– Макс… – Нежно потерлась о его плечо Варя.

Но Макс только вздохнул и тогда Варя приподнялась на локте:

– Макс, ты чего такой бука?

Макс тяжело вздохнул:

– Да ничего… ерунда какая-то.

Варя улыбнулась:

– Ты ж герой, все у тебя будет хорошо – я верю…Как бы нам съехаться, и чтобы отношения стали серьёзными, что ли…

Тут уже встрепенулся Макс:

– В ЗАГС что ли? Ты наконец согласна? А там может в общаге комнату для семейных дадут.

Варя сделала такое лицо будто что-то усиленно вспоминала:

– Ты мне руку и сердце предлагаешь?

Макс недовольно покачал головой:

– Между прочим, уже в третий раз!

Варя степенно села на продавленной тахте и посмотрела на Макса сверху-вниз:

– Эх, Максим, я не хочу на птичьих правах, я хочу чтобы гнездо своё, чтобы деткам где было поиграть.

Макс только вздохнул. А Варя продолжила:

– Но я всё придумала. Завтра дядя мой приезжает. Он мне всегда как отец был Если ты ему понравишься, а ты ему обязательно понравишься, то всё у нас будет.

Максим озадаченно глянул на Варю:

– Что за дядя? Кто он – министр?

Варя засмеялась:

– Бери выше! А вот ничего не скажу, не скажу! Приходи завтра в семь ко мне. И не забудь сделать официальное предложение!

И Варя бросилась целовать оторопевшего Максима.

Назавтра с утра Максим опять вышел на свой проклятый «метр». Демидыч уже не смеялся, а бывало уныло посматривал на Макса и ничего не говорил. Но сегодня настроение было другое.

– Ну, Кашеваров, считай тебе повезло. Сегодня с тобой полетит сам Семён Рыбалёв! Залетел к нам ненадолго.

О Рыбалёве в училище ходили легенды. Выпускник училища. Участник Великой Отечественной. Знаменитый полярный лётчик – «Сокол Антарктиды». О такой карьере мечтал каждый курсант.

Около самолёта Максима уже поджидал пятидесятилетний подтянутый мужчина в кожанке: “ Здравствуй, Максим! Ну что там у тебя с посадкой? Демидов говорит, что в теории ты ас, а «метра» не видишь.”

Поднялись и отработали все обязательные элементы. С Рыбалёвым Максу было на удивление спокойно и надёжно. Но настала пора пробовать упрямый «метр». Как обычно, с первого раза ничего не получилось. Когда пошли на второй круг Рыбалёв отчётливо произнёс в шлемофон: “Максим, слушай. Когда опять пойдёшь на «метр», повторяй всегда: «Чкалов летал на «четыре», а я летаю на «шесть». А вот этот мудак, что меня проверяет, вообще летать не умеет. Сейчас я ему покажу!» А теперь пошёл!”

В этот раз Максим всё сделал правильно и посадил самолёт чисто и аккуратно. Рыбалёв бодро выскочил из кабины, похлопал Максима по плечу и ушёл о чём-то совещаться с инструкторами, а Максима уже ждал в стороне Никита: “Всё получилось? Сегодня в форме пойдёшь или в костюме?”

Максиму было легко и весело: “ Форму надену для форса. Цветы нарву у нас на клумбе. Надо ещё полярный значок прицепить. Чтобы всё получилось.”

Этот значок Макс в своё время выменял на импортный журнал и пока еще ни разу не надевал.

На вахте женского общежития Макса встретили как родного. Сегодня дежурила моложавая Елена Петровна: “Максим! Какой нарядный? А букет не мне? Эх, повезло Варьке с женихом. Иди-иди, тебя уже ждут.”

Слегка дрожа от возбуждения Максим поднялся на второй этаж и постучал в знакомую комнату. За дверью послышался Варин голос: “О, пришёл, пришёл!”

И она распахнула дверь и приняла букет.

– Спасибо, Макс!

Максим сделал шаг вперёд и комната поплыла перед глазами. За небольшим столом уставленном скромной снедью сидели три соседки Вари и…Семён Рыбалёв собственной персоной.

“Макс, Макс, чего встал?” – щебетала Варя, – “Это Семён Михайлович Рыбалёв, мой дядя, брат моего отца, а это Максим Кашеваров, мой…друг.”

Рыбалёв озадаченно посмотрел на Максима, потом встал и протянул руку: “Ну здравствуй, герой Антарктиды, очень приятно, Семён.”

Максим сунул вперёд непослушную руку: “Максим. Это значит вы…дядя.”

Рыбалёв сосредоточенно посмотрел на Максима: “Я, да…а это что у тебя за значок?”

Варя поняла, что что-то пошло не так и попыталась вступиться за жениха: “Это ему дали за героизм, когда он спас экспедицию…”

Семен ласково улыбнулся племяннице, но глаза его остались серьёзными: “Я охотно верю, что Максим герой каких мало. Просто вот его значок. «15 САЭ» А в пятнадцатой я был. Она была в шестьдесят девятом . Мы там Колю Дубровина похоронили. Попытался при посадке развернуться, так как Макс рассказывал у тебя в школе. Только на самом деле самолёт тогда занесло. Зацепил крылом лед. Скапотировал. Ему штурвал в грудь вошел.”

В комнате стало оглушительно тихо. А Варя повернулась и облила Макса долгим, непривычно оценивающим взглядом.

Макс стоял в коридоре общежития и трясущимися руками пытался прикурить сигарету. Не курил он давно и поэтому «Прима» только бестолково крошилась, а спички ломались в непослушных пальцах. Из комнаты вышел одетый по уличному Семён Рыбалёв. С сожалением глянул на Макса: “Ты, Максим, наверное станешь пилотом. Может и неплохим. И «метр» этот полная ерунда. Но нацеплять чужие значки… Я сейчас выхожу на кабинетную работу. Буду подбирать людей для следующих экспедиций. И…я не хочу чтобы ты был там. У нас не врут. Это опасно. А Варя…Варя пусть решает сама.”

Рыбалёви ушел. Максим поколебался некоторые время и осторожно постучал в дверь. Сначала ничего не было слышно. Затем он услышал легкие шаги. И звук сдерживаемого плача. А потом голос Вари: “ Уходи…Уходи!!! Я думала ты герой! Я хотела ждать тебя…А ты…”

– Варя! Варя!!! Я всё понял, я больше не буду! Мы будем вместе! Я люблю тебя! Я всё объясню!

Наступило недолгое молчание.

– Варя?!

Потом он услышал как легкие шаги заскользили от двери прочь.

– Варя! Варя!! Варя!!!

Коридор женского общежития вдруг свернулся в трубу по которой Максим Кашеваров всё быстрее заскользил вниз в своё будущее. Только небо в этом будущем не звенело. Оно имело вполне отчётливый пурпурно-розовый цвет и с каждым мгновением становясь всё ближе…

Максим никогда в жизни не видел такого заката. Небо горело как в последний раз. Всё вокруг стало пурпурно-розовым. Облака растворились в этом пламени, но солнца нигде не было видно.

“Где мы?”– спросил Максим у штурмана.

Но ответом ему было молчание. Тогда Максим нетерпеливо оглянулся. Но не увидел ничего. Самолёт просто растворился в этом огромном небесном костре. Кресла и приборной доски тоже не было. Максим просто летел сквозь пылающее небо, нелепо растопырившись на невидимом сидении. И как будто в ответ на незаданный вопрос навстречу ему понеслась тихая, но грустная песня. Пела девушка, как будто жалуясь самой себе на большую, но несбывшуюся любовь:

«Потеряла девка золоты клюци, да

Потеряла девка золоты клюци, да

На атласной лентоцке, да

На атласной лентоцке, да…»

И тут Максим проснулся. За окном только-только начинался робкий ноябрьский рассвет. Падал тихий пушистый снег. Ольги рядом уже не было. Накинув только легкий халатик она вовсю шуровала у большой русской печи и напевала приснившуюся Максиму песню. Он некоторое время любовался ловкими движениями молодухи, но тут от неосторожного движения предательски скрипнул диван и Ольга обернулась: “А проснулся, сокол залётный. Погодка-то налаживается. Выпустят вас сегодня.”

Максим с облегчением потянулся: “Эх, Олька, так бы и спал здесь всю жизнь.”

Ольга засмеялась: “Иди кашу ешь, женишок. При живом муже, мне второй не положен. Да и зачем мне летчик? От вас законные-то стонут.”

“Стонут, а живут. Тем более мы ж местные линии. Почти всегда дома.” – Макс бодро спрыгнул с дивана и зашлепал к рукомойнику. Ольга оперлась о ухват и бросила ему в спину: “Слушай, я разводиться со своим не собираюсь. Хоть он и тюремщик, но жаль мне его. Дурак, конечно, а всё ж свой.”