Процесс заполнения аккумуляторов субстанцией Зоны шёл своим чередом. Уже была собрана треть нужного количества аномальной энергии для трансформации ноосферы Земли, когда произошло непредвиденное: Максим исчез из лабораторного кресла во время очередного сеанса. Находящийся в гипнотическом сне мальчишка страшно закричал, словно увидел ночные кошмары, и как будто растворился в воздухе.

Сперва профессора охватила паника, ведь все его планы оказались на волоске от краха, но потом он успокоился и взял себя в руки. Отслеживающие состояние мальчика приборы показывали, что с ним всё в порядке. Вшитый под кожу ребёнка маячок передавал сигнал, по которому его можно было найти и вернуть в исследовательский центр. Только вот в этом и крылся корень проблемы: мальчуган не просто исчез из лаборатории, он каким-то непонятным для профессора образом переместился в Зону.

Семакин не стал попусту тратить время и в тот же день распорядился направить в параллельную реальность поисковые отряды. Всё складывалось как нельзя лучше, пока профессору не сообщили о новой проблеме: вживлённый мальчику маячок перестал передавать сигнал.

Пытаться найти ребёнка, не имея представления о его местонахождении, – всё равно что искать иголку в стоге сена. Несмотря на это, профессор не терял надежду и требовал бросить все имеющиеся в распоряжении силы на поиски Максима. Дни шли за днями, самый дефицитный ресурс – время – таял на глазах, а результата всё не было. Направленные в Зону поисковые отряды возвращались ни с чем.

Факты – упрямая вещь. Как бы иной раз ни хотелось надеяться на лучшее, они своей несгибаемой логикой заставляют принять очевидное и не питать ложных надежд. Правда, иногда чудеса в жизни всё же случаются. Когда Семакин окончательно убедил себя в гибели мальчика, произошло непредвиденное: приборы зафиксировали альфа-ритмы, практически полностью идентичные тем, что излучал мозг Колдуна.

Поначалу Андрей Петрович решил, что его лаборанты что-то напутали и приняли желаемое за действительное, но, неоднократно перепроверив новые сведения, убедился в правоте своих помощников. Радость от приятного известия длилась недолго: сигнал вскоре пропал и больше ни разу не был зафиксирован приборами.

Профессор решил отправить в Зону ещё одну поисковую экспедицию, только на этот раз в её состав обязательно должна была войти мать мальчика. Семакин справедливо решил, что раз наука уже не в силах помочь ему найти Максима, остаётся надеяться на антинаучные материи, такие как сердце матери и её интуиция.

Естественно, отправить Настю в Зону абы с кем было бы полным безрассудством. Для столь ответственного задания требовались не раз проверенные в серьёзных делах люди, такие как майор Слизниченко. Тот идеально подходил для этой операции. Во-первых, он неоднократно бывал в альтернативной реальности, а значит, имел необходимый опыт выживания в кишащих опасностями землях. А во-вторых, он часто выполнял для Семакина особые задания бесплатно или за чисто символическую плату и всегда делал это безукоризненно.

Дело тут было не в лояльности майора к ученому или его необычайной преданности. Профессор считал, что полагаться лишь на верность сотрудников нельзя: они предадут сразу, как только почувствуют слабость руководителя; только страх способен держать их в железной узде подчинения, заставляя выполнять подчас невозможные задания; люди больше всего боятся своих скелетов в шкафу, а раз так, надо всего лишь узнать их самые страшные тайны, и тогда они сделают всё, лишь бы эти секреты не стали достоянием общественности.

Следуя этому правилу, Семакин потратил немало сил и средств на то, чтобы собрать досье на каждого сотрудника. Зато теперь он мог манипулировать любым человеком из своего окружения, как ему заблагорассудится.

Допив кофе, профессор позвонил Слизниченко и попросил того немедленно явиться к нему в кабинет. Несмотря на звонок в столь ранний час, Алексей Игоревич не возмутился и менее чем через тридцать минут был на месте.

Семакин вкратце рассказал майору, что от того требуется, достал из ящика стола картонную папку с документами и положил на стол перед гостем:

– Здесь досье на мальчишку и его мать, а также подробный план операции.

Майор наклонился вперёд, взял со стола папку, открыл её и тотчас прокомментировал фотографию молодой зеленоглазой женщины с ниспадающими на плечи огненно-рыжими локонами:

– Красивая.

Семакин пригрозил собеседнику пальцем, намекая на случай с двоюродной племянницей четвёртого зама мэра столицы.

Года три назад Алексей хорошо погулял с приятелями, отмечая назначение на новую должность одного из них. Они прилично выпили дома у виновника торжества и отправились во все тяжкие по клубам столицы. Познакомились с желающими покутить за чужой счёт девицами, напоили их. Подружкам Марины – так, кажется, звали ту девицу – хватило ума вовремя смыться с вечеринки, а той, видишь ли, захотелось продолжения банкета, вот она – дура! – и отработала сполна потраченные на красавиц деньги. Целый год, пока длились поиски насильников, майор сидел как на иголках (он хоть и не принимал непосредственного участия в преступлении, но вполне мог сесть за пособничество). Когда шум поутих и Алексей смог перевести дух, Семакин вызвал его к себе. Выложил на стол фотографии сильно избитой девушки, показал видеозапись, где она по снимкам опознаёт обидчиков и всех, кто был с ними в тот день, а на десерт сообщил, что это копии материалов. Оригиналы хранятся у проверенных людей, и, если с ним что-то случится, немедленно попадут в руки всем заинтересованным в этом деле лицам. С тех пор майор был на крючке у профессора и стал фактически его рабом.

В глазах Слизниченко сверкнули ненависть и плохо скрытая злоба. В следующую секунду он взял себя в руки, утешаясь мыслью о неизбежной мести профессору.

– Операция начнётся через трое суток, раньше я не успею завершить приготовления, – продолжал Семакин. – Бери людей, сколько считаешь нужным. В количестве оружия, оборудования и боеприпасов не ограничиваю, но, желательно, обойтись без фанатизма. И вот ещё что. Распорядись усилить охрану центра, и неплохо бы установить постоянное наблюдение за объектом. Она хоть и под транквилизаторами, но от неё всего можно ожидать.

Настя безвольно лежала в кровати, не реагируя на прикосновения холодных рук медсестры. Рыжие волосы рассыпались по примятой подушке, подёрнутые поволокой зелёные глаза вяло смотрели в одну точку, из приоткрытого рта по щеке стекала тонкая ниточка слюны.

Следуя инструкции, сотрудница исследовательского центра ещё раз проверила надёжность фиксации широких кожаных ремней на руках и ногах пациентки, потом потянулась к тумбочке в изголовье кровати. Подвинув ванночку с использованным шприцем, взяла с подноса упаковку бумажных платков, вытащила один сквозь овальную прорезь полиэтиленовой оболочки и вытерла губы и щеку девушки. Скомкав промокшую салфетку, медсестра бросила её рядом со шприцем, подхватила поднос и, громко цокая каблуками по серым квадратам кафельного пола, вышла за дверь.

Настя терпеливо ждала, когда в коридоре затихнут шаги, потом ещё несколько минут неподвижно лежала в кровати, слушая, как стучит в висках кровь, и чувствуя, как сердце разносит транквилизатор по венам. В этот раз ощущения были несколько иными. Обычно препарат действовал быстро, превращая её в подобие овоща, а сейчас она всё ещё сохраняла ясность ума. Возможно, это было связано с привыканием организма к медикаментам, но Насте хотелось думать, что это её воля и разум взяли верх над химией.

Вот уже четыре года девушка находилась в плену у профессора Семакина. По-другому она не могла это назвать. Почти сразу по возвращении из Зоны тот создал исследовательский центр и приступил к работе. Что конкретно пытался сделать в этом центре Семакин, Настя не знала. Ей хватало и того, что бывший знакомый её пропавшего в Зоне мужа ставил над ней эксперименты и проводил всевозможные опыты с тех пор, как она родила.