В его разуме все вскоре встало на свои места, после чего последовало быстрое принятие ситуации и решимость. Ладно, его сабу не будет позволено вести себя подобным образом.
- Брэд Робсон, я полагаю, - сказал он ледяным голосом, и мальчик повернул к нему свои потрясающие ореховые глаза, красота которых меркла из-за отвращения, которое обнаружил в них Дом.
- Ах…хорошо, что вы знаете свое начальство, - с сарказмом сказал саб, скривив губы, и сквозь тело Даная прошел холодный страх.
Почему, черт возьми, он так реагировал на этого грубияна? Что он такого сделал, чтобы заслужить подобное отродье?
Но когда его класс ахнул и уставился на него из-за оскорбительных слов, Данай почувствовал пульсацию паники и страха, зная, что в Брэде кроется нечто большее, чем способность быть мудаком. Кто-то, о ком до настоящего времени не заботились, вероятно, наслаждался чувством ненависти по отношению к себе и еще больше ненавидел всех в ответ. Ему просто нужно было копнуть глубже.
- Да… и мое начальство предупредило меня о том, что в моем классе появится невоспитанный, маленький ребенок, поэтому я использовал мой обширный интеллект, сложил два и два и понял, что это, должно быть, ты. Садись, - сказал Данай твердым голосом, а его лицо не выдало ни одно из его желаний просто уволочь саба прочь отсюда и оставить для себя.
Брэд попятился на шаг от его тона и, обуреваемый чувствами, он снова проявил открытое неповиновение:
- Я не думаю, что хочу здесь сидеть. Кто знает, что соприкасалось с этими столами, - с отвращением отвернулся он, а остальная часть класса хоть и успокоилась от шока, смотрела на него с гневом, пока он их оскорблял.
Данай решил использовать свою лучшую рабочую тактику и просто проигнорировать его комментарии. Как только саб поймет, что на такое поведение не последует никакой реакции, он, скорее всего, прекратит.
- Место в первом ряду слева свободно, можешь сесть там, - просто продолжил Данай, как будто не был грубо прерван, и Брэд нахмурился, а его аура сделалась сердитой и смущенной.
- Мне кажется, вы не поняли мою точку зрения. Я не буду сидеть рядом с мусором, который вы называете своими учениками, - сказал он, и Данай сорвался.
Он мог принять вызов; непослушание, ярость, гордыню и злость, направленные на него самого. Но он не позволит кому-то, кто обладал ошибочным чувством собственного величия, оскорблять своих любимых учеников. Он вперил в саба взгляд холодных, словно лед, серых глаз, позволяя своему доминированию просочиться сквозь поры, почувствовав прилив удовольствия от того, как это заставило светловолосого мальчишку ретироваться и отступить от него.
- СЯДЬ. НА МЕСТО, - приказал он, с извращенным удовольствием наблюдая, как молодой саб просто согнул свое долговязое тело, усаживаясь на ближайший потрепанный стул, широко распахнув глаза и смутившись, глядя на него.
- А теперь позволь мне объяснить, как это будет работать. В моем классе за мной остается последнее слово. Я устанавливаю правила, и если ты или кто-либо другой будет иметь проблемы с их выполнением - наступят последствия. Ты будешь вести себя как хорошо воспитанный человек и будешь уважать меня и всех остальных в этом классе, потому что на данный момент… ты точно такой же, как все прочие. Я нечасто использую доминирование в моем классе… но у меня нет проблем с тем, чтобы его применить. Тебе лучше об этом помнить, - решительно сказал он и отвернулся от класса, зная, что они все были ошеломлены, как и всякий раз, когда он высвобождал перед ними свою силу.
Среди обычного восхищения, шока, радости и гордости, которые он почувствовал от своих учеников, он ощутил нечто совершенно иное.
Он почувствовал желание, поражение, отрицание.
Он почувствовал саба, который боролся с осознанием того, что в этой комнате находился его Дом.
========== Жаждать соединения. Часть 5. ==========
Вестервилль.
За три дня до…
Дни проходили в суете с тканями, стрессом и, ладно, избавлении от стресса, а затем внезапно осталось три дня до того, как он свяжется узами с Блейном. Три дня, пока это не станет официальным, и они смогут навсегда заткнуть эти злобные, мстительные рты, которые сквернословили направо и налево, что Блейн устанет от него прежде, чем они скрепят свою связь.
Курта больше не заботило то, о чем они говорили. Он знал, что его любят: заветно, сберегая, словно сокровище и желая сверх всякой меры, и что через три дня он поставит свою подпись рядом с именем Блейна на пунктирной линии. Он, наконец, поделится с ним всем, что у него было, и его метка очертится черным контуром.
Это заставляло его дрожать от подобных мыслей.
Он полностью принадлежал Блейну и ему больше ничего не хотелось. Но что-то покалывало на задворках его разума, и он не мог избавиться от этого ощущения последние пару дней.
С приближением даты их Представления они оба становились все более…одичавшими? Курт даже не знал, как это описать, он просто осознавал, что каждое мгновение в присутствии Блейна заставляет его колени ныть от нужды преклонить их перед ним. Каждый поцелуй становился отчаянным, заставляя саба умолять своего Дома просто его взять. Его запястья были расчерчены мягкими розовыми отметками от ограничений, которые накладывал на него Блейн, чтобы отодвинуть от края, и Курт знал, что спина Блейна была покрыта красными линиями от его ногтей.
Он был ненасытен в течение нескольких дней, и это очень напугало саба, потому что он не знал, что же изменилось внутри него так внезапно. Какой переключатель щелкнули, чтобы превратить его в эту…ну…шлюху? Не было никакого другого способа описать то, как он жаждал Блейна, словно сучка в течке, несмотря на то, что саб не оправдывал свою причастность к этому в те моменты, когда его разум был более ясным.
Блейн заставлял его чувствовать себя хорошо с тех пор, как они начали продвигаться в этих вещах дальше, но в последнее время все, что Курт мог делать при близости, питалось этим естественным, мощным доминированием, которое, казалось, с каждым часом поднималось все выше и выше, призывно подползая к сабу. Все покорные хныканья и послушные «сэры» скатывались с его языка, словно жидкость. И его Дом всегда отвечал, будучи таким нетерпеливым и таким пугающе сильным.
Курт знал, что они играли с огнем, близко подходя к реальной ночи скрепления уз, и едва могли сдерживать жажду, которую испытывали друг к другу. Эта потребность отягощала мысли, и Курту хотелось с кем-то поговорить, но у него не было никого, кто бы его понял. Его отец был Домом, и хотя он был силен, но никак не приближался к ошеломляющей мощи Блейна. Джефф был в совершенно другой ситуации, и даже если он чувствовал такую же потребность в Нике, его прошлое мешало ему потерять контроль и сдаться, как это делал Курт. Остальные его друзья-сабы либо не были девственниками, когда вступали в свои связи, либо их Домы не были так сильны, как Блейн… были…
Его разум натолкнулся на айсберг.
Ох!
Как же он не сделал этого раньше?
Он набросил халат поверх своей пижамы, которая на самом деле принадлежала Блейну, и бросился вниз по лестнице в гостиную, где мягкий свет отбрасывал теплые отблески на одинокую фигуру, читающую книгу в кресле.