– Прибыл мой посланец? – спросила прекрасная андалусийка у женщин.
– Да, хозяйка.
– Входите, друзья. Я пойду впереди.
Она пересекла садик и ввела графа, Буттафуоко и двоих авантюристов в маленький зал на первом этаже, скудно обставленный легкой, изящной мебелью, почти исключительно бамбуковой, и множеством терракотовых ваз, в которых стояли огромные букеты цветов, расточавших вокруг нежный запах.
Маркиза села перед столом из красного дерева, вырезанным с большим вкусом и отделанным серебром, и сделала знак графу и его друзьям сделать то же, а потом обратилась к метискам, следовавшим за нею:
– Позовите гонца.
Мгновение спустя, учтиво поклонившись, вошел мулат, высокий, сильно загорелый, мускулистый, с гордым взглядом.
– Ты выполнил мой наказ? – спросила его маркиза.
– Да, хозяйка.
– Ты смог пристать к фрегату, не вызывая подозрений?
– Я подплыл к самому борту и предложил рыбу, выловленную мною сегодня утром.
– Ты говорил с лейтенантом?
– Да, хозяйка.
– Ты сообщил ему об опасности, какой он подвергается, а также о том, что граф скоро прибудет?
– Лейтенант готов ко всему и ждет капитана. Он принял все меры, чтобы не вызвать подозрений.
– Можешь идти.
– Сеньора, – сказал взволнованный граф, – я не ожидал подобной услуги со стороны женщины, которая должна бы быть злейшим врагом флибустьеров.
– Я только защищаю своих гостей и покровительствую им! – улыбнулась маркиза. – На моем месте вы сделали бы то же самое.
– Я готов погибнуть за вас! – ответил граф с таким энтузиазмом, что это дало повод прекрасной испанке снова улыбнуться и глубоко вздохнуть.
– Не сомневаюсь в этом! – сказала молодая вдова, проведя рукой по лбу. Потом она спросила: – Когда вы отправитесь на судно, граф?
– Немедленно, если это возможно.
– На пляже у меня есть шлюпка. Передаю ее в ваше распоряжение. Впрочем, я понимаю ваше нетерпение. Сделайте вид, что отправляетесь на рыбную ловлю вместе с моими неграми, и в подходящий момент вы пристанете к фрегату. Старайтесь, чтобы вас не заметили мои соотечественники. Больше чем уверена, что они внимательно наблюдают за морем, а в лесах уже спрятана артиллерия.
Она поднялась, охваченная нескрываемым волнением, и, пока Мендоса, Буттафуоко и гасконец опустошали принесенные им метисками чашки с шоколадом, повела графа в садик, окружавший прелестный домик.
– Сеньор граф, – сказала она, устремляясь под тень гигантской пальмы, – неужели мы больше не увидимся?
В голосе маркизы слышалось такое возбуждение, что сеньор ди Вентимилья был им глубоко тронут.
– Надеюсь, сеньора, – ответил он, – что мы еще встретимся, прежде чем я покину Мексиканский залив. Я не могу забыть прекрасную женщину, которой дважды был обязан жизнью.
– Когда же?
– Кто может это сказать, маркиза? Я не вернусь в Сан-Доминго, пока не закончу своей миссии.
– А куда вы теперь направляетесь?
– Найти вашего деверя и флибустьеров, которые до сих пор господствуют по обе стороны Панамского перешейка.
Маркиза некоторое время молчала, уставившись в землю, потом нервным движением сорвала орхидею и протянула ее графу:
– Сохраните ее в память обо мне.
– Когда мне будет угрожать смерть, маркиза, этот данный вами цветок окажется на моем сердце, – ответил корсар. – Для меня этот цветок станет драгоценным талисманом.
Маркиза подняла голову, и граф сразу же заметил, что темные глаза прекрасной андалусийки увлажнились.
В этот момент появился Буттафуоко.
– Сеньор граф, – начал он, – шлюпка готова, пришел момент расстаться. Я возвращаюсь к своим буканьерским занятиям.
– Вы оставляете меня? – спросил сеньор ди Вентимилья с болезненным изумлением. – Я считал, что вы последуете за мной.
– Там, в моем бедном жилище, остался мой помощник, который, быть может, подвергается серьезным опасностям, – ответил охотник. – Кто знает, возможно, однажды мы встретимся в каком-либо из городов Центральной Америки. Я сражался в рядах флибустьеров вашего дяди, Черного Корсара, и теперь мне жаль отказываться сражаться вместе с его племянником.
Они вышли из сада в сопровождении Мендосы, гасконца и четырех негров, увешанные сетями, для того чтобы заставить испанские полусотни, возможно сидящие в засаде в лесу, поверить, что они отправляются ловить маркизе на ужин рыбу.
Они подошли к калитке; прекрасная андалусийка остановилась, глядя влажными глазами на графа.
– Прощайте, сеньор, – сказала она, протягивая руку. – Я буду молить Бога, чтобы он уберег вас от пушек и аркебуз моих соотечественников. Помните обо мне всегда и не забывайте: если вам будет необходимо мое покровительство, я всегда готова еще раз спасти вас.
Граф, казавшийся не менее растроганным, галантно поцеловал маркизе руку, тогда как Буттафуоко оперся на свою аркебузу, скрестив руки на кончике ствола.
Он тоже внимательно смотрел на графа.
– Друг, – сказал ему сеньор ди Вентимилья, протягивая правую руку, – благодарю за все, что вы сделали для меня… А теперь скажите мне свое настоящее имя. Вы обещали.
Мимолетное волнение исказило черты буканьера.
– Зачем? – спросил он хриплым голосом. – Я позволил ему упасть, и навсегда, на дно атлантической пучины в момент перехода через экватор… Кто теперь помнит обо мне во Франции? Для своей родины я умер… также для сестры… для…
Рыдания прервали его слова, а по загорелым щекам медленно скатились две слезы. Немного погодя он сказал:
– Все должно быть кончено!
– Нет, сеньор…
– Барон де Рувр, – сказала маркиза.
– Зачем вы выдали мой секрет, сеньора? – спросил Буттафуоко. – Теперь я всего лишь жалкий буканьер, у меня нет больше прав носить герб моего рода, который я обесчестил.
– Для меня вы навсегда останетесь дворянином, – сказал сеньор ди Вентимилья, испытывавший такую сильную боль, что это отразилось на его загорелом лице. – Вот моя рука, барон де Рувр.
Буканьер все еще колебался, но потом быстрым движением ухватил протянутую руку:
– Когда вам, господин граф, потребуется человеческая жизнь, вспомните о бароне де Рувре, я всегда буду к вашим услугам.
– Не в жизни вашей буду я нуждаться, а в вашей руке и в вашей аркебузе, – ответил граф. – Мы встречаемся не в последний раз… Прощайте, маркиза, прощайте, барон, я отправляюсь совершить должное.
Он быстро прошел по пляжу и запрыгнул в шлюпку.
Четверо негров тут же заработали веслами, тогда как Мендоса крепко ухватился за руль.
– Сначала к мысу! – сказал граф. – Попытаемся обмануть испанцев, чтобы не скомпрометировать маркизу, которую и так подозревают в чрезмерном сочувствии нам.
Шлюпка летела стрелой под могучими гребками африканских геркулесов. В то же время граф приподнялся и непрерывно смотрел в сторону берега.
Возле калитки павильона, опираясь на пилястр, стояла прекрасная андалусийка; в руках она держала платок и время от времени махала им в знак расставания; в нескольких шагах от нее находился буканьер, скрестивший руки на стволе своей аркебузы.
– Увижу ли я ее когда-нибудь? – вздыхал граф. – Конечно, если меня не убьют испанские ядра.
Он помахал на прощание рукой и сел рядом с гасконцем, считавшим и пересчитывавшим свои дублоны.
– Когда вам, господин граф, потребуется человеческая жизнь, вспомните о бароне де Рувре, я всегда буду к вашим услугам.
– Что вы делаете, дон Баррехо? – спросил граф.
– Подсчитываю, сколько агуардьенте могли бы купить испанцы, если бы они убили меня и завладели этим маленьким сокровищем, – с серьезным видом объяснил гасконец.
– Идите к черту! – не удержался граф.
– Нет, он меня не захотел взять, и думаю, что хорошо сделал, потому что с гасконцами нелегко даже в аду; они бы уж там подрезали хвостики сыновьям Вельзевула. Мы ведь и вправду опасные люди!
