От переполнявшего его возбуждения Джон в первое мгновение задохнулся, стоило губам Джима коснуться возбужденного члена, каждая ласка дарила еще большее удовольствие, хотя, казалось, что это уже просто невозможно. У него есть все шансы охрипнуть от стонов, но это было не то, что могло его беспокоить. Джон с трудом сдерживался чтобы не толкнуться в рот Мориарти и он в отчаянье выгибался, стараясь продлить плавящие ласки, стоило Джиму отстраниться. Впрочем, он быстро забыл обо всем этом, в то мгновение, когда ощутил сначала дразнящие ласки языка Мориарти, а потом и почувствовал проникновение. Джон буквально разрывался между вырывавшими стоны ласкающими прикосновения губ к основанию члена и инстинктивной попыткой сопротивляться проникновению. Пока удовольствие не затмило этот инстинкт, давая возможность расслабиться, принять в себя уже два пальца и так глубоко, как это было возможно, осторожно подаваясь навстречу проникновению, еще несмело насаживаясь на пальцы. Легкое касание, словно Джим задел оголенный нерв, отчего сердце пропустило пару ударов, замирая, прежде чем забиться с новой силой, а с губ сорвался громкий стон от затмившего разум удовольствия. Хотелось, чтобы это чувство никуда не исчезло, Джон вцепился пальцами в простыни, сминая ткань, отчаянно пытаясь вдохнуть воздух.
Джеймс застонал, закусывая губы, чувствуя, как Джон сам двигается ему навстречу. Ритмичные движения пальцев, чтобы коснуться простаты он периодически менял на раскрывающие, имитирующие ножницы, пока не добавил третий палец. Лучше было немного подождать, хорошо растянуть мышцы, Джон и так с утра вряд ли сможет ходить… Но стоны, хриплое дыхание рушили самообладания Джима. Он понял, что больше не может сдерживаться, Вытащил пальцы, застонал, когда снял с себя белье и возбужденный член закачался от тяжести, прилившей к головке крови. Добавив еще смазки, он судорожно схватил ртом воздух, пока возился с презервативом. Наконец, с приготовлениями было покончено. Устроившись между ног Джона, он на мгновение замер, ухватив его за бедра, приставил головку к колечку мышц.
- Джон, – позвал он, привлекая его внимание, – смотри на меня. И сделай вдох.
Джон метался под Мориарти, он почти не осознавал происходящее, весь мир развалился, оставив только их с Джимом. Он слышал его стон и от этого сходил с ума от возбуждения еще сильнее. Джон был готов раствориться в ощущении удовольствия, когда все неожиданно закончилось, он с хриплым стоном возмущения сфокусировал взгляд на Джиме и попытался понять в чем дело, от увиденного у него перехватило дыхание, Джон неосознанно облизнул губы, не в силах отвести взгляд. Подняв взгляд, он посмотрел в глаза Джиму, с трудом понимая, что он ему говорит, но подчиняясь, делая глубокий вдох буквально изнывая от желания и предвкушения.
Больше не было возможности медлить ни секунды, Джеймс толкнулся, чувствуя, как преодолевая сопротивление, вошла головка и замер, давая немного времени чтобы привыкнуть. Совсем немного, потому что он не мог уже ждать. Приподняв бедра Джона, он медленно вошел полностью, судорожно застонав, от того, как восхитительно обхватывали мышцы его член.
Джеймс наклонился, отвлекая Джона на поцелуй, и начал осторожно и медленно двигаться, балансируя на грани, чтобы не сорваться.
Несмотря на то что это было именно тем чего он так хотел, в первое мгновение Джон все равно напрягся, но тут же расслабился, не отводя взгляда от Джима со стоном принимая в себя выгибаясь. Джон с жадностью впился в губы Мориарти, выдыхая стоны с готовностью подаваясь навстречу его проникновению. Это было не просто чувство наполненности, а почти полное единение, он словно чувствовал Джима как часть себя самого и это приятно кружило голову. Каждое движение дарило удовольствие и выбивало из легких воздух. И все эти ощущения нельзя было и сравнивать с тем, что было до этого, настолько все чувствовалось больше и острее.
Казалось, от мира не осталось ничего, пустота космоса окружала их с Джоном. Джеймс оторвался от его губ, поднимаясь, и впившись пальцами в бедра, оставляя следы ногтей, стал двигаться, вбиваясь так глубоко в узкое, податливое тело, как мог. Это сводило с ума, было большим, чем просто совокупление, ощущалось единением, словно на какое-то недолгое время они перестали существовать по отдельности.
Джеймс старался растянуть это ощущение, меняя ритм то медленно и глубоко, то быстрые рваные толчки. В один момент он замер, проникнув до упора, наклонился над Джоном, упираясь на ладонь, второй провел по его лицу, очертил губы.
- Джон, – позвал он, продолжив медленное движение, наклонившись, укусил в шею, вырывая из пелены тумана, Мориарти хотел, чтобы Джон его услышал. Вглядываясь в затуманенные, темные глаза, Джим попросил, – Скажи еще раз то, что сказал мне тогда… утром.
Не прекращая медленно проникать в его тело, он ждал, пока Джон поймет, что от него хотят.
В какой-то момент Джону показалось, что мир замер, даже его собственное сердце остановилось, стоило Джиму застыть. Резкий укус выдернул из томительной пелены удовольствия. Джон слышал слова Мориарти, но никак не мог собрать мысли воедино, он изнывал от невыносимо медленного проникновения. Казалось, весь разум, все мысли существовали где-то не здесь и было совершенно непонятно как найти нужное, что он тогда говорил? Они так много говорили, было столько эмоций.
- Джим… – с трудом, сквозь стон прошептал Джон.
Он старался разогнать туман перед глазами, вглядеться в глаза Мориарти, как если бы это могло помочь осмыслить, что от него ждут.
- Я люблю тебя… это такое безумие… о, черт, только не останавливайся… – голос сбился до тихого шепота, казалось, он сам плохо понимал, что говорил и просто озвучивал свои мысли.
Джеймс накрыл губы Джона поцелуем, почти снимая с языка последние слова, впитывая его стоны. Теперь ему не казалось такой дикостью то, что говорил Джон. Скорее это было правильно. И сейчас Джеймс чувствовал, что Джон принадлежит только ему. Это было так прекрасно, что у него не нашлось бы слов выразить это.
Чувствуя, что медлить больше нет сил, Джеймс стал ускорять ритм, все быстрее, вбивая Джона в матрас, ловя губами его стоны, целуя и прикусывая шею.
Джону казалось, что Джим пробивает его насквозь, он терял себя, растворяясь, отдавая всего себя и принимая Джима. Он жадно и порывисто отвечал на поцелуи ловя губы Мориарти, иногда ему казалось, что он именно этими поцелуями и дышит.
Вновь выпрямившись, Джеймс накрыл ладонью член Джона, двигаясь в одном ритме, доводя его до оргазма, и ощутив, как сжимаются внутренние мышцы в предоргазменной судороге, в последний раз резко дернувшись, и со стоном кончил.
Джона словно прожгло до самого сердца, когда горячая ладонь Джима накрыла его возбужденный член. Это было как самое лучшее на что он мог надеяться, но на несколько секунд он замер, прежде чем смог осознать хотя бы кто он. Джон плавился от удовольствия и ощущений, он с готовностью двигался навстречу каждому движению Мориарти, наслаждаясь тем, как чувство напряжения словно сковывало изнутри. Джон хотел, чтобы так было всегда, но в нем словно что-то взорвалось, накрыв с головой, заставив кончить, выгнувшись в порыве шептать сквозь стоны имя Джима, он не представлял, что может быть настолько особенно и приятно не просто чувствовать Мориарти в себе, как часть себя, а ощущать, как он кончил, именно с ним. Джон, мелко вздрагивая, пытался сделать хоть один вдох.
Последний медленный толчок, и Джеймс осторожно вышел из тела Джона, чтобы упасть рядом с ним на кровать. Сердце колотилось где-то в горле, вдохнуть удавалось не сразу. Он протянул ладонь, касаясь пальцами судорожно вздымающейся груди Джона, вычерчивая на ней узоры, словно касания помогали восстановить себя, осознать мир. Он подтянулся ближе, повернул лицо Джона к себе, лаская его губы поцелуем, словно желая облегчить доставленную боль. Вспомнив, что рядом с кроватью стоит тумбочка, а на ней ночник, Джим повернулся, щелкая выключателем, ему хотелось видеть следы, оставленные на теле Джона. А чуть позже, может быть завтра, пересчитать их, целуя каждый след своих зубов или ногтей.