Дома никого не было. По дороге, в такси, он заархивировал видеофайл и удалил оригинал. Он пошел сразу в душ, долго вертелся под струями, поливал себя гелем, смывал, опять намыливался, менял горячую воду на холодную, но картина волнующихся грудей Анны Сергеевны из головы не уходила, а в ноздрях застрял дурманящий шанельный аромат. Надо чаю попить. Крепкого. Да. Он сидел на кухне, ждал, пока заварится чай и курил. Потом взял бабушкину кружку, сёрбнул пару раз и услышал скрежет ключа в двери. Явилась-не запылилась. И всего-то час ночи.

Он вышел в холл. Открылась дверь, и впустила Белку. Волосы ее были заплетены в обычную косу, хотя раньше она так не делала; на лице блуждала улыбка.

– Ты мой слааадкий!

Белка повесилась на Михаила и попыталась поднять ноги, согнув их в коленях. Он стоял как столб, девушка отодвинулась.

– Ну, не очень-то и хотелось. Дуешься? Что я поздно? Так я последняя из такси вышла – сначала девчонок развезли. Молчишь? Это из-за того, что я без тебя была? Могу я хоть разочек сама гульнуть? Ты же тоже один был.

– Был.

– Ладно. Я в душ.

Михаил вернулся в кухню и закурил. Ну вот, жива-здорова, никуда не делась. Все хорошо. Ну, поживем – увидим, как говорят французы. Пошли спать.

В спальне он расстелил кровать, потынялся по углам и увидел два золоченых крючка, которые он ввинтил в стену на высоте двух метров пару месяцев назад в промежутке между шкафом и дверью, затем он повыдвигал ящики своей тумбочки, пошарудел там и закрыл.

Вошла Белка в халате, сняла его, походила по спальне голой, зачем-то понаклонялась, достала из шкафа и натянула на себя сетчатые черные колготки с отверстиями спереди, сзади и по бокам – казалось, что это пояс с подвязками и чулки. Михаил сидел, опершись на спинку кровати. Белка залезла на кровать и стянула с него трусы, улеглась напротив и стала пальцами ног шевелить у него в паху.

– Ну, чего это он у тебя такой грустный? Ты устал?

– Я устал.

– А я девчонкам фото показывала.

– Какое.

– Где ты мне на ноги кончил.

– Ну показывала и хорошо.

– Ты не злишься?

– Нет.

– Нет? Совсем?

– Совсем.

– А он все грустит. Слушай, у тебя есть тут наручники?

– Есть. Тебе зачем.

– Дай мне.

– Держи.

Белка поднялась, пододвинулась, взяла наручники и защелкнула их вокруг мошонки Михаила, потом вернулась назад, улеглась на спину, опершись на локти, и продела пальцы правой ноги во второе кольцо. Она подняла ступню, подвигала ею вправо-влево, потянула вверх, подергала.

– Не нравится ему? Вижу, не нравится. Ладно, снимем. Может, на меня наденем? Нет? Ну Мишка! Это ты из-за той фотографии?

– Да мне все равно, что ты там кому показываешь.

– В фейсбуке.

– Нет. Я и не видел никакой фотографии.

– Вот брихун. Из-за комментов?

– Да плевать я хотел на все комменты. Только мне и дел есть, что читать комменты разных коцнутых пидоров.

– Ну не злись, Мишунчик. Это и не я ее повесила.

– Да, я понял, сама повесилась.

– Это Дашка нас фотографировала, а потом и нажала «поделиться».

– Конечно. Я все понял. Одни враги кругом. Только Дашка там рядом с тобой сидит.

– Так ты ж не видел!

– Ну видел.

– Значит, из-за нее.

– Я просто устал. Давай спать.

– Ну я не могу так спать! Ну поругай меня, покричи.

– Не хочу я тебя ругать.

– А я знаю, что ты сейчас хочешь.

– Ты цыганкой заделалась?

– Ты хочешь меня побить.

– Какая прозорливость.

– Ну так давай!

Белка вскочила и улеглась поперек ног Михаила на живот. Он ляснул ее ладошкой по попе.

– Все. Индульгенция выдана. Иди ложись. Спи.

– Ну нееет, это не считается! Давай по-настоящему!

– По-настоящему? Ладно. Будет тебе по-настоящему. Вставай. Надень свое платье.

– Какое?

– В котором была.

– Ладно.

Белка достала из шкафа «шанельное» платье и надела. Михаил поднялся с кровати, взял из тумбочки еще одну пару наручников, подошел к девушке и защелкнул их у нее на запястьях.

– Пошли.

Он подвел ее к закутку между шкафом и дверью, повернул лицом к стене, поднял руки и зацепил кольца наручников за крючки, потом раздвинул ноги и задрал платье, просунул руку меж ее бедер, погладил ляжки, нашел губы, потрогал пальцем клитор, взялся ладонями за ягодицы и сжал их.

– Ой, Миша… давай уже скорей…

Михаил вернулся к своей тумбочке и нашел кожаную хлопалку, которая валялась там сто лет без надобности – когда-то он принес ее, чтобы сделать фото для своего сайта. Он подошел к Белке, прошелся левой рукой по гладкой розовой коже попы, а правой вполсилы хлопнул по ней, девушка охнула и обернула к нему лицо.

– Мишка. Он у тебя поднялся. Давай.

Михаил присел на корточки, запустил левую руку между бедер Белки, стал ее трогать, а правой рукой хлопать по попе – она порозовела, Белка подергивалась, перебирала ногами и ойкала. Левая рука его была уже совсем мокрая, он бросил хлопалку, приник губами к покрасневшей плоти, целовал ее и кусал, раздвигал ягодицы и проводил меж ними языком, девушка стонала. Он поднялся, отцепил наручники, развернул Белку лицом к себе, опять зацепил кольца за крючки, раздвинул ноги девушки, поднял подол платья и подоткнул его. Соски смотрели на него сквозь ненавистную полупрозрачную вставку на груди, Белка тянула к нему губы, он впился в ее шею, нашел ладонями грудь, сжал изо всех сил соски, потом опустил правую руку вниз. Он целовал ее в губы, хлопал ладошкой по венерину холмику, не давал своим коленом соединить ноги, трогал клитор, опять присасывался к шее.

– Мишка, ну я хочу тебя ужасно!

– Пойдешь завтра гулять со следами на шее, а не с голыми сиськами.

– Ну я удалю ее! Ну иди уже в меня!

Он поднял рукой правое бедро Белки, пристроился и вошел в нее, она подняла и левое бедро, обхватила его талию ногами, он подхватил ее руками за попу, стал двигаться, быстро и сильно, вдавливая девушку в стену, с наслаждением слушая ее стоны, ощущая ее влагу внутри и на бедрах, слушая стук ее сердца и звон цепочек. Белка замерла, потом сжала бедра изо всех сил, дернулась вперед, вскрикнула, опустила ноги, стоны ее затихали, кожа была мокрой от пота.

Михаил отодвинулся, провел костяшкой пальца по подмышкам девушки, потом отошел и остановился, глядя на распятую Белку.

– Отпусти меня, Миша.

– Сейчас. Фото сделаю. В фейсбук повешу. Тебе на страницу. В коммент к «Принцессе». Вот, и слоган придумал: Шанель всегда Шанель.

Он взял смартфон, щелкнул камерой, потом снял кольца наручников с крючков, Белка упала вперед, он подхватил ее, закинул на плечо, донес до кровати и бросил, она перевернулась, раскидала руки и ноги и замерла, только голова ее тихонько поворачивалась из стороны в сторону.

– Веришь? Мне сейчас все равно. Даже если бы ты повесил. Мне так хорошо никогда еще не было. Я так хотела, что думала, что я умру. И потом. Я сильно кричала?

– Было дело.

– Дай мой телефон. Все. Нету ее. Ты же меня не бросишь из-за какой-то одной фотки. Ну скажи. Ну с кем ты еще так сможешь. Ты же делаешь со мной все, что хочешь. А я кончаю как кошка. А ты мой любимый котяра. Только член у тебя не кошачий, а…

– Но она же была. Ты ее повесила. Зачем-то. Я, когда увидел, мне потом казалось, что все, кто смотрит в телефон, пялятся на тебя. А потом на меня. Сучка ты у меня редкая.

– Мишка. Ну это девчонки меня подзудили. На слабо. А потом… потом каждые пять секунд уведомления падали. А они все на мой телефон пялились. А мне приятно было. И комменты никакие мне не нужны. Ну дура я у тебя, что уж тут поделаешь. Но я ведь тебя люблю. Простишь меня? Я хочу снять платье… обнять тебя… прижаться…

– А я хочу покромсать его. Абордажной саблей. Зазубренной.

– Пиратище ты мой любимый. Ну оно же и тебе нравится, признайся.

– Белка. Мне много чего нравится, что я тебе покупаю. Но это не значит, что надо всем…

– Ну все, все! Я поняла! Давай мы его оставим только для дома. Оно же тебя возбуждает. Будем дома праздновать… годовщины всякие… как ты меня на коленях умолял быть твоей…