Удивительно, на сколько сильно люди подвержены шаблонному мышлению и привычным явлениям. Снейп даже не стал разбираться в моем мышлении, сразу прервав контакт, когда увидел мое желание повесить его вниз головой у большого дуба и показать смеющейся толпе его грязные подштанники. Дамблдор так же был сильно подвержен этому пороку, он не мог допустить, что мое сознание способно выйти за придуманные им рамки. Во многом это было просто везение. Хотя теперь у меня и много масок, они еще не стали полноценными личностями, не достигли совершенства. Ежедневные медитации помогли понять возможные чувства и направления мыслей моих псевдо личностей, но у них еще не было истории, оставались логические несоответствия в ключевых моментах их формирования. Если бы Дамблдор или Снейп захотели бы понять причины моего поведения, они бы меня, конечно, раскрыли, но такое желание у них не появлялось. Снейпу не нужно было другой причины моей и своей ненависти, кроме того, что я сын своего отца. А Дамблдора, похоже, вполне устраивали мои напыщенные мысли о справедливости и желании всем помогать и без необходимости знать причины их появления. Самоуверенность и тщеславие, я был рад им.

Я чувствовал, что иду босиком по лезвию ножа над гигантской пропастью, с трудом балансируя. Но возможно ли пройти по нему, не порезавшись? Один шрам уже остался на моих голых ступнях. Наивность и честность. Мои главные орудия. Завтра же нужно сходить к Дамблдору с полученными воспоминанием.

Параллельный поток сознания прогнал эти мысли за то время, пока Снейп переживал выверты ассоциаций моей маски. Я искривил губы в подобии улыбки:

—Я могу Вам еще чем-то помочь, сэр?

—Пятьдесят баллов с Гриффиндора, — произнес Снейп шелковым голосом. — И отработка в классе зельеварения в течение месяца.

Еще один паттерн, еще одна привычка, еще одна слабость.

—Как скажете, профессор, — спокойно сказал я, легко улыбнувшись и выставив вперед мысли моей маски. Снейпа передернуло и он отвернулся от меня.

—А сейчас пойдемте в Вашу гостиную, — я был слегка удивлен, как такой просто фразой можно выразить столько презрения.

—Но раз наказание получено, я бы хотел еще почитать здесь, сэр, — игра с огнем, но мне было любопытно, насколько я смогу вывести его из себя.

—Что за идиотскую книжку Вы читаете, Поттер? Наверняка, такой же бред, как и Ваш придурок-папаша и его ненаглядные дружки. Спорю на что угодно, они ни разу не зашли в библиотеку, забивая свои крошечные мозги квиддичем.

—Учебники не всегда бывают полезны, — я пожал плечами и показал ему затертую обложку «Преступления и наказания». В неровном свете факелов изображенный на обложке Раскольников с топором в руках казался угрожающим и мистическим. Снейп потянул руку к книге, но я ловко захлопнул ее и убрал в сумку.

—Еще пятьдесят баллов за дерзость и неделя отработки, — мстительно сказал он. — А теперь отдайте мне эту мерзкую книгу.

—Это моя книга, художественная литература не запрещена правилами школы.

Снейп сжал губы в почти невидимую линию.

—Хорошо, но о Вашем поведении узнает директор. За мной, если не хотите больших неприятностей.

Он развернулся и быстро зашагал прочь. Я тяжело вздохнул, сложил плед и догнал его. Пока мы шли к гриффиндорской башне, я гадал, правда ли мне удалось обмануть Снейпа, или это его хитрый план и хорошая актерская игра. В любом случае я получил официальный повод общаться с профессором Слагхорном и лишнее доказательство нестабильности психологического состояния Снейпа. Оставалось надеяться, что, как и большинство хитрых планов, этот останется исключительно в моем воображении, а директор получит еще одно подтверждение, что я такой же, как раньше и так же ругаюсь со Снейпом.

Комментарий к Глава 34

Если товарищи ВедьмакГеральт и sophieblack вдруг читают мою работу, надеюсь, они не обидятся, что я немного сплагиатил у них одну сцену.

========== Глава 35 ==========

Следующим вечером после обеда я не спеша подошел к кабинету директора Хогвартса. Пароль для горгульи оказался тем же и я с тяжелым сердцем ступил на вращающуюся каменную лестницу. У меня было четкое ощущение, что я отдаю в руки врага стратегически важную информацию.

Я подавил желание развернуться и уйти, постучав маленьким бронзовым молоточком в тяжелую дверь. Наивность и честность. Только так я смогу обмануть Дамблдора. Я прошел в кабинет и сел в до тошноты удобное кресло, множество серебряных приборов неясного назначения издавали раздражающие звуки.

—Гарри, что с тобой? Ты хотел мне что-то рассказать? — обеспокоенно спросил Дамблдор, и я выпал из размышлений.

—Добрый вечер, профессор. Простите, я задумался. И да, мне есть, что Вам рассказать. Я смог убедить профессора Слагхорна поделиться воспоминанием.

В глазах директора вспыхнул интерес, он быстро убрал со стола все бумаги и достал из шкафчика омут памяти.

—Ну так давай его посмотрим, — я с вежливой улыбкой передал ему флакончик с воспоминаниями и мы погрузились в омут.

Я был несколько разочарован, в воспоминании не содержалось какой-то существенной информации. Интерес вызывала, пожалуй, только патологическая привязанность будущего Лорда к числу семь. Это было несколько странно. Да, во многих формулах расчета зелий и рунных цепочек часто появлялось не понятно, откуда взявшийся, множитель семь, но таких непонятных множителей было много, и они не ограничивались цифрой семь. К тому же, если уж выбирать какое-нибудь число, то стоило остановиться на сорока двух.

Дамблдор сидел напротив, в задумчивости разглядывая испещренный рунами сосуд. Я дал ему минуту, а потом вывел из прострации вопросом:

—Профессор, а что такого важного в этом воспоминании? Только то, что Том Риддл в возрасте семнадцати лет проявлял нездоровое увлечении числом семь?

—Семь очень важное число в магии, оно отвечает за многие процессы. Я предполагал, что Том в своей гордыне зашел далеко, но не думал, что на столько. Боюсь, он возжелал разделить свою бессмертную душу на семь частей.

—Вы решили так, потому что он один раз упомянул число семь пятьдесят лет назад? А если он передумал и сделал одиннадцать или сто крестражей?

—Гарри, даже создание одного крестража — страшное преступление против самой природы и магии, — Дамблдор укоризненно на меня посмотрел. — Ты говоришь об этом слишком легко.

—Я просто хочу оценить силы того, с кем, по Вашим словам, мне предстоит сражаться. Так почему семь крестражей?

—Только не семь, а шесть. Седьмой осколок его души находится в возродившемся теле, какой бы изуродованный он ни был. Когда-нибудь, Гарри, став старше и мудрее, ты поймешь, что многие привычки остались у тебя с детства и юности. Можешь считать это моей догадкой, а я чаще всего оказываюсь прав в своих предположениях.

—Хорошо, пусть их будет шесть. Что они тогда из себя представляют? Камни, листки бумаги, старые учебники?

—Ты забываешь о тех воспоминаниях, которые мы с тобой посмотрели раньше. Том всегда отличался великой гордыней, он очень привязан к своим трофеям и важным вещам. Вспомни, в его руки попали медальон Слизерина и чаша Хаффлпафф.

—А дневник был важен для него сам по себе, ведь он «вложил в него душу» в прямом и переносном смысле, — продолжил я мысль Дамблдора. — То есть Вы хотите сказать, что еще два его крестража — чаша и медальон?

Портреты бывших директоров начали возмущаться даже предположением, что кто-то осквернил реликвии Основателей такой темной магией. Ни я, ни Дамблдор не обратили на них внимания.

—Боюсь, что это так Гарри.

—Хорошо, дневник и кольцо уничтожены, чаша и медальон не понятно где. А что об оставшихся двух?

—Думаю, получив вещи, связанные со Слизерином и Хаффлпафф, он принялся искать реликвии Грифффиндора и Ревенкло. Я почти уверен, что эта идея могла захватить его воображение. Но единственная известная реликвия Гриффиндора находится в моем кабинете.