— Где вы были? — спросил он наконец.

— В подвале. — Она задрожала, и он изо всех сил постарался не отпрянуть.

— Не знал, что там есть подвал.

— Только для персонала, — призналась Гермиона. — Я прошмыгнула без спросу.

— Как изобретательно, — сухо заметил Снейп, и она как будто слабо улыбнулась, хотя её по-прежнему то и дело потряхивало, и кровать тряслась. — Знакомое оказалось место?

— Вроде бы да. Как будто, знаете, мне кто-то о нём что-то рассказывал. Но я ничего там не узнала. Просто складское помещение. Полно коробок со старыми брошюрами и костюмами.

— Совсем ничего необычного.

Гермиона снова задрожала, сдвигаясь ближе к нему.

— Нет, вот только потом…

— Потом вы не нашли меня, — договорил за неё Снейп.

— В столовой.

— В гостиной.

— Неважно. Там стол… мне почудилось… — она ещё раз вздрогнула, а затем начала трястись, всё сильнее и сильнее. Снейп отбросил всё свои ощущения неправильности происходящего и обнял её одной рукой, не зная, успокаивает ли это её дрожь, не до конца уверенный, что он не дрожит и сам.

— Что почудилось? — прошептал он.

Помолчав, Гермиона сдавленно произнесла:

— Боль. Мучительная.

— Что вы увидели?

— Ничего. Я не открывала глаза.

— Так вы бывали там раньше?

— Наверное. Я не помню. Не думаю, что я вообще когда-либо бывала в этих краях. Я… — Гермиона осеклась. — Я не знаю, что ещё сказать. Это всё, что я знаю, —выдохнула она. — Не хочу больше об этом.

— Но…

— Я хочу, чтобы мне полегчало. У меня такое чувство… — она выругалась — на неё это было непохоже, — такое чувство, что я никогда уже не согреюсь.

Она трижды вдохнула и выдохнула. Снейп чувствовал своим узким телом, как поднимается и опадает её грудь, как расширяются её ребра. Чувствовал её дыхание — единственное, что было в их номере тёплым — оно повисало дымкой в воздухе, овевало его шею. Его подбородок.

Его губы.

Он не ожидал почувствовать её губы на своих. И не планировал этого тоже. Ещё совсем недавно Снейп ни за что не поверил бы, что он и час проведет вместе с этой женщиной, не то что разделит с ней номер, тем более кровать. Но вот она лежит рядом с ним, трясясь всё отчаяннее, их ноги неловко раскинуты, чтобы телам сподручнее было вжиматься друг в друга, чтобы руки Снейпа могли обхватить её плечи, проскользнуть под свитер выше, к чувствительной коже на внутренней стороне локтей, встретиться на спине. Да, он был неумел — ему не часто доводилось это делать раньше, и…

Снейп быстро выпустил её и отпрянул на свою сторону кровати.

— Боже мой, Гермиона, — пробормотал он, — простите, я…

— Мне кажется, я давно хотела это сделать, — перебила его Гермиона, розовея. — Простите, — добавила она и скривилась, совершенно неправильно истолковывая ужас на его лице (впрочем, он был не уверен, возможно ли было правильное истолкование). — Простите, пожалуйста.

— Нет, я… — Снейп замолчал, теребя рукава своей рубашки. — Вам лучше?

Она подышала ещё, и в её выдохах не было дрожи.

— Вроде да.

— По-моему, нам нужен горячий шоколад. — Снейп чуть ли не выпрыгнул из кровати. Он расправил покрывало, сунул бумажник в карман. — Я схожу в магазин на углу, куплю кое-какие предметы первой необходимости. Вы… — он включил телевизор и бросил ей пульт, — пока наслаждайтесь бездумными увеселениями. А когда я вернусь, мы выпьем шоколаду и притворимся, что ничего не произошло.

— Но…

— Я скоро вернусь, — пробурчал Снейп.

И едва ли не бегом бросился из двери.

Только во время бодрой прогулки до магазина Снейп осознал, что лучше стало не только Гермионе. Он согревался от ходьбы, лицо его по-прежнему горело, а губы необъяснимо пощипывало. Внутренние органы вернулись на свои привычные места, ни тяжести, ни тошноты больше не ощущалось. Отвратительное настроение, гнавшее его прочь от мэнора, как будто испарилось, и сопутствующие этой хандре унылые думы спрятались в более укромные уголки сознания. Он этого не хотел, но это случилось. Это помогло.

Шоколад будет средством получше.

— А заплатить? — крикнул парень за прилавком, и Снейп вздрогнул. Подняв голову, он заметил, что чуть не вышел из магазина с банкой горячего шоколада Кэдбери в руке.

— Прошу прощения, — проворчал он и бросил деньги в направлении кассы — куда больше, чем требовалось.

Он не понимал, почему так торопится. Почему шагает так энергично, вприпрыжку. Он почти (почти) напевал себе под нос, поднимаясь по лестнице к их с Гермионой номеру. Толкнул дверь, когда от ключа-карты на замке зажегся чрезвычайно жизнерадостного оттенка зелёный огонек. Гермионина сторона кровати была пуста, но в ванной горел свет и шумел вентилятор обогревателя. Снейп включил чайник, убавил температуру на термостате и рухнул на кровать, раздумывая, в какой момент будет уместнее разделить её на две отдельных и кто должен это сделать.

Только когда он снова включил телевизор, в его мозгу что-то шевельнулось.

Из ванной не доносилось ни шороха. Снейп резко сел на кровати, весь покраснев от напряжения. Он и не заметил, когда вошёл: все книги были свалены в груду на прикроватной тумбочке, те самые книги, которые Гермиона запихнула в сумку и взяла с собой на экскурсию в особняк. Её рюкзак больше не валялся открытый поверх комода, её дневник больше не лежал на тумбочке. Даже её сторона покрывала была заправлена так туго, больничными уголками, будто Гермиона никогда и не появлялась в этой комнате.

В ванной нет зубной щетки. Зеркало не запотело, занавеска душевой отодвинута, сухая. На туалетном столике — его шапка, вывернутая наизнанку.

— Гермиона? — сказал Снейп. Он звал её, выглянув в коридор, пока кто-то не крикнул в ответ, предлагая ему заткнулся. Он распахнул окна спальни, высунул голову наружу и согнулся, чтобы посмотреть, не ушла ли она опять в одних носках в сад, посидеть и подумать, хотя не мог себе представить, зачем она взяла бы с собой все свои вещи.

— Гермиона? — позвал он тем не менее, но только динамики телевизора откликнулись ему эхом.

Снейп застыл, волосы у него на затылке встали дыбом.

Круглосуточные новости пошли на новый круг, повторяя те же сообщения, что транслировались до его похода в магазин. Он сел на край кровати и увидел Гермиону: лохматая, загорелая, обнажившая в улыбке крупные зубы, она щурилась на него с экрана. И под её лицом большие буквы на голубом фоне: ПРОПАЛА ДЕВУШКА.

— …страдала душевным расстройством, — читал диктор. — Весьма вероятно, что она находится в компании этого человека… — и на экране телевизоре возникло лицо самого Снейпа: фотография с его временных водительских прав, десятилетней давности, ухмыляющаяся, непривлекательная рожа, — Северуса Снейпа. Снейп был ранее арестован и обвинён в…

Снейп выключил телевизор, скорчился на краю кровати, проклиная себя, и дыхание его шипело в тишине.

Но даже в темноте и тишине он по-прежнему видел слова на экране, будто они были там выжжены.

По-прежнему слышал их, будто их вколотили ему в уши.

Разыскивается Гермиона Грейнджер: в последний раз её видели с Северусом Снейпом.

Со злодеем Северусом Снейпом.

С преступником Северусом Снейпом.

С убийцей Северусом Снейпом.

========== В библиотеку! ==========

Удивительно, но Гермиону не держали в комнате под замком в первые дни после возвращения домой, просовывая хлебные корки под дверь и выпуская под неусыпным контролем только в туалет да изредка погладить Косолапку. Не отобрали мобильник (парадоксально было бы, если бы отобрали), не забили наглухо окна. «Тебе двадцать пять», — сказала мама, когда первое потрясение улеглось. Мама не стала объяснять подробнее, но Гермиона уловила два скрытых смысла: во-первых, она достаточная взрослая, чтобы ходить, где ей заблагорассудится, во-вторых, она достаточно взрослая, чтобы не совершать больше глупых поступков.

В общем, выходить из дома ей не запрещалось. Однако Гермиона тем не менее предпочитала сидеть в своей комнате и мало разговаривала с кем-либо. Она, конечно, сообщила родителям основную информацию, вставляя время от времени (больше для себя самой, чем для них): «Я взрослый человек. Я с вами связывалась. Я сама так решила. Со мной всё было в порядке!» Родители вызвали полицию, и незамедлительно явившийся офицер сидел на краю её кровати, уставившись на неё так недоверчиво, будто уж он-то за всю свою жизнь не принимал ни единого необдуманного решения.