—Так что же мы будем делать? — наконец оторвалась от переписки Гермиона. — Война ведь началась!
—Для начала мы, а точнее ты, успокоишься, — я быстро просматривал появившиеся на столе старые выпуски «Пророка», — и начнешь рационально анализировать ситуацию. Чем наше положение отличается от того, что было в начале Первой войны?
Я прямо видел, как Гермиона успокаивается и переключается на анализ нашего положения.
—Пожалуй, главное отличие в наличии тебя и Легиона. Мы можем внести дисбаланс в расстановку сил.
—Точно, у нас есть почти полностью независимая от Дамблдора организация, которая имеет ресурсы вступить в войну.
—Наша идеология слишком схожа с идеологией Ордена, чтобы безболезненно выступить против Дамблдора.
—А зачем нам воевать с директором? Он, между прочим, очень качественно обрабатывает наших будущих легионеров. Нам только нужно показать преимущества Легиона перед Орденом.
—Что мы будем делать? — в третий раз уже растерянно спросила Гермиона.
—Для начала навестим Гринготтс, я приму наследство, а потом будем воевать. Главное сейчас вдруг неожиданно не выиграть.
Я, наконец, нашел то, что искал в газетах. Обозвав себя дураком за то, что не догадался сначала просмотреть первые страницы всех выпусков. Я передал Гермионе выпуск газеты двухдневной давности и откинулся в глубокую спинку кресла.
Провокация была выполнена картинно идеально, она не могла не сработать. Дамблдор просто не мог закрыть глаза на такое, это бы означало бы конец Ордена. Он и ответил жестким ответным ударом, война началась. Единственное, что волновало меня так это то, что именно такая провокация была выгодна только одному заинтересованному лицу — мне. Кто же из игроков играет в поддавки? Неужели Дамблдор пошел на такой радикальный шаг? Зачем?
Пробежав глазами по первой странице, Гермиона бросила газету на стол. Мне стала видна качественная, пусть и черно-белая колдография мерцающего черепа с высунувшейся изо рта змеей над Косым переулком. Прямо под ним на мощеной мостовой толпилось множество людей, закрывая собой место преступления. Рядом находилась колдография жертвы и заглавие статьи крупными буквами: «Жестоко убит сотрудник Министерства Магии Артур Уизли. Неужели это начало войны?»
========== Лирическое отступление. Эпилог №1. Тривиальная концовка ==========
Уже больше пятнадцати лет Гарри Поттер спал в одной и той же постели. Большой и массивной кровати из мореного дуба, которая досталась по случаю и стоила огромных денег. По стойкому внутреннему убеждению Гарри, она была чуть ли не лучшей покупкой за всю его жизнь. Каждый раз, когда он вытягивался на жестком матрасе и закрывал глаза, в глубине его сознания возникало чувство причастности к чему-то великому, которое он так старался донести до своих детей, а потом надеялся перенести на внуков и, возможно, на правнуков. Гарри вообще надеялся жить еще очень долго. И все же, спать в этой кровати было одно удовольствие, и не только из-за теплого одеяла и мягкой подушки.
Рядом всегда была Гермиона, его любимая и родная Гермиона, которой к своему стыду он так и не научился доверять без оглядки. Всегда оставались маленькие секреты, которые он бережно оберегал от ее любопытных взглядов. Впрочем, Гарри был абсолютно уверен, что у нее тоже есть, что скрывать. Такой компромисс он считал абсолютно нормальным, у каждого человека должна быть толика свободы, место, где есть только он. Его Гермиона заслуживала только самого лучшего, и он самозабвенно старался предоставить ей все, что мог, в том числе и свободу от себя.
В отличие от многих ночей до этого Гарри не мог уснуть, глаза слипались, но мозг не давал сознанию угаснуть, погрузившись в дрему. Неясные мысли крутились в голове, пока он прислушивался к спокойному дыханию спящей Гермионы. Ни одного звука больше не раздавалось в опустевшем доме. Дети были в Хогвартсе, все-таки середина учебного года, а домовики не смели даже шорохом потревожить сон хозяев. Гарри нежно погладил Гермиону по голове, проверяя, на сколько крепко она спит. Немного заворочавшись, она перевернулась на другой бок, но не проснулась.
Понимая, что не уснет, Гарри встал, накинул халат и, стараясь не шуметь и тщательно переступая через скрипящие ступеньки, спустился на кухню. Легким необязательным движением палочки он призвал большой пузатый бокал и бутылку коньяка. Налив немного, он опустился в любимое потрепанное временем старое кожаное кресло. Оно уже несколько лет дышало на ладан, но он никому не разрешал его выкинуть. Гарри и сам, как это кресло, стал человеком привычки. Встать утром, поцеловать жену, убежать по делам на большую часть дня, вечером опуститься в любимое кресло с интересной книгой и читать под веселый треск огня в камине. Он был успешен и удачлив в жизни, многие позавидовали бы его счастью. Удачные проекты, деловая хватка, наработанная опытом, красавица жена и трое детей.
Гарри покатал на языке обжигающий напиток, впитывая вкус, и с улыбкой вспомнил, как долго они с Гермионой спорили, выбирая имена детей. В итоге в соответствии с традициями Блэков двое сыновей получили имена Металлах и Сафиус, а для дочери относительно без споров было подобрано имя Мира. Гарри был рад, что Гермиона отказалась от дурацкой традиции называть детей в честь предков, друзей или известных личностей.
Мысль о споре с Гермионой вернула Гарри к тому, что его беспокоило. Ему было всего сорок четыре, самый расцвет жизни по меркам долгоживущих волшебников. В этом возрасте, отправив детей учиться, было принято начинать новую жизнь, открывать неведомые горизонты и ставить невыполнимые цели. Многие волшебники, освободившись от многих обязательств, переживали вторую юность. Но Гарри чувствовал себя стариком по сравнению с ними, он ничего не мог, да и не хотел ничего возвращать. Он чувствовал, что точка не возврата, после которой началась его новая жизнь, давно осталась в прошлом.
Уже тогда, летом 1998 года, когда он позволил уговорить себя, все бесповоротно изменилось. Его добрая и разумная Гермиона, которая всегда была рядом, доказала ему простыми и разумными доводами, словно решив простейшую задачу, что он должен быть на одной стороне с Дамблдором, что поступать как-либо иначе глупо и опасно. И он послушал ее, не мог не послушать, ведь память о той ужасной ошибке в конце пятого курса была так свежа. Да и сейчас воспоминания о Сириусе сжимают сердце ледяной хваткой, а старая рана все никак не хочет затягиваться. Гарри знал, что никто его не винит, но не мог простить себе ошибку, за которую не смог и не посмел отомстить Беллатрикс.
Одним глотком допив коньяк, Гарри почувствовал, как ему становится лучше. Мысли вошли в привычную колею, и он больше не думал об упущенных возможностях и несбывшихся планах. Война была выиграна, Лорд побежден, подвиг достойный легенды совершен, успех стал постоянным спутником Гарри, все счастливы. Чего еще можно желать от жизни?
За спиной скрипнули половицы, когда он повторно наполнял бокал коньяком, намериваясь погреть его в руках пару минут. В дверь вошла Гермиона, зябко кутаясь в халат. Она посмотрела на Гарри и понимающе улыбнулась. Им давно уже не требовалось слов, чтобы понять друг друга, хотя они и не могли отказать себе в удовольствии обсудить вслух какую-нибудь новую книгу или интригующую теорию из научного журнала. Она, не спеша, достала из шкафа небольшую рюмку и тоже наполнила ее янтарной жидкостью. Не чокаясь, они выпили залпом обжигающий напиток, будто провожая свои неуместные, неподходящие для этой жизни мысли в темную бездну ночи за окном.
Гарри ласково обнял Гермиону и подумал, что ни на что не променяет свою жизнь и обычное человеческое счастье. Он послал грустную улыбку своим детям, трем ярким звездам его жизни, спящим сейчас в Хогвартсе. Нежный поцелуй еще раз доказал правильность и разумность его выбора, а за окном медленно, но уверенно разгорался зарей новый день.
