- Они что-то добавили в эту воду?

Это было то, что он, в конце концов, произнес.

Дана рассмеялась.

- Может быть, мы сошли с ума, но я обещаю вам, что мы на сто процентов серьезны. Нам нужен для гонки кто-то аутентичный. Тот, к кому могут обратиться люди, которым мы пытались помочь, и кто с ними связан. Кто-то, кто является опорой вашего общества, пытаясь сделать его лучше, вместо старого сноба, который раздает милостыню.

- Я думаю, ты бы идеально подошел для этого, папа. Но я не хочу, чтобы ты чувствовал давление, говоря «да», мы можем подыскать кого-то другого, - мягко заверил его Курт.

На мгновение они скрестили взгляды. Отец и сын.

- Политика, да?

Курт с полуулыбкой пожал плечами.

- Это обещает быть изматывающим. Ты будешь все время работать, а с твоим сердцем…

- С моим сердцем все хорошо, ребенок, - прервал Берт.

- Это сейчас, - нахмурившись, возразил Курт.

Не то, чтобы саб не хотел, чтобы его отец этим занимался, в конце концов, он действительно думал, что тот идеально подходил для этого дела. Он просто был очень обеспокоен тем, что могут быть последствия.

- У него будут люди, чтобы постоянно ему помогать, - успокоил его Блейн. – Они проследят, чтобы Берт не переусердствовал, если он действительно примет это предложение.

- Я всегда хотел для тебя лучшего, приятель, - начал Берт с небольшой улыбкой. – С тех самых пор, как умерла твоя мама, но я просто не думал, что мог бы сделать это для тебя. Тогда ты пошел и сделал это сам для себя, но на самом деле это не отменяет того факта, что ты не должен был найти его по воле случая или удачи, или чем бы это ни было, - сказал он, указывая на Блейна и на всех в комнате.

Курт почувствовал слезы, жалящие глаза при упоминании его мамы, и прижался ближе к боку Блейна, пока Берт повернулся к Дане, приняв решение.

- Я сделаю это.

- Ты уверен? – спросил Курт.

- Они не догадаются, кто нанес им удар, ребенок, - улыбнулся он, и Курт покачал головой, но тоже улыбнулся.

Он доверял своему папе, зная его потолок на данный момент времени, и доверял Дане, чтобы разместить вокруг него людей, которые знали, когда наступит его предел.

Он вздохнул и кивнул.

Облегчение за столом стало ощутимым, и довольно скоро старшие наклонились ближе друг к другу и сосредоточенно обговаривали детали, которые были необходимы, чтобы заставить этот революционный план сработать. И когда все было улажено, взволнованность угасла, все начало вставать на свои места, а у Курта была сегодня на уме только одна вещь.

Это было то, о чем он раздумывал в течение нескольких дней.

То, от чего он просыпался среди ночи, задыхаясь, с тяжестью и тоской, окруженный объятьями Блейна и его запахом. Эта растущая внутри него боль, нечто, что требовало внимания тем больше, чем глубже он его заталкивал. Семя, которое давно было посажено, а теперь выросло и опутало все вокруг, потому что к настоящему времени уже не могло быть оттеснено в сторону. Вместо этого оно выливалось в каждую мысль, каждое действие, и сабмиссив в нем поочередно кричал, просил и умолял. Он хотел. Он нуждался в этом.

И Курт пришел к выводу, что он тоже этого хотел.

Он был готов.

- Можно Блейн и я выйдем? – вежливо спросил он. – Я хочу вручить ему свой подарок.

========== Ослабить путы. Часть 4. ==========

Блейн, сидевший на своем стуле, изрядно оживился.

- Конечно, мальчики, - согласилась Дана, и Берт тоже кивнул.

Курт поспешно покинул свое место и потащил Блейна за собой, направляясь в большую гостиную в дальней части дома, которой никто и никогда не пользовался.

- Прекрасный, - начал Блейн, в голосе которого слышалось замешательство и сильное нетерпение, но Курт просто шикнул на него, останавливая их у двери. Саб повернулся и откинулся назад, поворачиваясь лицом к Дому.

- Закрой глаза? – сладко попросил он.

Блейн выгнул бровь, а его наполненные подозрением глаза сузились, но не закрылись.

- Что ты задумал?

Курт шагнул к Дому, оборачивая руки вокруг его шеи и чувствуя, как его собственные мускулистые руки в ответ обвивают талию саба. Курт не ответил, а только лишь наклонился и мягко надавил ртом на губы, расположенным прямо перед ним. Он не углублял это взаимодействие, а просто нежно прижимал их губы друг к другу, упрашивая снова и снова, отстраняясь назад и увеличивая промежутки между нажатиями, пока не увидел, как глаза Блейна действительно окончательно закрылись.

Переместившись назад, саб одной рукой повернул ручку и толкнул ногой дверь, медленно заводя Блейна в комнату, целуя его и мягко поощряя.

- Оставишь глаза закрытыми? – снова спросил саб прямо в его губы.

Блейн утвердительно промычал, позволяя Курту высвободиться, подвести себя к дивану и усадить на него.

- Оставайся там и держи глаза закрытыми, сэр, - проинструктировал Курт, чувствуя, что его желудок завязывается узлом, когда он бросился к двери, чтобы закрыть ее и запереть на замок.

Он подумывал отправиться в их спальню для того, чтобы сделать это, ведь она давала правильный настрой для чего-то интимного, но там его план бы не сработал из-за их постели, которая была расположена слишком высоко. Кроме того, их родители не отправятся в ближайшее время их искать, они все еще очень сильно были поглощены плюсами и минусами, которые повлечет за собой работа Берта.

Казалось, что путь до середины комнаты занял вечность, когда на самом деле там было всего пять или около того шагов, и боже, Курт чувствовал, что уже дрожит от этого страстного желания, преследующего его нестерпимо-страстного желания, толкающего и толкающего его преодолевать этот путь. Курт закрыл глаза и на этот раз позволил всему этому идти своим чередом, позволил этому чувству заразить себя и направить туда, куда он желал.

Следующим, что он осознал было то, что он опускает свои колени на ковер.

Это было похоже на мгновенное погружение под воду, это давление вокруг него, пока он задерживал дыхание…но странно, он не ощущал панику, подобную той, когда хотелось вынырнуть за воздухом. Он просто позволил этому чувству омыть себя теплом и оставить в подвешенном состоянии.

Каждая стена, которую он возвел, превращалась в руины одновременно с тем, как он рухнул на пол, оставляя себя открытым, с саднящими нервами, уязвимой ненадежностью и вскрывшимися недостатками, выставляя на обозрение все, и единственной вещью, которую он ощущал острее всего остального, было облегчение, та единственная вещь, которая ощущалась им, словно он передавал ее по радиовещанию, как передается сигнал на Марс, который гласил о его любви к этому мужчине, сидящему перед ним.

Это было освобождением.