– Спасибо! – сказал Дединец. – Тогда готовь машину – проверь резину, масло, короче – все… Полный бак набери, возьми пару канистр в запас, купи продукты для нас и Сигнала, чтобы в дороге времени не терять…

– Мы и Сигнала возьмем?

Пес настороженно зарычал, словно возмутился вопросом.

– Ну а куда его?! – озвучил ту же мысль хозяин. – Возьмем, конечно. Он лишним не будет. Такие псы зря хлеб не едят, как и мы с тобой… Кстати, у тебя самоделка та осталась?

Миша молча кивнул.

– Сколько раз говорил: выброси! – то ли с осуждением, то ли одобрительно сказал генерал.

– Трещотка нормальная, хотя иногда и клинит, – ответил Миша. – Зачем добро выбрасывать?

– Патроны есть?

– Есть немного…

– Ладно, иди спать, а завтра начинай подготовку. Через пару дней выдвинемся…

На следующий день у Миши все уже было готово к отъезду. В холодильнике лежали консервы, сырокопченая колбаса и сыр в нарезках, на холодильнике – пакет с хлебом, сухари, сгущенное молоко, упаковка высококалорийных «Сникерсов», растворимый кофе и пакетированный чай, пустой термос, большой пакет сухого корма для собак, банка консервированных маслин и всякая другая продуктовая всячина.

Но Дединец молчал. С утра он сделал несколько звонков по телефону, потом долго рассматривал изрядно потертую карту Чечни. В остальном все было как обычно: прогулка с Сигналом по дачному поселку, расчистка снега… Так прошел день, а об отъезде Дединец больше не говорил. Молчал он и на следующий день. Только был еще больше задумчив. В надежде, что генерал откажется от своей затеи, Миша потихоньку начал расходовать приготовленный в дорогу запас пищи, в первую очередь – хлеб.

Ночь выдалась лунной. Снег перестал идти около полуночи, застелив расчищенные днем дорожки ровным, поблескивающим покрывалом. Генерал лег рано – Миша определил это по погасшему светильнику в комнате. Сам он редко засыпал раньше хозяина. А сегодня совсем не спалось – предстоящая поездка взбудоражила, пробудила давние воспоминания, и ничего хорошего в них не было. Лишь к трем часам Миша задремал чутким, беспокойным сном.

Четыре-пять утра самое «сонное», самое удобное время для нападений. Практически все перед рассветом спят, даже часовые «клюют носом». Тем более что никаких часовых у отставника Дединца не было.

Три светлые тени скользнули по белому снегу, сноровисто перемахнули через забор, двое легко отперли замок, приоткрыли дверь, пустили внутрь усыпляющий газ из баллона, размером с портативный огнетушитель. Третий проделал ту же процедуру у Мишиной хибарки… Выждали несколько минут, надели респираторы. Подействует ли газ на пса, не знал никто: их уровень подготовки не позволял ответить на этот вопрос.

Две тени исчезли в доме, третья осталась у входа. Сигнал лежал в спальне, справа от двери, на дороге к кровати хозяина. Глаза его были закрыты, но уши по-волчьи настороженно торчали.

Настоящие тени ничего не весят. Но эти были как все обычные люди – из сильно пахнущего, по собачьим меркам, мяса. Под первой мясной тенью скрипнула половица, и пес открыл глаза. Дверь спальни тихо приоткрылась, и маленькая комната моментально наполнилась раздражающим собачий нюх запахом пота. Несомненно, это был чужак. И он нес зло. Тень шагнула к кровати. Сигнал молча прыгнул, сбил незваного гостя с ног, привычно вцепился в горло, сжав помолодевшие и вновь крепкие, как сталь, челюсти чуть ниже кадыка. Раздался истошный крик, тренированное тело забилось в агонии. Сонный Дединец выхватил из-под подушки наградной ПМ, перекатился на бок… Но на него газ подействовал – силы не те, реакция не та…

Плюх, плюх, плюх! – глухо плевался пистолет с глушителем: вторая тень замерла на пороге, веером методично расстреливая кровать.

Бах, бах, бах! – ответил «макар» Дединца. Но пули пошли гораздо выше цели.

Плюх, плюх, плюх…

Сигнал довел дело до конца – вырвал кадык первой тени, и прыгнул на вторую. Но до горла не достал – сил не хватило, вцепился в инстинктивно выставленную левую руку. Зарычал страшно от отчаяния и нехватки былой сноровки и силы, на ярости перегрыз кость, и тут же срез глушителя уперся ему в бок.

Плюх, плюх!

Пули пронизали Сигнала насквозь. По-щенячьи взвизгнув, он, не разжимая челюстей, рухнул на окровавленный пол, увлекая за собой врага.

Плюх!

Собачьи клыки менее эффективны, чем пистолет. Вторая тень освободившись от тяжелого тела пса, с трудом поднялась на ноги. Щелкнул выключатель, вспыхнула лампочка, освещая разоренную, залитую человеческой и собачьей кровью комнату, в которой летали перья из простреленных подушек и валялись клочья ваты, вырванные из матраца. Поперек изрешеченной кровати, так и не выпустив пистолета, лежал генерал Дединец с простреленной грудью. Он не подавал признаков жизни, но вторая тень, которая при свете стала коренастой фигурой в камуфляже «Снег», все равно аккуратно прострелила седую голову.

Та-та-та-тах! – сухо застрекотал с улицы пистолет-пулемет «Борз»[15]. Это пришел в себя Миша и тут же, раздетым выскочив на улицу, вступил в бой.

Та-та-та-тах!

Третий нападающий, стоявший у входа в основной дом, был отброшен двумя очередями назад, ударился о дощатую стену, скатился со ступенек и замер в неестественной позе. Миша выбежал во двор и, прихрамывая, бросился к нему, отбросил ногой удлиненный глушителем ПММ[16], осмотрелся.

Дверь распахнулась. В проеме, покачиваясь, стоял еще один человек в окровавленном зимнем камуфляже. Левая рука висела плетью, правая держала пистолет, который удлиненным стволом нащупывал Мишино сердце.

Плюх!

Та-та-тах!

Приглушенный выстрел затерялся на фоне короткой очереди, но все выпущенные пули нашли свои цели. Словно тяжелая кувалда ударила Мишу в грудь, он захрипел и опрокинулся на заснеженную землю. Последнее, что он успел увидеть, – как тупые девятимиллиметровые пули вскрыли череп последнего налетчика, выбросив наружу серо-красный сгусток мозгового вещества.

Утром возле дачи Дединца собралось столько машин с мигалками, сколько видавшие виды жители поселка не видели даже на генеральских свадьбах. Военное начальство, следователи, контрразведчики… Руководители приезжали больше «для галочки» – попасть в сводку: «На место происшествия выезжали…» Министр и замы прочтут и сделают выводы: раз выезжал, значит, руководил, значит, болеет за дело, ревностно исполняет свой должностной долг… Реальные исполнители – следователи и опера такие громкие происшествия не любили именно из-за этих массовых выездов: начальники как будто считали своим долгом затоптать следы на месте происшествия.

Генерал-майор Коцубенко прибыл одним из первых, но его это дело касалось напрямую.

– Ну, что тут? – Он пожал руку плотному, чем-то похожему на него и равному по званию следственному руководителю.

– Личности убитых не установлены, – ответил генерал-майор Ильченко – начальник отдела по расследованию особо важных дел. – Но судя по «почерку» – профессионалы… Усыпляющий газ, глушители, четкие действия, контрольный выстрел…

– Почему же не сработали чисто, если такие профессионалы?

– Случайности, – пожал плечами Ильченко. – Собака и этот парень-инвалид спутали карты. И усыпляющий газ не сработал как надо – видно старый был… Но задачу-то они все равно выполнили, только уйти не сумели.

У тебя-то какие-нибудь версии есть? Враги у него были?

Коцубенко мрачно усмехнулся:

– А ты как думаешь? Он на Кавказе десятки операций провел. У него куча кровников!

– Но эти-то славяне. – Руководитель следствия указал на трупы в зимних окровавленных камуфляжках, которые грузили в черную машину с глухим закрытым кузовом.

– Нанять кого угодно можно, чтобы след отвести. Ждем отдачу от кавказцев, а получаем от русаков. Или наоборот. – Коцубенко осекся.

– Что значит «наоборот»? – насторожился Ильченко.