– Кто? – спросил Гарри, вытирая руки.
Он слопал половину всех бутербродов с икрой.
Те, кто не танцевал – категория «красная карта», – с осторожностью подходили к буфету, потом некоторые отворачивались и хватали отрешенно, вслепую бутерброды.
– Пакет в пятьдесят тысяч долларов…
Он вскричал:
– Мне надоели ваши неприятные замечания! Или вы соглашаетесь, или нет. Если предложение вас так раздражает, отойдите. Незаменимых нет…
Я сделал задний ход:
– Я согласился на «сделку», но вы не превратите меня в половичок… Кажется, я увидел его. Человек, переодетый под Фрейда, танцует с Дженнифер, не так ли? Это действительно Дженнифер?
Гарри искал взглядом.
– Да. А он – известный врач из Мюнхена… Знаменитый гинеколог, он дал жизнь большинству молодых людей, здесь присутствующих.
– Должно быть, это вызывает странное ощущение – танцевать с девушкой, которой вы перерезали пуповину…
– Не более странное, чем быть ее адвокатом со дня ее рождения. Вы танцуете немного вальс, Грегори?
– Рок. Или медленный фокстрот с девушкой, присоединившейся ко мне.
Он потирал руки.
– Наверное, оркестр скоро заиграет медленный танец.
Волна музыки направила парочку в направлении ко мне. Дженнифер подняла глаза и дала мне понять, что я существую для нее. Сигналы. Она скучает? Я улыбнулся ей. Благодаря такому сообществу между нами возникла зона взаимного притяжения. Дженнифер была соблазнительна, Мари-Софи тоже. Что меня возбуждало, так их винтажные костюмы или их богатство? Понравиться одной из этих девушек было бы реваншем за мать, корорая прислуживала в доме. «Мальчик, сиди спокойно, твоя мама работает. Ничего не трогай». Мои руки тянулись к этим девушкам.
Я повернулся к Гарри:
– Какого цвета волосы?
– Чьи волосы?
– У Дженнифер.
Гарри озадачен.
– Какого цвета?
Дженнифер деликатно вела своего кавалера; поворачиваясь, они приближались к нам.
– Шатеновые, по-моему.
Вальс кончился, музыканты сложили инструменты и вытирали лбы. Гарсон поднялся на эстраду с подносом, уставленным стаканами с фруктовым соком.
– Им жарко.
Гарри поднял руки:
– Ты заработаешь на жизнь в поте лица твоего.
Я уже не видел Дженнифер. Мари-Софи и Робин Гуд приближались к буфету.
Дирижер оркестра опустошил стакан, вернулся к микрофону, его неровное дыхание стало слышно на весь зал. Он почесал голову через парик; переодетый в костюм Моцарта, он явно страдал от этого; его кривые икры, затянутые в белые чулки, придавали ему хрупкий вид. Он прочистил горло, взял микрофон и начал песню Роя Орбисона. Тотчас и Сиси, и другие графини вернулись на танцплощадку и стали млеть в объятиях кавалеров. Дженнифер вновь появилась со своим семидесятилетним кавалером.
Гарри затопал ногами.
– Давайте, идите, момент подходящий. Обнимите девушку. Осторожна, она не дурочка. Разбирайтесь сами, иначе никаких денег.
Я открыл для себя вульгарность Гарри. Он спешил, беспокоился, весь лоск слетел. Я направился к Дженнифер, она повернулась спиной ко мне, к ней приблизился молодой человек элегантной наружности.
– Чего вы ждите? – взмолился Гарри.
Он предвосхитил меня и взял Дженнифер за руку:
– Можно вас побеспокоить, дорогуша? Наш французский друг хотел бы потанцевать с вами…
Дженнифер повернулась ко мне. Молодой человек вежливо отстранился, гинеколог отвесил поклон.
– До скорой встречи, Дженни.
Он удалился.
– Schätzchen — сказал Гарри, – вот и он… Грегори Уолстер.
Дженнифер улыбнулась.
– Очень рада поближе познакомиться… Вам нравится наш цирк?
– Он развлекает.
Дженнифер прикоснулась к обшлагу пиджака Гарри:
– Гарри всегда такой вежливый, внимательный… Я обожаю вас, Гарри.
Адвокат покраснел.
Дженнифер отличалась от своей сестры. Мари-Софи придерживалась стиля «мать ваших детей», «та, что молится за вас», «та, которая не обзывает вас ни дураком, ни сволочью». А если это она и есть, мой женский фантазм?
Рой Орбисон произвел свой обычный эффект, Дженнифер расположилась в моих объятиях. Я всегда рассматривал медленный танец как совокупление стоя.
– Вы меня забыли? – спросила Дженнифер.
– Нет.
– Зачем обманывать?
Под шелковым платьем тело ее пылало, наша кожа пробудилась, волны ее дорогих духов и пота пьянили меня. Ее дыхание меня ласкало, в нем не чувствовалось ни капли никотина, только ее свежесть. Мы танцевали. Если можно было назвать танцем это волшебное слияние… Но в такие моменты все было бы так же с любой девушкой… Я становился мужчиной-животным, а она самкой. Наши желания совпадали. Это было все, это было очень много.
– Сколько времени вы пробудете?
Голос был нежен. Я переводил для себя закодированный язык: «Будем ли мы иметь возможность вновь увидеться?» На нас лилась медоточивая музыка So beautiful Орбисона.
– Я уезжаю…
– Куда?
– В Париж.
Тело ее стало тяжелым, и она отдавалась.
– Я тоже уезжаю в Париж.
– Когда?
– Послезавтра. Делаю пересадку, затем продолжаю поездку до Нью-Йорка. Моя мама живет в Америке.
Я говорил какие-то банальности. Она меня спросила:
– В котором часу вы выезжаете из Мюнхена?
– В 13 часов.
– И у меня занято место в этом же рейсе… Можно было бы…
– Что?
– Не знаю. Возможно, вы с кем-то…
– Я один.
– Поедемте вместе.
Кто был голубем, она или я? Почти неподвижные на танцплощадке, мы испытывали острый приступ желания.
– Я мог бы проводить вас в аэропорт.
– Было бы хорошо. По дороге поболтаем, познакомимся.
Я ее поджидал. Призыв был ясен. Она искала мой взгляд.
– Вы адвокат?
– Да. Я знал адвоката вашей семьи, Гарри Болтона, в Бостоне.
Ее тело пылало.
– Я знаю. Он много говорил о вас.
– Меня это удивляет… Но тем лучше.
– Мистер Уолстер, связаны ли вы профессиональным секретом?
– Это – составная часть моей профессии…
– Где бы с вами не разговаривали?
– Даже на подушке.
– Одним словом, – продолжала она, – я могу быть откровенной. Обычно я лгу. Я постоянно лгу. Для обороны.
– Не вижу причин вашего беспокойства, Дженнифер. Что вы хотите мне сообщить?
– Даже во сне вы не говорите?
– Проверьте.
Это был прямой призыв. Она прижалась ко мне, мы не шевелились.
– Первый секрет, – сказала она. – Вы удивитесь, но это – часть целого… Прикосновение вашей руки взволновало меня с головы до ног.
– Вы полагаете…
Почему она хотела посмеяться надо мной?
– Я испытала в ваших объятиях безумное желание, – прошептала она.
– Ваше желание должно было быть действительно безумным. Вы приятно шутите…
– Нет, – сказала она, – это серьезно.
Голос Роя Орбисона обволакивал нас ватой. Дженнифер подняла голову, щека ее, влажная от пота, коснулась моей. В моих объятиях была женщина, воплощающая сладострастие.
Так и есть, все становилось ясным! Дженнифер, нешуточный экстраверт или, быть может, нимфоманка, не должна путешествовать одна. Она может броситься в объятия первому попавшемуся. Этот негодяй Гарри задумал гнусный план. После скандала в Вене быть обвиненным в том, что я заставил девушку из высшего общества переспать со мной… Австралия была все ближе и ближе.
– Возьмите себя в руки, иначе я немедленно вас покину.
– Я все вам объясню, – сказала она. – Не выйти ли нам на террасу передохнуть немного?
Мне тоже нужен был воздух. Подарок оказался отравленным. Гарри еще раз принял меня за дурака. Она увидит, эта возбужденная самка, как быстро я отделаюсь от нее. В такт музыке мы продвигались среди танцующих, расступавшихся перед нами, по направлению к стеклянной двери. Мы пересекали территории, занятые переодетыми людьми: тут и там видели то улыбку, то упрямый взгляд, слышали болтовню то по-немецки, то по-английски. Поток слов. Я чувствовал западню! Чего хотели, по правде говоря? Наблюдатель, телохранитель, случайный сопровождающий, любовник, посланный к этой девушке, чтобы ее соблазнить? Я даже предположил, что она была беременна и что меня хотят выдать за отца, убегающего от нее.