Замечаю одинокую дверь в противоположной стене — в темноте утром не смотрел в ту сторону. Наверняка это душ, который мне сейчас жизненно необходим. По пути снимаю толстовку, которую я так и не снял, и футболку. Бионика неприятно скрипит — после душа обязательно смажу машинным маслом. Пока стекает холодная вода, стаскиваю с себя остальную одежду. Тело, все еще не отошедшее ото сна, неохотно слушается. Все суставы давно скрипят и иногда настолько болят, что это заставляет меня скручиваться в невероятных позах, чтобы найти ту, в которой боль будет не такой сильной. Я дряхлый старик, запертый в хоть и с виду молодом теле.
Пока принимаю душ, перед глазами все еще встают картины прошлого дня. Слишком многое я натворил, чтобы чувствовать себя, как ни в чем не бывало.
По выходу из душа Роджерс опять тарабанит в дверь.
— Джеймс Бьюкенен Барнс! Если ты сейчас же не вытащить свою задницу из комнаты, я выломаю дверь и надаю по щам! — грозно изрекает она.
— Квартира твоя — дверь сама будешь менять, — почти усмехаюсь я, выходя в комнату.
— Ты! Ты… знаешь, кто ты? — почти перейдя на крик, спрашивает она. — Самая последняя задница!
— Самая последняя кто? — почти рычу я, рывком открывая дверь.
На пару секунд Амелия впадает в транс и впивается взглядом в мой торс. Происходит так каждый раз, когда она видит меня без футболки. В этот раз я не надел ее намеренно — мне слишком жарко.
— Так кто я там? — переспрашиваю я, опираясь на дверной косяк.
— Никто, — шумно выдыхает она и резко разворачивается. — Проехали.
Амелия быстро шагает в сторону кухни, по пути бросив невнятное:
— Завтрак на столе.
Следую за ней, наблюдая за ее скованными движениями. Ей не комфортно находиться со мной в одной комнате. Я с ней полностью солидарен, ведь после того, что я сделал, она полноправно может считать меня дерьмом. Что она, судя по всему, и делает.
Роджерс суетливо наливает чай в кружки, чуть не ошпаривая себя кипятком, и так же скованно садится напротив.
— Тебе сколько? .. — недоговаривает она, опуская глаза. Не привычно видеть ее такой подавленной. Еще хуже становится от осознания того, что вина этого полностью лежит на мне.
— Девяносто один год, — спокойно отвечаю я, стараясь разрядить обстановку. — А сахара две ложки.
Она молча кивает и тянет немного трясущуюся руку к сахарнице. Заглядывая ей в глаза, замечаю темные круги под ее ними. Она плохо спала. Или не спала вовсе.
— Я… подойду, — произносит она, резко вставая со стула и задевая стол. – Ой. Мне нужно работать.
Оставшийся завтрак, состоящий из еще не успевшего остыть омлета (единственное блюдо, которое у нее получается), я доедаю в полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов в прихожей. Каждая секунда, отсчитываемая стрелкой, отдается в моей голове как грозный набат. Хочется разорвать себе кожу и обернуться ею, только бы не слышать этих раздражающих звуков. Сдавливаю череп с такой силой, что, кажется, слышу, как хрустят кости.
Резко встаю и, выйдя в коридор, снимаю со стены этот чертов источник звуков. Верчу в руках незатейливые круглые часы, и со всей силы швыряю их на пол. Куски фиолетовой пластмассы разлетаются по всему помещению, пружины и винты ускользают под шкаф и стол.
— Что проис…? — кричит Амелия и, заметив, что произошло, ошарашено смотрит на обломки.
— Они громко тикали, — отвечаю я прежде, чем она успеет что-то сказать.
— Это же… — пауза. Девушка поднимает с пола самый крупный осколок и вертит его в руках.
— Это всего лишь часы, — изрекаю я, хоть умом и понимаю, что поддался порыву ярости.
— Да, — тихо отвечает она. Окидывает взглядом коридор и тяжело вздыхает. — Конечно. Я уберу, — пауза. — Собирайся. Через пятнадцать минут мы выходим.
Я молча киваю и скрываюсь в комнате. Слышно, как Роджерс метет веником пол. Кажется, эти часы значили для нее гораздо больше, чем просто предмет, показывающий время. А я разбил его. Можно сказать, уничтожил у нее на глазах. Я уничтожаю все, что ей дорого.
Через десять минут мы с молчаливой Лией обуваемся в прихожей. Это стало уже традицией — молчаливо покидать дом.
— Взяла вирус? — спрашиваю я, смотря на натягивающую на ногу кроссовок Роджерс.
— Флешку – да, — отвечает она и разгибается. — Вирус я взять никак не могу — он не материален.
Я шумно выдыхаю. Даже в подавленном состоянии Амелия не перестает быть собой.
— Фьюри выделил нам машину, — произносит она, выдыхая облачко пара и указывает на припаркованный у дома Форд.
Сегодня на улице зябко, и даже срывается мелкий дождь. Напоминает погоду Лондона, но смотря на родные прилипшие к друг другу дома Бруклина, ощущаешь себя отнюдь не в Британии.
Занимаю уже привычное место на водительском сидении и жду, пока Роджерс пристегнется. Завожу мотор, и коротко глянув на панель управления, замечаю, что бак полный.
Всю дорогу мы едем молча. Амелия лишь иногда говорит мне куда сворачивать, но я и сам прекрасно знаю дорогу. Офис Старка выделяется среди остальных построек Нью-Йорка. Не могу понять чем, но, скорее всего, это именно из огромной красной надписи, расположившейся на самом верхнем этаже.
Поднявшись на нужный этаж, Амелия из лифта выходит первой и тут же попадает в объятия Пеппер.
Из-за угла выруливает Старк, внимательно листающий какой-то журнал.
— Каким машинным маслом ты пользуешься, Джеймс? — спрашивает он, поднимая глаза.
Комментарий к Глава 7. Джеймс
На правах самопиара:
http://vk.com/doldrums_everyone - атмосферная группа Насти
http://vk.com/nilitadrim - информативная группа Ксюши, где периодически появляются новости/арты/прочая лабудень, имеющая отношение к фанфику
========== Глава 8. Амелия ==========
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Марина Цветаева
- Эми, посмотри! — весело зовет меня из коридора Джессика. Я откладываю книгу и с горем пополам поднимаюсь с дивана на затекшие ноги. Икры колет, будто кто-то вонзает крошечные иголочки в мышцы.
Выглядываю из гостиной. Подруга, румяная с улицы, что для середины декабря не удивительно, стоит посреди коридора, крутя в руках фиолетовые настенные часы, чей циферблат полностью разрисован розовыми и синими мелкими цветочками. Я хмыкаю и морщу нос.
— Это потому, что они в цветочек? — обиженно вопрошает Джесс, вешая предмет интерьера на гвоздик напротив входа на кухню.
— Это потому, что цветочков слишком много, — отвечаю, со скептицизмом рассматривая рисунки.
— Их много не бывает, и я не виновата, что ты у нас их не любишь, — показывает мне язык соседка по квартире. Взрослый серьёзный человек, ага. — Тебе больше на
оружие смотреть нравится. На работе не насмотрелась? Вот подарю тебе на Рождество бельё в пистолетики, будешь знать!
Угрозу она так и не исполнила. А часы… это же просто часы, верно? Они никогда мне особо не нравились, так почему же сердце кольнуло, и захотелось съездить Барнсу по морде?
Всю дорогу к Старку я смотрела в окно, зная, что стоит глянуть на Зимнего солдата — сорвусь или устрою скандал, или попытаюсь просто прибить его.
Я — его работа. И всё. Ничего не было, нет и не будет. Закончу работу на «Лазом» и мы разбежимся. Я вернусь в Англию, продам квартиру и перееду куда-нибудь в глухой райончик, где в одиночестве проведу остаток жизни, послав всю эту игру в шпионов. А он останется здесь, со своим ненаглядным Стивом и уже через месяц и не вспомнит, как я выгляжу.
Стоило нам попасть на верхний этаж башни и выйти из лифта, как я оказалась в крепких объятьях Пеппер. Неловко обняла её в ответ, борясь с желанием рассказать ей все, накипевшее, и разреветься. Она бы поняла.
С мисс Поттс я познакомилась тогда же, когда и с Тони. Даже при разнице в возрасте, нам было о чем поговорить, и следующие годы, до моего побега на Родину, мы довольно тесно общались. Пожалуй, после Джесс Пеппер была первым человеком, кому я бы доверилась.
