- Ты – тот, кто мне нужен, Курт. Ты – все для меня. Мой красивый, красивый, красивый мальчик.

Где-то глубоко у Курта была мысль, что он должен был уже знать о таких вещах, но большая часть него так сильно нуждалась в этих словах, и теперь, когда саб их заполучил, то не смог сдержать нескольких слез, просочившихся из уголков его глаз. Это было дополнительным высвобождением последнего стресса, полученного из-за наказания, неуверенности, преследовавшей саба с тех пор, как на него заявили права, и огромной любви в его сердце к этому мужчине, который так нежно его обнимал.

- Я люблю тебя, - почти прохныкал Курт, потому что ему нужно было это сказать. Нужно, чтобы Блейн знал это как ничто другое. И после столь долгого сдерживания это было первой фразой на его языке каждый раз, когда Курт открывал рот, и саб чувствовал себя настолько свободным, облегчая свою ношу, затуманивающую мозг от каждой прерванной попытки произнести их первым.

Поцелуи Блейна блуждали по изгибу его скулы, и Курт откинулся назад, чтобы склонить свой подбородок в знак призыва о большем. Блейн подчинился, переворачивая Курта на спину и последовав за ним, прежде чем захватить его губы в настойчивый поцелуй.

- Я люблю тебя, - сказал он, прежде чем нырнуть обратно.

Курт издал тихий звук, который привлек к себе внимание, когда их рты снова встретились, отчаянно и томно, как будто они все еще шагали по лезвию между оголенными эмоциями до того, как последовало наказание, и приносящей наслаждение благодатью после их признаний.

Блейн отреагировал на этот шум, как ничто другое в своей жизни. Курт хотел, нет, он нуждался в нем, и единственный звук рассказал ему тысячу слов, а каждая клетка в теле Дома неистовствовала от побуждения дать ему все и вся. Наверстывая то, что в течение всего этого времени он бросал саба тонуть в сомнениях, когда все, что ему нужно было сделать – это набраться мужества и сказать ему кое о чем.

- Мне очень жаль, детка… я люблю тебя…так сильно тебя люблю.

Блейн в тысячный раз благоговейно заклеймил его губы, а Курт не мог этим насытиться. Жутко хотелось получить еще больше этих опьяняющих, словно наркотик, слов и их воздействия, которое отправляло его к звездам.

Он сжал своими ногами бедра Блейна, а пальцы незамедлительно отправились к этому особому местечку позади шеи Дома, когда его признания в любви продолжали омывать Курта своими волнами, заполняя каждую брешь в его душе и все пустые места в сердце саба.

Блейн хмыкнул, когда пальцы Курта соединились с чувствительной, отмеченной знаком кожей. Поцелуи становились свирепыми, сминая их губы, которые уже онемели, и это было божественно. Курт почувствовал, как сильно Блейн этого хотел. Его. Это можно было ощутить в голодной одержимости его рта, который просто атаковал укусами, и в руках, сжимающих под рубашкой его покрасневшую, вспотевшую кожу.

Одежда была сброшена, потребность в контакте кожи с кожей колола иголками, придавая движущей силы им обоим, и в промежутках между каждым предметом одежды они снова соединялись губами, языками и руками, вдыхая свою любовь в уста друг друга и пометив ей свою кожу.

Твердые, ноющие члены выпрямились, так сильно преисполненные насущной необходимостью, безо всякого изящества, находясь в отчаянной борьбе, пока не начали раскачиваться вместе, словно дикие создания. Все окуталось пеленой похоти, желания и любви, наполняя их первобытностью.

- Не отпускай меня, - попросил Курт, откинувшись назад на разбросанные подушки, с потемневшими глазами и губами, будто бы пострадавшими от пчелиных укусов. Он представлял собой картину порочности и воплощение нужды, и Блейн пьянел от этого, опустив голову, чтобы слизать каждую капельку пота, которая катилась по его шее, и захватывая своим ртом каждый вздох или стон.

- Никогда. Никогда не отпущу тебя, красивый мальчик. Ох, боже, ты идеален…Я люблю тебя…такой хороший мальчик, - задыхался Дом, отдаленно отдавая себе отчет в том, что болтает ерунду, но он старался для них обоих, пока их бедра двигались, действуя в тандеме, а животы были вымазаны предэякулятом.

Блейну нужно было кончить прямо сейчас. Необходимо было пометить Курта как своего самым примитивным способом, который был ему известен, даже без проникновения внутрь него.

Он застонал от разочарования и удовольствия, когда это изображение возникло у него в голове и подтолкнуло его ближе к острию ножа.

Курт кончил, издав высокий, горловой, причитающий возглас, и, блядь, этот звук на всю оставшуюся жизнь будет заперт в воспоминаниях Дома о самых лучших вещах. И в то же время это привело к тому, что Блейн, наконец, попал в звездное пространство.

Между ними распространилось тепло, выплескиваясь на них, и Блейн отстранился, задергался и, твою мать, задрожал, опустив взгляд на жемчужную жидкость с незамутненным, Доминантным чувством удовлетворения.

- О боже, боже, боже, - хрипло повторял Курт, зажмуривая глаза и продавливая ногтями полумесяцы на его плечах.

Блейн рассеянно осознал, что они щипали гораздо сильнее, чем изначальные надавливания и задался вопросом, сколько же урона нанес Курт, когда его голова почти что находилась на его члене. Эта мысль заставила Дома глупо усмехнуться, когда его руки, наконец, рухнули вниз, и он полностью утонул в Курте, который, дрожа от послевкусия ощущений, издал счастливый звук, почувствовав вес Блейна.

Блейн понимал, что в действительности он не удерживал никакого веса, однако, как только он почувствовал, что пальцы на его ногах разогнулись, дыхание восстановилось, а взгляд прояснился, он отстранился, чтобы перевернуться обратно.

- Нет, нет, нет. Останься, - умоляюще пробормотал Курт ему на ухо, обвивая Дома руками и ногами.

Блейн осознал необходимость в близости, а саб будто бы желал быть полностью окутанным своим Домом, поэтому Блейн осторожно распределил свой вес, чтобы не раздавить Курта, но иметь возможность поддерживать это подвешенное положение, находясь вплотную к сабу, и их плотная сцепка соединяла их в единое целое.

Блейн зарылся лицом в шею Курта, его феромоны пьянили его, как ничто другое, и Дом сразу же решил, что не хочет больше двигаться.

Курт почти что мурлыкал, как только они достигли устойчивого положения, выгнувшись в его объятии и временами дрожа от последствий пережитого. Тем не менее, что-то по-прежнему давило на сознание Блейна.

- Ты прощаешь меня, прекрасный? – спросил он в его кожу, целуя бьющуюся точку пульса.

Он почувствовал, как пальцы скользят по его волосам, массируя кожу головы.

- Конечно же, я прощаю, сэр, - мягко и уверенно раздалось ему в ответ. – Мы оба…ошиблись.

Блейн кивнул, его рука пробежалась по боку Курта, поиграв с его тазовой косточкой.

- Я не хочу, чтобы мы когда-нибудь возвращались к этому месту, детка. Знаю, что это нелогично, потому что в какой-то момент кто-нибудь из нас снова сделает что-то неправильно, мы не идеальны, но я ненавижу ссориться с тобой.

- Я тоже, - согласился Курт, потому что это было самое ужасное, что он когда-либо испытывал.