано – страх за своих родственников. Лучано следовало попросту пристрелить его в дверях ресторана на Манхэттене, но он не стал этого делать, зная, что может подвергнуть своих близких опасности. Он решил ждать, и это привело его сына к гибели.

Разрываясь между любовью к оставшимся в живых сыновьям и жаждой отомстить за Майкла, Лучано пришел к выводу, что поступил правильно. Он всегда будет ощущать вину, нести ее тяжесть в одиночестве, потому что не сможет ни единой живой душе признаться в том, как сильно любил и как боялся потерять… Да, боялся.

София решила не надевать в дорогу новое платье, посчитав, что она произведет лучшее впечатление на Майкла или его родственников, если переоденется перед самой встречей и будет выглядеть аккуратно и респектабельно. Она купила фибровый чемодан и билет, после чего от ее скудных средств почти ничего не осталось – разве только на то, чтобы снять номер в отеле на одну ночь.

София ждала этого дня с самого рождения ребенка. Рано утром, около пяти часов, монахини собирались к мессе. Окна в детских спальнях были еще зашторены. Она поставила чемодан на пол возле колыбельки спящего сына и ласково погладила его по щеке. Мальчик открыл глаза. Тогда София взяла его на руки и крепко прижала к груди. Последние несколько месяцев ей приходилось много работать, и она редко видела сына.

– Т-ш-ш, тихо, мой сладкий, все хорошо… Это я, твоя мама… Т-ш-ш…

Малыш зевнул и уткнулся ей в шею, тихонько посапывая. Боясь разбудить остальных детей, София положила его обратно в кроватку. Он тут же начал кричать.

В дверях появилась сестра и, уперев руки в бока, нахмурилась. София сняла с шеи золотое сердечко и потрясла им перед лицом малыша. Она часто играла с ним так, наблюдая за тем, как мальчуган старается поймать медальон пухлыми ручками. Обычно он успокаивался после игры, ритмичные движения золотого сердечка навевали на него сон.

София дождалась, пока сын заснет, и хотела было надеть медальон на шею, но передумала и надела его на сына.

Когда она на цыпочках выходила из спальни, снова появилась сестра. Она критически оглядела ее чемодан и бросила укоризненный взгляд в сторону кроватки. Как часто она бывала свидетельницей подобных прощаний… Странно, от этой хорошей девочки она такого не ожидала.

– Я вернусь через несколько дней. Вы ведь позаботитесь о моем сыне?