Когда мама приходит с работы, она не призывает его к ответу, не заступается за меня. После этого моя жизнь уже никогда не будет прежней.

И тут ко мне пришло ужасающе ясное понимание: я боюсь своего отца.

Впрочем, оно дарит мне то, благодаря чему я буду блистать на корте: страх. Страх перед ним будет заставлять меня вкалывать, чтобы стать лучше. Быть посредственной теннисисткой – не вариант: последствия, которыми это чревато, слишком ужасны.

С того дня теннис постоянно становится поводом для вспышек его ярости. Я знаю, что, если в чем-то окажусь недостаточно хороша, если не покажу должного усердия, если не выполню важный удар, он меня изобьет. Это может произойти где угодно. Однажды это происходит во дворе нашего дома, где я стучу мячом по стене. Он, как обычно, стоит рядом и напряженно наблюдает за мной, и вот когда я ошибаюсь, он снимает ботинок и бьет меня им. Бьет по голове, а потом еще в спину.

Конечно, мне обидно и больно, я несчастна. Но я быстро учусь сразу брать себя в руки и начинать заново. Чтобы стать лучше. Я не хочу огорчать отца.

Именно благодаря моему бойцовскому духу и теннисным успехам мы с мамой и Саво летом 1992 года переезжаем из сомборского сарая с крысами в нормальный дом. Он, конечно, старый и заброшенный, но все-таки дом.

Наш переезд в Сомбор не помешал моему теннисному прогрессу. Он не стал даже заминкой в моем игровом развитии. Как только мы там устроились, мы с мамой нашли по соседству корты, и я стала сначала заниматься там, а потом и выступать на турнирах в окрестных городах. Вскоре обо мне узнают и начинают говорить о моем роскошном таланте. Теннисные чиновники из Сомбора видят мой потенциал и связываются с Федерацией тенниса Сербии, а те обращаются в местное правительство, и вот нас уже переселяют в отдельный дом. То, что мы беженцы, а Саво еще совсем маленький, сыграло нам на руку.

Наш новый дом заметно выигрывает в сравнении с сараем, где мы провели несколько месяцев. Он очень потертый, но зато там есть ковер и отопление, так что зимой после ванной мы не мерзнем. И он просторный – там столько места по сравнению с сараем. Дом даже больше нашей квартиры в Осиеке – в нем две спальни. Целых две! Это особенно кстати, потому что отец тоже бежал от войны, и мы снова живем все вместе.

Через несколько недель после нашего переезда из Осиека к нам приезжают и бабушка Ана с дядей Павле, потому что там все совсем чудовищно. Я скрываю свое раздражение, думая про себя: «Когда мы жили в ужасной крысиной дыре, вы бросили нас, мать с маленькой дочерью и младенцем на руках». Я с ними почти не разговариваю – у меня свои дела: теннис и школа.

В сомборской школе я популярна: я общительная, приветливая, со всеми болтаю. Я легко завожу друзей, так что у меня их много. Да и учусь я хорошо почти по всем предметам, включая географию. Разве что творческие предметы даются мне не очень – я больше люблю точные науки. Еще я люблю, когда все чисто и аккуратно. Доходит до того, что конспекты, написанные в классе, я вечерами дома переписываю начисто в другую тетрадь. Я стремлюсь к совершенству и одержима порядком: карандаши у меня всегда заточены, каждая вещь на своем месте. Я люблю школу, и у меня там все получается, как это было и в Осиеке.

Мама начинает на полставки работать в маленьком местном супермаркете, а папа следит за братом и мной. Дома у нас атмосфера совсем не душевная. Родители никогда не обнимаются и не берутся за руки. Отец моментально злится, если хоть что-то сделано не так, как хочет он. Еда приготовлена не так? Кто-то хлопнул дверью? Он сразу взрывается. Мы с мамой реагируем на это молча и послушно. Вокруг него мы ходим на цыпочках, вертимся как белки в колесе, чтобы только его ублажить. Мама готовит так, чтобы ему понравилось, я на корте делаю все, чтобы он был доволен. Возвращаясь из школы домой, я всегда очень жду маму с работы. Когда я не на корте, я стараюсь лишний раз не попадаться папе на глаза: делаю уроки или играю с братом, которого все так же обожаю.

Иногда я чувствую себя виноватой за то, что сторонюсь отца. За мысли о том, как мирно и дружно мы могли бы жить с мамой и Саво без него. Когда его нет, мама уделяет нам больше внимания, она становится добрее, помогает мне с домашним заданием; мы вместе готовим. Но когда отец дома, она сразу замолкает и отстраняется. Такое впечатление, что при нем ей нельзя демонстрировать свою любовь к нам, а можно только угождать ему, делать все, как хочет он. Когда мы жили в Сомборе втроем, было спокойнее. Но вернулся отец, и с ним вернулось напряжение.

Папа получает то, что хотел: в девять лет я выигрываю чемпионат страны для игроков не старше десяти, и ему больше не нужно работать водителем грузовика – теперь он полностью посвящает себя моему теннису. Мы едем в сербский город Нови-Сад, где я участвую в чемпионате для детей до 12 лет. Я выигрываю финал – 6:0, 6:2. Это радостные мгновения, но отец в ярости от того, что я проиграла два гейма сопернице, которая на три года меня старше. За зданием клуба – там, где нас не увидят тренеры и другие родители, – он со всей силы бьет меня по щекам. Он громко распекает меня за проигранные геймы и ударяет еще несколько раз, чтобы мне было неповадно.

Уже умея забывать о его побоях, в 12 лет я выигрываю чемпионат страны для игроков до 14 и сразу заявляюсь в категорию до 16 и до 18, хотя тут даже мой бескомпромиссный отец говорит, что эта миссия невыполнима. Действительно, выходить на корт против мощных долговязых тинейджеров мне страшновато. Одно мое участие в этом турнире становится новостью национального масштаба. Репортерам очень нравится фотографировать миниатюрную меня на фоне моих высоких соперниц. И я многим из них задаю жару: девочки, входящие в топ-5 национального рейтинга 18-летних, обыгрывают меня только в трех сетах. Я маленькая, но авторитетов у меня нет.

Тем временем в нашем родном городе уже гибнут наши знакомые. На Драве нашли еще одно тело – задушенной акушерки, принимавшей роды у моей мамы. Денег едва хватает – мы живем на мизерную мамину зарплату и доход от лавки на местном рынке. Из-за войны в Сербии действуют разные эмбарго и другие торговые ограничения, так что становится трудно достать даже товары первой необходимости. Поэтому дядя Павле каждый месяц ездит в Венгрию, где закупает туалетные принадлежности, и их-то мы и продаем. В выходные я сама становлюсь за прилавок и продаю мыло, туалетную бумагу и зубную пасту.

Иногда не удается достать даже хлеб и молоко, так что, когда их привозят, за ними выстраиваются длинные очереди. Стоять в них приходится часами. Отец с дядей иногда поднимаются в четыре утра, чтобы занять очередь первыми.

Как бы ни приходилось тяжело, мне живется нормально. Вокруг я вижу людей, которым еще труднее. Некоторые голодают. Я же люблю школу, и в теннисе у меня все получается. Теннисный клуб «Зак», где я, несмотря на свой нежный возраст, уже стала звездой, был для меня вторым домом.

Меня тренирует Милан Лацко, отличный парень, но от него я перехожу к Йосипу Молнару, который очень нравится папе. Больше всего ему нравится то, что Йосип тренировал Монику Селеш. Один из любимых матчей моего отца – финал Открытого чемпионата Франции- 1990, в котором 16-летняя Селеш безжалостно расправилась с первой ракеткой мира Штеффи Граф. Папа любит порассуждать об этом матче – он думает, что я могу сделать нечто подобное. Что я могу стать как Моника.

Йосип – спокойный тренер, но, когда я что-то делаю неправильно, он строг. За первый год работы с ним я выигрываю все национальные титулы. Мы много времени проводим втроем, разъезжая по турнирам на машине Йосипа. Дорога между крупными сербскими городами занимает по несколько часов. На турнирах я продолжаю всех обыгрывать. Поскольку денег у нас нет, мы спим в машине и едим дешевые сэндвичи из местных лавок. Вскоре у меня уже столько кубков, что приходится складывать их отдельно в сарай. Каждая победа для меня как праздник, и папа доволен моим прогрессом. Благодаря тому что я выигрываю все подряд, обо мне узнают по всей Сербии.