Все это, конечно, хорошо и даже прекрасно, однако теперь пора! Пора выбираться из лесу, и не только из-за комаров, среди которых очень быстро распространилась молва, что некий Юрген Рогге, налитый с ног до головы кровью, почивает во мху.
Аккуратно уложив счетную линейку в спортсумку, Юрген крепко привязал весь скарб к багажнику, затем вскочил в седло, неприлично и неспортивно широкое и мягкое, и провернул несколько раз педали, чтобы привести в движение мотор. Это было ужасно глупым, даже каким-то дурацким делом и всякий раз напоминало ему бегущую и хлопающую крыльями курицу, которая надеется: а вдруг она и вправду полетит?
Он катил по шоссе совсем один, но вскоре на встречном курсе появился сверкающий хромом «вартбург». Впереди сидели мужчина и женщина. Женщина за рулем судорожно вытянула вперед шею, а мужчина смотрел на нее сбоку, как настоящий кинозлодей. Оба не удостоили экспедицию, возглавляемую «NN», ни единым взглядом. Что ж, скатертью дорога! Такие не обратили бы внимания и на белого слона, попадись он им на дороге. Разве что мужчина сказал бы своей обожаемой половине: «Чтоб тебя! Неужели не можешь принять вправо? На ваших шоферских курсах не проходили разве — при встрече с белыми слонами следует принять вправо!»
Затем его обогнал хрипящий, медленно ползущий и чадящий автобус. В проходе и на задней площадке люди толпились, как в пятницу в булочной. А когда автобус прополз мимо и заднее окно проплыло метров в двух-трех, Юрген увидел, что за стеклом стояли одни африканцы, совсем черные и в белых рубашках. Они, должно быть, сказали молоденькой девушке, весьма бледненькой на вид, что-то о нем. Девушка им что-то ответила, и все африканцы принялись дружно махать ему. Но тут автобус скрылся в синем дыму, а потом исчез за поворотом. Когда Юрген увидел его вновь, автобус уже имел метров двести фору. «Для таких гостей можно было бы тачку почище подобрать. Вон ведь откуда приехали!» — решил про себя Юрген. Наверное, эти африканцы хотели на все своими глазами взглянуть? Он-то знал, чего бы они лишились, проплыви они здесь в самолетных креслах новенького «икаруса»!
Следующая деревня называлась Цинцеров. Славненькая! Когда-то кто-то перекрасил свой дом, а другим стало завидно. И теперь и справа и слева от шоссе стояли небесно-голубые, и ярко-зеленые, и розовые, и желтые дома — смотреть любо! Юрген подкатил к кооперативной лавке, которая по красоте сильно уступала другим домам. У входа на перевернутых корзинах сидели двое мужчин в вельветовых брюках. Они попивали пиво и поглядывали, как Юрген пристраивал свой мопед и затем зашел в кооператив.
А когда он, неся в руках две булочки и кусок копченой колбасы, вышел, один из них, опустив бутылку, спросил:
— Ты что, еще сегодня собираешься туда добраться?
Юрген посмотрел на ручные часы и, улыбнувшись, с сожалением покачал головой. Второй мужчина, кивнув на булочки и колбасу, сказал:
— Гляди не подавись. Всухую-то.
— Правда, всухую. Да у них нет ничего все уже продали.
Спрашивавший поднялся на вторую ступень крыльца и крикнул в открытую дверь:
— Паула, достань из холодильника бутылку лимонада и принеси сюда!
— Сам поднимись и достань, отозвалась Паула.
У нас здесь магазин, а не ресторан, Отто.
— Это я еще давеча заметил, — сказал Отто, подмигнув Юргену, и снова преспокойно уселся на корзину.
Секунд через десять в дверях показалась Паула и кинула Отто зеленую бутылку лимонада с старинной «вечной» пробкой. А он, передав ее Юргену, показал на дверь и проговорил:
— Жена. Всегда такая.
У лимонада был такой же вкус, как и цвет, зеленый. Знатоки зеленых лимонадов отлично знают, что это значит. Остальные пусть думают что хотят. Юргену важна была температура. Хорошо бы похолодней. Он выпил бутылку одним духом, оставив на два пальца жидкости.
— Парень выпить может, — похвалил Отто, обращаясь к собутыльнику.
— Да брось ты! — сказал тот, явно не намереваясь вступать в разговор. Должно быть, он был из тех, что молчат, как цементные львы.
Зато Отто не собирался молчать.
— А ты когда-нибудь ездил так далеко, Вилли? — спросил он.
— Нет, — ответил Вилли и высморкался весьма элегантно, приложив палец к ноздре.
— Ничего я понять не могу, — сказал Отто. — Когда был молодой, я все в Париже хотел побывать, посмотреть на него с этой самой Эйфелевой башни, и какая-нибудь там Колетта чтоб со мной рядом стояла. — Честное слово, на велосипеде в Париж собирался. Да так и не рискнул.
— Ишь Колетту какую-то выдумал! С тебя станет.
— А потом вот женился на Пауле. А за ней не такие, как я, ухлестывали. Верно я говорю, Вилли Фезе?
Вилли Фезе ничего не ответил, а достал из кармашка громадную сигару и так основательно раскурил ее, что только искры полетели.
Юрген с удовлетворением отметил про себя: хорошо еще, что эти мужики не кровожадные сицилианцы и не мстительные курды! Но все же он решил утихомирить разбушевавшихся цинцеровцев. И кто бы мог подумать, что за этой Паулой так много народу ухлестывало! А ведь только благодаря его, Юргена, появлению, Отто об этом и вспомнил.
— Правда, погодка хороша? — сказал Юрген. — Для сельского хозяйства, я имею в виду.
Вилли Фезе опустил горевшую, как факел, сигару и посмотрел на Юргена так, будто он заявил, что огурец следует причислить к масличным культурам. А Отто, хлопнув себя по обтянутой вельветом коленке, сказал:
— Да-да, ничего не скажешь! — И расхохотался.
«Хоть у одного настроение поправилось», — подумал Юрген.
В дверях опять показалась пользовавшаяся таким большим успехом Паула.
— Да, парень, — сказала она Юргену, — сильно печет! А ты прав: увидят люди, как двое тут сидят, еще подумают, хлеб сам в амбар переберется. Сухота такая, что не до смеха!
Отто принял выпад Паулы на свой счет и сразу же перестал смеяться. У кого глаза зоркие, тот успел бы заметить: на лице Вилли Фезе промелькнула злорадная улыбка и тут же погасла. Должно быть, радовался, что в свое время достиг только почетного второго места.
— Пора мне, — сказал Отто. — Надо за порядком приглядеть.
— Да-да, — проворчала Паула. — Гляди-гляди, да не заглядывайся.
И этого нам не миновать: едет, едет себе человек и рано ли, поздно ли, а приедет он к перекрестку. И в романах это так же, как на шоссе: направо пойдешь… налево пойдешь… Невольно и призадумаешься. Вот основная дорога, вот второстепенная. Можешь ты первым ехать или надо подождать? Как выбрать новое направление и цель? Цель — это, конечно, главное. К цели следует стремиться не окольными путями Впрочем, это на дорогах и на шоссе. В романах иначе. Романам свойственно приближаться к цели именно окольными путями, то есть всякими объездами. Более того, они целиком состоят из окольных путей, даже самые прямолинейные. Разве это не окольный путь, если в романе, скажем, написано: «Небо было чисто-голубым, когда господин NN вышел из дому»? Ведь господин NN всего-навсего пешеход. Он не летчик, который через летное поле направляется к месту стоянки самолета, он и не яхтсмен, шагающий к лодке перед регатой. Да какой же это роман без окольных путей и всяческих объездов!
Юрген Рогге из Нойкукова, находясь примерно в десяти километрах за Цинцеровом, местом жительства Вилли, Отто и Паулы, подъезжал к перекрестку как на шоссе, так и в нашем романе.
Случалось так и в прежние времена. В старинных былинах, в сказках читаешь порой об этом. Принц, скажем, или его младший брат, которого все всегда считали дурачком, приближается к перекрестку, обозначенному всевозможными указателями, иногда даже ярко раскрашенными. «Пойдешь налево, — написано на одном из них, — придешь по красивой дороге в городок. Там царит райская жизнь, прямо с неба падают сахарные пряники, все сидят на пуховых подушках и так целый божий день. Пойдешь направо — тоже ничего плохого не случится с тобой, а после того как трижды три раза взойдет солнце, дорога приведет тебя туда, откуда ты пришел, как бы далеко это ни было. Но если ты хочешь добраться до яблоньки, на которой растут золотые яблочки, тогда следует тебе идти прямо. Но помни: впереди ждут тебя немалые опасности и препятствия — два великана, например, и оба людоеды, и у каждого по столетнему дубу в руках вместо дубины. И еще ждут тебя там пять отвратительных ведьм, которые, когда выйдешь ты на тропку, ведущую через болота, непременно напустят густого тумана; и еще повстречаются тебе дикие кабаны и единороги — это злонамеренные копьеносцы, им бы только кого-нибудь проколоть-просверлить! А под конец, перед самым деревцем с золотыми яблочками, встретишь ты чудовище, тридцатиголового дракона из тех… огнедышащих».
