Время здесь идет гораздо быстрей – все уже мертвое и старое. И старость тут повсюду. Сам особняк уже сыплется песком мне на голову, а плиты на площади поросли мхом, всюду изломанные ветви, грязные листья и мусор, тропинки, поросшие кустарником, деревья стоят скрюченными, но самое страшное не это, а нечто другое. Несколько дней назад я обнаружила, что по поместью поползли земляные трещины.
И где-то здесь за деревьями в тени ветвистых плетений дикого винограда бродит она – та, что со дня на день, явится за мной на порог. Бледная леди.
* * *
Оглушительный скрип входной двери заставляет меня взяться за висок, и уличный свет заставляет сощурить мои глаза. Должно быть все думают, что старое приведение вышло из своей конуры. Но я больше не стану скрываться в комнате. Я иду навстречу желтому царству листвы. Где повсюду с деревьев капает вода, а дорожки наполняют лужи по самые бордюры. Я вдыхаю воздух полной грудью, сквозь хрипы и свистки, и этот воздух кажется мне невероятно вкусным и свежим… но в следующее мгновение, я снова осознаю, что нахожусь среди брошенного старого поместья совершенно одна.
– Ах, старость, старость, дом старый, как я, как и моя жизнь. Пройдет немного времени и на его месте построят парковку или супермаркет. И никто никогда не узнает о том, что здесь случилось полвека назад…
– Я никогда не смогу покинуть этого места. И здесь никогда не наступит весна. Я не могу припомнить, чтобы здесь наступала весна… Здесь не идет время… Вечная осень и дождь. Я превращаюсь в приведение, блуждающее между голых деревьев алчи – между кустов шиповника…
– Но я еще, черт возьми, жива!
* * *
Я стою тут на грязной площади усыпанной желтыми листьями, словно последняя фигура на шахматной доске в дымке тумана и запустения, а на меня таращится троица двуглавых фонарных столбов, давно умерших и обесточенных.
– Отличная погода, господин столб.
– Вы так считаете? – отвечает мне ржавый истукан. – По-моему, без дождей всем стало бы лучше. Лично мне уж точно.
– И мне, – отвечает второй столб.
– И даже мне, – отвечает третий.
– Дожилась, старая Трис, ты уже говоришь со столбами. Чего уж там? Мне больше не с кем поговорить.
Я вижу великана-клена, что будто пальцами обнимает треугольную крышу особняка, на своей памяти я еще помню его совсем молодым саженцем. За эти шестьдесят лет он прилично разросся. У подножия клена стоит машина Себастиана. Она стоит тут вот уже тридцать лет и ржавеет. Прямо под окнами дома.
Некогда желтая, украшенная золотым хромом наградная телега с открытым верхом, подаренная Себастиану, за былые заслуги перед королем. А ныне, ржавеющее корыто – забитое тухлой водой и листьями.
Я подхожу к ней, чтобы разглядеть выгоревшую на солнце кожу салона, провожу рукой по растрескавшейся, словно змеиная шкура, поверхности, и опускаю ладонь на холодный металл, и вспоминаю, как Себастиан, вез нас, по пыльным дорогам Гренвиля, в новую жизнь.
Воспоминания уносят меня в тот день. Я чувствую, как от машины по моим пальцам бегут невидимые потоки энергии, слегка покалывающие.
И вот уже серая мгла осенних просторов, уступает место яркому солнцу 1912 года.
Я снова вижу солнце в высоких небесах рая, как оно осушает зноем июльской жары проселочную дорогу, петляющую между зеленых зарослей кукурузы вплоть до реки Пемзы. Как за несущимся желтым автомобилем клубится завеса дорожной пыли. И ветер трепет мне волосы, еще молодой, но уже титулованной графини Орлиянской.
– Где ты его взял? – восклицает та юная особа, которой когда-то была я сама.
– Это подарок короля, – с достоинством отвечает он – королевский гвардеец.
– И за какие заслуги короли нынче одаривают гвардейцев автомобилями?
– Я спас Георга от бивней свирепого кабана, и пусть это стоило мне здоровой ноги, зато я с честью исполнил свой долг!
– Ты настоящий герой…
– Я лично выбирал цвет, моя графиня. Желтый. Как солнце. Он увезет нас в новую жизнь…
Дальше дорога сворачивает вдоль берега реки, открывая нам шикарный вид на работающую в те годы мельницу, окруженную розовыми кустами, аккуратно посаженными женой мельника. И та молодая Трис просит Себастиана остановиться, чтобы одолжить саженцев для оранжереи и, он впервые, отказывается выполнить мою просьбу, задевая мое самолюбие, но вида я тогда не подала.
– Мы не станем останавливаться, моя графиня.
– Но почему?
– Потому что у нас будет собственный садовник, и мы не станем опускаться до просьб перед этими грязными простолюдинами.
На этом все.
Ах, если б я знала тогда, что ждет меня за стенами цветущего поместья, которое превратится в гниющую яму забвения. Глупышка Трис уже бежит к воротам, где ее ожидает конный экипаж слуг с телегами мраморных статуй.
Назад дороги нет. Молодая графиня растворяется в воротах поместья Де Беладонна и оно поглощает ее навсегда.
Одергиваю руку от холодного металла.
* * *
– Графиня Орлиянская, – так они называли меня прежде. – А ныне я старая и никому ненужная пенсионерка.
На мгновение я вспоминаю, что Элиза больше никогда не писала мне после той ночи и больше никогда не звала ко двору. Меня не спасли даже письма, которые я посылала ей раз в неделю. Королева оставила мне даже поместье в память о старой дружбе, но больше никогда не выходила со мной на связь.
Знала ли она, что обрекает меня на долгую и мучительную смерть?
Чувства накатывают, и я роняю трость.
Наклоняюсь, чтобы ее поднять, превозмогая боль в пояснице, и вдруг замечаю под машиной пожелтевший листок бумаги, слегка танцующий на ветру. При помощи трости я выгоняю его себе под ноги, чтобы осмотреть. Чернила поплыли от влаги, но текст еще вроде читаем.
– Кажется, я смогу разобрать что там.
«Запись 1. 1910 г. Ледяной плен Голодоса.
Мы съели кока – он был самым толстым из нас. Мы просто зажарили кока и съели его. Он был похож на парася, с поджаристой корочкой… эту тайну я унесу с собой в могилу… Адмирал Себастиан Джонатан Вереск».
– Мой супруг был страшным человеком.
Я еще помню из рассказов Себастиана о его службе на флоте до того дня, как он стал личным гвардейцем короля. Как-то за ужином, в то далекое время, когда наши отношения еще были теплыми, задолго до страшных событий 13 августа 1914 года, он рассказывал мне о зимовке на необитаемых островах в Изумрудном море.
Его команда провела в ледяном плену полтора месяца, потеряв большую часть еды во время путешествия через холодные воды.
– Я чувствую вкус мяса у себя во рту… вкус человечины… съеденной давным-давно голодными моряками призраками. Какие еще тайны скрывает надгробная плита Себастиана? Я должна отыскать все листы из его дневника.
Что-то заставляет меня поднять голову к окнам второго этажа.
Мне кажется, что на меня кто-то смотрит. И хотя в окнах никого не нет, я точно знаю, что Тень – где-то там.
– Где-то там!
Не стану возвращаться в дом. Пришло время мне прогуляться к северной стене, через аллею Статуй к могиле моего супруга. Пора бы его навестить.
* * *
Я все еще пытаюсь идти, как статная леди, стараясь держать осанку, но старость норовит скрутить меня в бараний рог. Мои уставшие ноги, словно бетонные сваи, ступают по треснутым от времени плитам, давно позеленевшим от плесени, и будто врастают в них. Внезапный порыв ветра напоминает о скором приближении грозы, и я вижу, как с севера на графство надвигаются синие тучи.
Пахнет подгнившей листвой.
Теперь я иду меж пожелтевших местами выщербленных ветром и дождем статуй – героев древних сказаний: воинов, музыкантов и богинь – покрытых мхом, в трещинах и плюще. А ведь когда-то давно они были девственно белоснежными, и теперь я уже не в силах им помочь, ведь я едва могу позаботиться о себе.
Статуи привезли сюда из усадьбы Себастиана сразу же после переезда. Будучи на королевской службе он выиграл их в карты у одного торговца антиквариатом.