Зачатие: первая и вторая причина для существования
Пусть стыдится каждый, кто плохо об этом подумает.
«Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь»
[6]Во время учебы в школе медицины я подрабатывал в баре, а летом препарировал человеческие трупы. Поначалу мне казалось, что работа в баре подготовит меня к жизни, а работа в анатомической лаборатории – к смерти. Я находил это не зловещим, а очень полезным: за свои старания я получил крепкий желудок и глубокие знания в области анатомии. Однако о смерти я так ничего и не узнал.
Только начав работать врачом, я стал выполнять самые тяжелые свои обязанности: сообщать о неизлечимых заболеваниях и говорить людям о смерти их близкого человека. В больнице я постоянно присутствовал в момент умирания: был рядом, когда человек делал свой последний вдох, или наблюдал за тем, как холодеет кожа после не увенчавшихся успехом реанимационных действий. Мне казалось странным, что в это мгновение не происходит никаких материальных изменений: мертвое тело продолжает состоять из тех же элементов, из каких оно состояло при жизни еще несколько секунд назад. Динамизм, присущий жизни, только начинает затихать.
Красные ястребы – мастера полета: римские корабли проектировали по форме их хвоста, и сам Леонардо внимательно наблюдал за ними, разрабатывая свои летательные аппараты.
Раньше люди верили, что в момент смерти душа покидает тело через открытый рот. «Ваше существование зависит от нити, – писал Монтень, – закрепленной лишь на кончиках губ». Иногда эта нить крепка и хорошо привязана, а иногда – тонкая и слабо закрепленная. Для Монтеня смерть – это порванная нить на жизненном ткацком станке, в то время как зачатие – всего лишь новая нить, которая внесет свой вклад в создание ковра жизни.
Леонардо да Винчи писал, что его первое воспоминание связано с красным ястребом (хищной птицей, питающейся падалью), который подлетел к его колыбели и разомкнул его губы своим хвостом. Интерпретации того раннего воспоминания разнятся: для одних это знак его гениальности, для других – свидетельство его исключительности, а для третьих – показатель гомосексуальности.
Примерно в 1503 году он написал взрослую Деву Марию, сидящую на коленях своей матери, святой Анны. Мария протягивает руки к Иисусу, чтобы вернуть его в семью, но он ускользает от нее, пытаясь оседлать ягненка, символизирующего грядущее распятие.
Во времена Леонардо убеждение о том, что Мария забеременела, будучи девственницей, давно укоренилось. Считалось, что она сама была зачата таким же образом. Папа римский того времени закрепил это в вероучении. Всего двумя веками ранее Анна была центральной фигурой средневекового культа плодовитости: на ранних картинах ее изображали с тремя дочерьми, каждую из которых звали Мария, зачатыми от трех разных мужей. Во времена, когда женщины часто беременели, по 20 раз в течение жизни, несколько беременностей Анны делали ее популярной святой.
Даже для тех, кто не был святым, создание новой жизни казалось божественным чудом, находящимся за гранью человеческого понимания. Было ясно, что секс как-то связан с зачатием, но сам механизм оставался загадкой. Однако Леонардо стремился понять каждый этап жизни человека, включая его зачатие. На одном из своих самых известных рисунков, созданном на 10 лет ранее описанной выше картины, он попытался изобразить анатомию мужчины и женщины в сам момент зачатия.
До него мало кто пытался это сделать, и, хотя Леонардо был талантливым анатомом и прозектором, большая часть его сексуальной анатомии на рисунке не соответствует действительности. Он придерживался мнения о том, что жидкости тела преобразуются одна в другую под воздействием тепла и активности. Изображенная им матка имеет трубу, которая напрямую соединяет ее с грудью (он считал, что грудное молоко – это преображенная менструальная кровь); матка получает поток женской семенной жидкости непосредственно из позвоночника. Его понимание мужской сексуальной анатомии было таким же специфическим: он нарисовал канал от сердца к жидкости, омывающей позвоночник; другие каналы, по его мнению, переносили семя из мозга к позвоночнику и к пенису. Яички выполняют функцию противовеса, удерживая каналы в правильном положении. У Леонардо, должно быть, было чувство юмора, так как под своим рисунком он написал: «Я раскрываю мужчинам их первую и, возможно, вторую причину для существования».
Через 20 лет, после того как Леонардо да Винчи изобразил святую Анну, немецкий врач Евхарий Рёсслин вдохновился Бытием 3:16: «Я мучительной сделаю беременность твою: в страдании ты будешь рожать детей. Ты будешь желать мужа, и он будет властвовать над тобою». Он полагал, что «естественное совместное удовольствие мужчины и женщины» является частичной компенсацией за родовую боль и помогает отвлечься от мыслей о неминуемой смерти.
К 1700-м годам немецкому врачу Альбрехту фон Галлеру было известно, что яйцеклетки образуются в яичниках, однако он думал, что во время секса каждая маточная труба твердеет, а затем, «окружая и сжимая яичник, [она] выдавливает и поглощает созревшую яйцеклетку». Прошло еще 70 лет, прежде чем Карл Эрнст фон Баер, еще один немец, действительно рассмотрел яйцеклетку млекопитающих (собаки). Однако только в 1930-х годах человеческую яйцеклетку увидели внутри маточной трубы женщины, и тогда было положено начало пониманию процесса зачатия.
Значительная часть моей работы связана с фертильностью и инфертильностью: зачатием, контрацепцией и иногда абортами. Люди обращаются ко мне, желая избавиться от беременности или, наоборот, способствовать ей; предотвратить овуляцию или стимулировать ее. Я даю советы, прописываю лекарства и рисую картинки, изображающие мужскую и женскую анатомию. Однако даже сегодня многие аспекты фертильности и ее ритмов остаются тайной.
Зарождение новой жизни обычно проходит незаметно: некоторые женщины испытывают кратковременную боль в момент овуляции, но зачатие может произойти в течение суток после этого момента, и ни зачатие, ни имплантация в матке не сопровождаются никакими ощущениями.
Может потребоваться несколько недель, чтобы женщина заподозрила беременность и пошла за тестом.
Консультация может быть как радостной, так и печальной. Женщина заходит ко мне в кабинет, садится и говорит: «Я беременна». По тону, с которым сказаны эти слова, я могу определить, является этот факт поводом для счастья или для грусти. Сначала я делаю вывод сам, а затем медленно спрашиваю: «И что вы об этом думаете?» – просто чтобы убедиться. «Я счастлива!» – иногда слышу я или: «Я в ужасе!» Иногда пациентка открывает сумку и торопливо выкладывает на стол тесты на беременность, на каждом из которых можно увидеть либо синий крестик, либо двойную розовую полоску. Мы внимательно рассматриваем их, поворачивая под разным углом, чтобы исключить вероятность ошибки, а затем я даю женщине тест из собственного ящика и прошу снова его пройти. Пока моча струится на тест, мы внимательно наблюдаем за происходящим; наши лица при этом либо встревоженные и сосредоточенные, либо освещенные радостным волнением.
Сегодняшние тесты настолько чувствительны, что многие женщины могут узнать о своей беременности уже через несколько дней после зачатия, когда эмбрион представляет собой тонкую ниточку клеток на желеобразном диске – зачаток будущего позвоночника. Когда настроение в кабинете радостное, эти моменты воспринимаются как награда, вне зависимости от того, долгожданный это ребенок или радостный сюрприз. На других консультациях, когда настроение печальное, мои вопросы становятся чуть более насущными: когда у вас была последняя менструация? Насколько регулярен ваш цикл? Когда вы могли зачать? Были ли вы беременны ранее? Сегодня мы привыкли контролировать собственные тела, однако беременность является первобытным напоминанием о том, что перемены в организме иногда от нас не зависят; у тела есть собственные ритмы, пути и места назначения. Для многих женщин наиболее пугающей является именно неумолимость беременности: процесс, не похожий ни на какие другие, запущен, и для женщины мир никогда уже не будет прежним, вне зависимости от того, сохранит она беременность или нет.