— Оно принадлежало моей матери. Она умерла несколько лет назад.
Она поворачивается, не отрывая взгляда от кольца, и у него ком встает в горле, когда он замечает в ее глазах слезы.
— Какое красивое, — шепчет она. Мельбурн берет ее левую руку, снимает простой золотой обруч и заменяет его новым кольцом. И самодовольно улыбается — кольцо сидит на тоненьком пальчике как влитое. Она смотрит на кольцо, затем на него и тянется за поцелуем.
— Теперь остается только выбрать дату, — шепчет он немного погодя, когда она снова оглядывает дом, прильнув к его груди.
Виктория разворачивается к нему и усмехается.
— Я уже выбрала.
***
Сочельник 1945 года
Он не видел дом таким нарядным уже лет десять, а то и больше, последний раз был задолго до войны, когда его жизнь еще хоть как-то походила на нормальную.
Но его жена и сестра превзошли себя: дом увешан всевозможными фамильными рождественскими украшениями, а также остролистом и лентами (бог весть как им удалось раздобыть красную ленту при нынешнем нормировании — наверное, не обошлось без вмешательства семьи Виктории), и выглядит это великолепно.
И она выглядит великолепно, идя к нему по импровизированному проходу уже второй раз за год, в своем чудесном платье цвета темно-красного вина. Он самый везучий человек на всей планете.
Уже позднее, после церемонии, когда им удается наконец уединиться на пару минут в море знакомящихся членов их семей и вежливых улыбок, она втаскивает его обратно в огромный бальный зал, где проходила церемония — прямиком в небольшой арочный проход, украшенный остролистом и прочей зеленью.
— Ты заметил? — на одном дыхании говорит она. Он вздергивает бровь.
— Какая ты красивая? — спрашивает он, нежно целуя ее губы. — Или как ослепительно ты выглядишь в этом платье? — шепчет он, оставляя поцелуй на линии ее подбородка. — Или то, как невероятно ты преобразила наш дом? — Он прижимается губами к ее шее и невольно улыбается, услышав тихий вздох.
— Наш дом, — бормочет она. — Мне нравится.
— Мне тоже, — улыбается он, и она улыбается в ответ, тряся головой. — Нет, нет, не это. — Он недоуменно моргает и, проследив за ее взглядом, наконец понимает: в самом центре арки над их головами приткнута среди зелени и мишуры веточка омелы.
И не может удержаться от смеха, вторя ее смешку.
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
ну вот и всё, с прошедшими и будущими Рождествами и Днями победы вас :)
Сочельник 1946 года
Добравшись до дома, он застает ее у двери. Она улыбается — улыбкой, которая, как он давно знает, означает, что надо ждать беды.
— Добрый вечер, муж, — говорит она. Он опускает портфель на пол и склоняется к ней, чтобы поцеловать ее в губы.
— Добрый вечер, жена, — улыбается он, позволяя ей обвить руками его шею. — Что ты такое замышляешь? — спрашивает он, обнимая ее за талию.
— С чего ты решил, что я что-то замышляю? — невинно моргает она в ответ.
— Мне слишком хорошо знакомо это выражение лица, — усмехается он, и она смеется, зарывшись лицом в его грудь. — Я это выражение лица давно знаю. Оно означало, что бригадный генерал Уильям Мельбурн влип по уши, и сейчас оно сулит мне новые неприятности. — Виктория отстраняется, не переставая сиять, и поднимает глаза к потолку. Проследив за ее взглядом, он замечает свисающую с люстры омелу.
Омела.
Он усмехается снова, качая головой. Виктория опять хихикает.
— Теперь ничего не поделаешь, придется тебе меня поцеловать.
— Ты думаешь, мне нужен повод, чтобы поцеловать собственную жену? — грозно щурится он, а потом наклоняется и целует ее в щеку. — Нужен? — Поцелуи спускаются ниже, пока его губы не находят ее шею, и он чувствует, как ее пронзает дрожь.
— Н-нет, не нужен, — слегка задыхаясь, отвечает она. Слыша это, Уильям чувствует, как нечто собственническое поднимается в его груди, и снова приникает к ее шее.
— Вот и хорошо, — шепчут его губы, касаясь ее кожи, заставляя ее шумно выдохнуть. — Признаюсь, мне удивительно видеть в нашем доме… как там было… веточку полупаразитической флоры, по воле американцев навязавшей неловкую близость людям, которые в иных обстоятельствах и не дотронулись бы друг до друга? — добавляет он, чуть отстранившись и глядя на нее, и смеется, заметив, как розовеют ее щеки и уши.
— Что поделать, — усмехается она. — Я успела к ней привязаться. Смотри, что она мне подарила. — Эмоции в ее глазах бьют через край, так что ему приходится отвести взгляд, чтобы не совладать с собой.
— Да, — кивает он.
— А теперь подарит и кое-что еще, — тихо добавляет она. Уильям смеряет ее полным замешательства взглядом. Она так странно закусывает губу и смотрит на него с таким волнением, что замешательство достигает предела — пока на ее губах не появляется теплая полуулыбка, и только тогда в голове у него мелькает неожиданная мыль. Ох ты ж.
Ох ты ж.
Он смотрит на нее, боясь моргнуть, чувствуя, как бешено колотится сердце. Виктория кивает.
Она беременна.
У нее будет ребенок. Их ребенок. У них будет ребенок.
Когда его взгляд наконец опять фокусируется на ее глазах, он видит, что она нежно улыбается, будто знала, какой будет его реакция.
— У нас будет семья, — шепчет он.
— Да, — кивает Виктория.
Он притягивает ее ближе, прижимаясь лбом к ее лбу.
— Семья.
— Семья.
Уильям снова целует ее, думая, что придется ей написать тому бедняге солдату из Вермонта и извиниться.