Притянув Джона к себе, он вовлек его в очередной танец.

Джон с интересом прислушался к вкусу, словно тот мог заранее дать понять, что его ждет. Он, правда, с большим трудом мог себе представить какие тайные желания могут быть у него. Вот заодно и узнает… или какие они у Мориарти.

Джон отвлекся от своих мыслей на танец, он снова словно поймал особый ритм движений, не задумываясь как он движется, просто двигаясь так, как чувствовал, наслаждаясь тем, что он рядом с Джимом и никто не может им помешать. Все его мысли сошлись на их танце, перестав воспринимать мир вокруг них. Джон невольно любовался тем, как двигался Мориарти, находя его движения весьма соблазнительными.

Несмотря на достаточно небольшую дозу, Джим чувствовал действие, вместо крови, словно потекло жидкое золото. Мир сконцентрировался на музыке и движении, он совершенно забыл, что не один, что на него могут смотреть, и что Джон точно смотрит…

Настолько невесомым он давно себя не чувствовал. Открыв глаза, вспышки светомузыки казались космическим светом, он улыбнулся Джону, обнимая его, прижался губами к уху, шепча что-то бессвязное, вырывающиеся, минуя его сознание, какие-то глупости, которые обычно говорят все влюбленные, и под действием химии теперь произносил и Джеймс.

Обняв, Джон зарылся пальцами в волосы Джима, прикрыв глаза, он слушал его и даже пытался что-то говорить в ответ. Вдыхая воздух, чувствуя, как он раскаленной волной обжигает легкие, он и не думал, что чувства могут быть настолько обострены, и кажется, он слышит сквозь гул музыки, как гулко бьется его сердце вторя бешеному ритму второго. Какое-то время Джон пытался мыслить разумно, хоть как-то контролировать себя, но быстро осознал тщетность таких попыток и, смирившись, позволил мыслям и словам спокойно течь, минуя разум. Все равно он не знал, какими словами можно выразить свои чувства. Джон крепко прижал к себе Мориарти, его дыхание обжигало, и он совершенно точно чувствовал под слоем ткани горячий жар чужой кожи. Повернув голову, он коснулся губами его шеи, желая убедиться в этом сам и не удержавшись, прикусил кожу, тут же проводя языком по месту укуса. Джон провел ладонью по плечу Джима, вниз к груди, останавливая ладонь как раз напротив сердца, сминая пальцами, ткань он чувствовал, как там за горячей кожей, за забором ребер бешено сокращается столь важная для человека мышца. Это было совершенно невозможно, но Джон хотел бы ощутить его биение под своими пальцами, и сейчас ему казалось, что его пальцы прошли сквозь все эти преграды и чувствовали, как сокращаются мышцы, разгоняя кровь по телу. У Джона от этих мыслей перехватило дыхание. Все это было таким невероятным, и всполохи света только добавляли нереальности всему происходящему.

- Как же я люблю тебя… таким, какой ты есть… – он облизнул пересохшие губы.

Какие-то прикосновения терялись на общем фоне, укус в шею Джим почти не почувствовал, зато ладонь Джона словно вправду касалась его обнаженного сердца. Это было горячо и остро, он прикусил нижнюю губу, поднял на Джона взгляд, расширенные зрачки придавали глазам безумный блеск. Он хотел сказать, что он готов отдать свое сердце Джону, вырезать из груди, и пусть оно бьется в чужих ладонях. Слова Джона, словно густая патока, падали сверху, и к ним можно было прилипнуть и так и замереть, как паук в янтаре. Джеймс им и чувствовал себя, а Джон был прозрачной и текучей смолой. Что сулит их симбиоз? Смерть или вечное наслаждение?

- Внизу есть комнаты или едем домой? – прошептал Джеймс. Ему казалось, словно они одни, но это было не так, и разум еще осознавал это.

Буквально каждая частичка Джона требовала «сейчас и немедленно», пусть и, не уточняя чего именно, но достаточно было посмотреть в глаза Мориарти, казавшиеся непроницаемыми из-за расширенных зрачков, чтобы понять. Ему казалось, что он может раствориться в его глазах, стать частью Мориарти и навсегда остаться. Разума в Джоне сейчас не было ни на грош, зато то, что можно было назвать паранойей требовало вернуться, туда где нет даже шанса столкнуться с чужими глазами.

- Домой… – с трудом произнес Джон, не отводя взгляда от Джима.

Сейчас он не хотел думать ни о чем другом, кроме них двоих, не загадывать, чем это все закончится для них, вообще не думать о то, что может или не может случиться.

- Пойдем, если не хочешь тут остаться… – Джон, наконец, отвел взгляд от глаз Мориарти и только тогда понял, что затаил дыхание.

Мысль о том, что сейчас нужно куда-то ехать, казалась Джеймсу чудовищной, но… с другой стороны, он был рад этому. Схватив его за руку, так крепко, что пальцы побелели, Джеймс пошел к выходу. Наверно, если б кто-то преградил им сейчас дорогу, он бы просто вытащил пистолет и застрелил несчастного, не размениваясь на эмоции, так стряхивают крошку хлеба с лацкана пиджака, просто недостойно внимания. Но никому не пришло в голову их задерживать.

Свежий воздух, даже в отдалении наполненный запахом моря, ударил в голову, наполняя изнутри все тело. Джим чувствовал себя невесомым, и если бы ему кто-то сказал, что он может летать, это не вызвало бы никаких сомнений. Даже сейчас, чтобы удержаться на земле, приходилось крепко держать руку Джона.

Джон.

Мориарти остановился, глядя на него. Как так вышло, что этот человек дал ему то, что не смогли власть и деньги?

- Я тебя люблю, – произнес он на удивление твердым голосом.

Оказавшись на улице, Джон глубоко вдохнул прохладный воздух, он крепко обнял Джима. Его слова были особенно важны для него, как и любое проявление доверия со стороны Мориарти. И он хотел, чтобы Джим это знал, хоть и не представлял, как выразить.

- Люблю… – Джон впился в его губы, коротким, но жарким поцелуем.

Но ему пришлось отстраниться от Джима, было слишком легко увлечься и забыть обо всем. И прохладный воздух, навевавший мысли о море, не помогал трезво мыслить.

- Нам стоит поторопиться, – тихо произнес Джон.

Сейчас его переполняла легкость и какой-то внутренний восторг, словно он, наконец, нашел внутри себя какую-то недостающую деталь.

Держа Джима за руку, Джон поймал такси, ему хотелось скорее вернуться, чтобы никто не мог стоять между ними. И дело было даже не в некоем физическом влечении, а в почти осязаемой необходимости быть рядом.

Джеймс был рад, что Джон взял на себя труд поймать такси. Он сам все еще пребывал в каком-то тумане. Реальность осознавалась выборочно. Если бы не эта эйфория, его бы невероятно раздражала необходимость держать себя в руках. И все эти преграды между ним и Джоном… И этот водитель, который, кажется, что-то спрашивает… Джеймс сидел на заднем сиденье, стискивая руку Джона, ощущая, их связь, словно тянущее чувство внутри. Казалось, можно даже разглядеть нить, что протянулась между ними. Джеймс поднял руку и коснулся ее. Это прикосновение отдалось в нем эхом.

Джон не выпускал руку Джима, концентрируя все свое расползающееся внимание на водителе, на том, чтобы сказать, куда их отвезти и расплатиться с ним. Ему пришлось мягко подтолкнуть Мориарти, давая понять, что пора выходить. Оказавшись в их доме, он, наконец, ослабил хватку самоконтроля, позволив себе снова расслабиться и отдаться ощущениям. Прислонившись спиной к стене, обнял Джима.

Джеймс не помнил, как они оказались внутри дома. Перед глазами все расплывалось, концентрируясь только на Джоне. И это было странно и удивительно. Джеймс поднял руку, проводя пальцами по его лицу, очерчиваю линию губ, скул, подбородка…

Джон разве что не затаил дыхание, когда Джим касался пальцами его лица. Каждое прикосновение отзывалось горячим импульсом, он словно со стороны видел, как от прикосновений, под кожей по венам и нервам проносится волной голубоватый разряд электрического тока, впиваясь в мозг и сердце. Это было чем-то совершенно невероятным, отчего перед глазами расплывались яркие всполохи. Джон смотрел горящим взглядом на Джима, не отводя глаз, он порывисто вытянул края футболки из брюк, натолкнувшись пальцами на заткнутый пистолет, просто вынул его и бросил куда-то в сторону и осторожно забрался ладонями под футболку Джима, чувствуя и буквально упиваясь ощущением горячей кожи под его пальцами. Джон даже не знал, чего в этот момент было в нем больше, страсти или какой-то созерцательности, ощущения принадлежности, принадлежности друг другу.