– Не бросай меня! Пожалуйста, – она схватила телефонную трубку и липкими от крови пальцами набрала цифры – 55 678. На том конце не отвечали. Гудок за гудком, надежда уходила в никуда, а мальчик всё больше погружался в себя.

Макс словно застыл во времени, его глаза оставались открытыми, но зрачки уже не фокусировались, мышцы лица окончательно размякли, стёрли все эмоции.

– Да, кто звонит?

Клара вдавила трубку в ухо, боялась, что пропустит хоть слово.

– Это доктор Вавилов? Меня зовут Клара, мы не знакомы, но… мой сын… он почти не дышит. Сделайте что-нибудь, – слёзы мешали говорить.

– Успокойтесь, объясните всё спокойнее. Я не занимаюсь проблемами людей.

– Мой сын не человек, он ангел! – Голос сорвался на крик. – Только что по телевизору показали девушку, она прыгнула с крыши. Её кровь бурая, а у моего сына противно-зелёного цвета. Я ничего не понимаю.

Тишина на том конце трубки оглушала.

– У ангелов нет крови.

– Что вы сказали?

– У них нет крови, Клара. Вы должны были это знать, – в его голосе послышался упрёк. – Ваш сын когда-нибудь принимал стабилизаторы возраста?

– Нет, никогда.

– А во время беременности употребляли пилюли?

Клара замялась. Как жить без стабилизаторов, особенно, если твой муж младше на пять лет?

– Вы меня слышите?

– Да, – ответила женщина. – Да, я пью стабилизаторы с рождения. Но меня убеждали, что риск минимален. Вероятность родить ребёнка-ангела один на миллион.

Всё это до ужаса напоминало дешёвое оправдание, Клара накручивала телефонный шнур на палец. В лучшем случае у Макса будет примерно лет восемьдесят до смерти от старости. Она, скорее всего, переживёт сына. Но год от года ангелы умирали в луже собственной крови вовсе не от старости.

– Вы сказали, что ваш ребёнок не дышит.

– Да, – Клара кивнула. – Его зрачки не реагируют на свет. Макс полностью ушёл в себя. Мне страшно, крылья начали расти с удвоенной скоростью.

– Так, ушёл в себя, – доктор вздохнул. – Это очень опасно. Я бы даже сказал, смертельно. Сколько это длится?

– Минуту или две… Обычно Макс быстро приходит в себя, но сегодня… девушка-ангел, что спрыгнула с крыши… Кажется, они были знакомы. Вы сказали, мой сын может умереть?

– Единственное место, где ангелы чувствуют себя хорошо, это внутренний мир. Сейчас ваш сын находится внутри самого себя, погружение произошло настолько быстро, что он, судя по всему, вас не слышит. Это как с тонущим кораблём. Сильное течение затягивает всех, кто оказался поблизости, в свои водные чертоги. Девушка много значила для вашего сына?

– Я… Я не знаю. Он действительно много говорил о Герде, но… – Клара всегда слушала сына вполуха, и поэтому густо покраснела. – Я просто хочу, чтобы мой сын вернулся.

Макс упал на пол. Его безжизненные глаза уставились в потолок, руки, сжатые в кулаки, побелели, кровь – или что там у него внутри – отхлынула от конечностей. Женщина всхлипнула и положила липкую голову сына на колени.

– Что же это, если не кровь? – прошептала она. – На вид похоже на зелёную слизь.

– Ваш мальчик погрузился в собственный внутренний мир, – терпеливо объяснил доктор. – То, что составляет его сущность, вытесняет краски сознания. Глубина зависит от количества субстанции.

Клара осмотрелась. Жидкости оказалось так много, что на досках образовались лужицы.

– Понятно, кажется, дело плохо, – правильно истолковал молчание доктор. – Скорее всего, ваш сын не сможет сам вернуться обратно. Мне очень жаль.

Эти слова лишили Клару дара речи. Весь прогресс в медицине не помог её сыну стать таким же мальчиком, как все остальные. Она почувствовала нехватку кислорода. Дыхание участилось, столько слов рвалось наружу: ругательства, мольба и просто дикий животный крик.

– Может быть, так будет лучше, – осторожно заметил Вавилов. – Сейчас Макс находится там, где ему хорошо. Он сам и не поймёт, что умер. Всё произойдёт очень плавно. Я могу гарантировать, так оно и будет.

И тут Клара издала протяжный вопль отчаяния и расплакалась от обиды, но слёзы почти сразу уступили место злости: как человек, который ни разу не видел Макса, может определять его судьбу и говорить, как будет лучше?!

– Должен быть способ, – прорычала женщина в трубку. – Любой способ его вернуть!

Молчание на другом конце – такое гнетущее и пугающее, – тишина, что давила жёстким каблуком надежду, била прямо в солнечное сплетение. Клара убрала чёлку со лба Макса, обхватила пальцы мальчика, чтобы немного согреть, но жизнь медленно уходила из его тела.

– Способ есть. Но, Клара, я хочу вас предупредить. В случае неудачи вы оба погибнете. Если не сможете вырвать его из цепей собственного сознания или не найдёте выход обратно, то останетесь там навечно. Но даже если вы согласитесь, есть большая вероятность, что ваш сын уже не контролирует собственный мир и не сможет впустить к себе.

– Что нужно делать?

Доктор вздохнул.

– Соберите кровь вашего сына, зелёную субстанцию, и подойдите к зеркалу, которое помнит его отражение. Нужно обмазать поверхность, не пропуская ни единого участка. А потом ждите. Если отражение мальчика ещё свежо и вспомнит запах собственного мира, то оно обязательно вернётся. Как только увидите Макса, хватайте за руку.

От испуга Клара выронила трубку на пол. Не хватало только вмешиваться в жизнь зеркал. Такие вещи не к добру.

– Клара, Клара. Вы ещё там? Я рад, что вы отказались. Поверьте, в страхе нет ничего постыдного. Думаю, Макс не хотел бы, чтобы вы рисковали собственной жизнью ради него. Поймите, это очень опасно. На запах такой крови могут придти много отражений!

Но женщина обмакнула пальцы в холодноватую субстанцию, затем осторожно положила голову сына на пол. Зеркало в его комнате подойдёт как нельзя лучше. Пальцы дрожали, стали неподатливыми, но Клара закусила губу и обмазала поверхность. А потом спряталась за кроватью. На письменном столе лежала старая игрушка Макса – Клим. Женщина схватила его и прижала к груди. Долго ждать не пришлось.

Вскоре на зеркало упала тень – показалась немолодая женщина с красными от усталости глазами и глубокими морщинами у рта. Клара зажала рот, чтобы не закричать. Сейчас она смотрела на собственное отражение, оторванное от тела. "Уходи, уходи", – молилась женщина.

На место одному отражению пришло другое. В комнате тут же стало на несколько градусов холоднее. Клара выглянула из-за укрытия. На этот раз она увидела Макса. Мальчик обводил комнату грустным взглядом. "Мама", – произнёс он одними губами. Конечно, у него не было лёгких, чтобы набрать воздуха и голосовых связок, чтобы говорить.

И если ранее Клара ещё сомневалась, то в ту секунду её материнское сердце отозвалось. С тех пор, как Макса в первый раз положили ей на руки в роддоме, сердца их бились в унисон. Но потом что-то случилось, гармония нарушилась, и кто же первым вышел из строя не ясно. Но тогда женщина увидела отражение боли собственного ребёнка и совершенно забыла о страхе.

Она протянула руку и схватила мальчика. Этот другой Макс тут же испугался и заплакал, но Клара не отпускала. Произошло всё очень быстро. Стоило моргнуть, и женщина уже не чувствовала запахов и звуков своего дома. Её погрузило в мир полный тишины.

Клара взглянула на глянцевую дверь, обрамлённую витиеватыми лепестками кремового цвета. Препятствие нависало, давило одним своим присутствием. Она едва не касалась его носом. Отступить не могла – упиралась в зеркальную стену, за которой просматривалась квартира.

На двери выросли выпуклые буквы, сложившиеся в слово: РАССУДОК. Клара схватилась за деревянную ручку и повернула, но дверь изогнулась и зажала в тиски. Женщина вскрикнула, но всё-таки её распахнула, оказавшись на выложенной обтёсанными камнями улице. По обе стороны возвышались погружённые в тени деревянные здания с черными глазницами-окнами. Крыши треугольниками впивались в тёмно-синее, беззвёздное небо.