Северный Кавказ, декабрь 2004 г.

Вертолет лег на нужный маршрут и набрал крейсерскую скорость. Сзади осталась дымящаяся, ранее считавшаяся неприступной, а теперь вдрызг разгромленная горная база Саббаха. Вся территория объекта и подходы к нему усеяны трупами боевиков. Да и сам легендарный террорист, который живым уходил из любых ловушек и засад, сейчас не сумел выскользнуть из хитроумного капкана и лежал в толстом пластиковом мешке, мертвее мертвого. Его даже перевозить будут в герметичном контейнере облаченные в комбинезоны и противогазы бойцы взвода химической защиты.

Аюб прислонился спиной к стенке грузовой кабины, но через простреленное плечо жесткость подрагивающего борта тут же передалась всему организму, и он снова отодвинулся на край откидного сиденья. Окинул взглядом лежащего в проходе на носилках Алху с забинтованной грудью – тот спал, учащенно дыша под действием анастетика.

– Граф! – наклонился к уху сидевший справа Тихий. – Тебя уколоть?

– Спасибо, потерплю! – ответил Аюб, перекрикивая шум двигателя. – Я уже выпил, чтобы шок снять, а промедол на спирт…

– Понятно, – кивнул Тихий.

Напротив, на лавке, лежал на правом боку Монтана. Док, сам с забинтованной головой, накладывал ему на бедро лангету. Дальше по салону, ближе к хвосту, – накрытое камуфлированной плащ-накидкой тело Магомеда на полу.

В принципе, группа отделалась «малой кровью» – пять «трехсотых» и один «двухсотый»[1], зато результаты впечатляют: опорный пункт «гнездо Саббаха» перестал существовать, Саббах ликвидирован, уничтожены наиболее известные полевые командиры, бандгруппы стравливались между собой и уничтожали друг друга, в результате джамааты перессорились, в стане врага посеяно взаимное недоверие, а следовательно, обстановка среди НВФ[2], действующих на территории Северного Кавказа, дестабилизирована! И все это сделала их группа, которая, оказывается, носит секретное название «Сандал»… Правда, об этом сами они узнали только полчаса назад от своего ангела-хранителя из Управления «Т» – прикрывавшего их от своих «спецов», вертушек и артиллерии – подполковника с неподходящим для его нынешней роли позывным «Вампир». До этого название «Сандал» слышал только командир группы Мухтарыч…

Так что, можно сказать, на жестоких весах специальных операций они оказались в большом выигрыше: Шумахер был ранен еще до начала основной операции и отправился в госпиталь, Монтана и Алха получили тяжелые ранения в бою за «гнездо Саббаха», Аюбу прострелили плечо и Доку отстрелили ухо… Это восполнимые потери – поправятся и опять станут в строй! А невосполнимая только одна – Магомед… «Только»! И совсем не «только»! Одно дело, когда в далеких штабах считают коды потерь по статистическим сводкам, а совсем другое – видеть веселого, жизнерадостного, полного сил товарища в виде холодного тела… Магомед – это не единица в клеточке ведомости, не «просто одна потеря»… Хотя он и не Магомед. Все бойцы группы собраны из разных подразделений, все знают друг друга только по позывным, да иногда по нечаянно проскочившим вымышленным именам. Командиру группы Мухтарычу известны фамилии прикрытия, но не больше: настоящие биографические данные хранятся где-то высоко и далеко, в бронированных сейфах… И вообще, судя по всему, об этой операции осведомлены только несколько человек…

Салон видавшего виды трудяги «Ми-8» забит до предела уставшими людьми с оружием, в мятом, порванном и прожженном камуфляже, каждый из которых хочет рассказать что-то, независимо от того, слушают его или нет. Некоторые пользуются переговорными гарнитурами, но большинство просто кричат, срывая и без того перенапряженные голосовые связки.

– Я еле успел развернуться, а то бы он мне снес голову! – возбужденно орет Тихий.

– Нас зажали перед входом в бункер, я смотрю, а «дух» гранатой замахивается, но Фитиль его вовремя снял! – радостно рассказывает Лось.

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – заходится в истерическом смехе Махди. К нему подходит закончивший возиться с лангетой Док.

– Дать успокаивающего? – предлагает он. – Или спирта? Это нервное, сейчас пройдет…

Махди, не переставая хохотать, качает головой.

– Не… Это не от нервов… Думаю: вот ты нас лечишь, лечишь, а как ты сам без уха будешь? Док есть, а уха у него нет! Как же так? Получается Док без уха!

Аслан сидит молча и с сосредоточенностью робота набивает автоматный магазин патронами, потом разряжает и набивает заново, будто готовится к сдаче норматива. Только готовиться ему не надо: он любой норматив перекрывает даже с закрытыми глазами.

Гремит двигатель, дрожит винтокрылая машина, всем бы расслабиться, да отдыхать, успокаивая натянутые как струны нервы да давая время возбужденному организму постепенно растворить насыщающий кровь адреналин… Но после крайнего нервного напряжения организму нужна разрядка. С осознанием того, насколько близко совсем недавно находился от смерти, но остался жив, и теперь все позади, приходит «отходняк»: кого-то пробивает на безудержный смех, кому-то нужно просто выговориться… И ребята орут, перекрикивая грохот, смеются без всякой причины, – радуются, что остались живы.

«А что дальше будет? – размышлял в полусне Граф. – Расформируют группу и отправят по прежнему месту службы? Вряд ли… Мы уже прошли такую «обкатку», что спускать на прежний уровень нас смысла нет – надо наверх поднимать… Для особых заданий со смертельным риском люди всегда нужны…»

– Нормально делай – нормально будет, – словно читая мысли, произнес Мухтарыч любимую в Дагестане поговорку. Он надел гарнитуру и Аюбу показал, чтобы тот сделал тоже самое, теперь они могли говорить, не напрягаясь. – А мы все нормально сделали. Даже больше, чем нормально! За такую победу в Древнем Риме полководцу и его войску полагался триумф! Торжественный въезд в город на четверке вороных, золотой венец, рукоплескания восторженных граждан, благосклонное внимание императора, одаривание рабами, землей, должностями, всеобщая любовь и почет…

Когда-то Мухтарыч был школьным учителем и сейчас забытый осколок его личности выглянул наружу сквозь грубую кожу боевого офицера. Он заметно расслабился, разулыбался и был больше похож на заботливого кавказского отца или дядю.

– Да, рабов у тебя, Мухтарыч, и так хватает, – буркнул Граф, обведя рукой вертолетный салон. – И хотят они одного – покоя!

– Ничего, ничего… Подлечитесь, получите звания досрочно, новые должности…

– Ну их в задницу, эти должности! – вполне искренне сказал Граф. – Уволиться хочу, завести семью… Да без стрельбы и резни жить спокойно…

– Это ты в горячке, – успокаивающе сказал Мухтарыч. – Получишь награды, новые погоны, рану залечишь, успокоишься… И снова в бой потянет, это я тебе сто процентов даю… Кто уже на этой границе погулял, как заколдованный становится: снова и снова туда возвращается, словно тянет его кто-то туда…

– На какой границе?

– На той самой. Между жизнью и смертью. Да ты и сам это знаешь!

Аюб криво усмехнулся:

– Как бы нам вместо наград по жопе не дали!

– За что?! – вскинулся Мухтарыч.

– Не знаю за что. Просто по жопе я получал куда чаще, чем награды и почести!

Острые пики скал внизу стали выравниваться, постепенно переходя в запорошенную снегом холмистую равнину со скальными выходами кое-где. Ребята успокаивались: смолкли крики, угас беспричинный смех, многие откинулись на холодные дюралевые борта и впали в болезненную чуткую дремоту.

Их главная задача была выполнена, но никто не знал, что ждет впереди. Даже Мухтарыч, который изображал опытного, осведомленного командира, тоже этого не знал. Но он достаточно долго жил и помнил поговорку: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах…» Поэтому и не любил загадывать. Хотя ободрить и поддержать ребят хотелось – они этого заслужили.