А могло бы не быть никого. Тогда после восстания король, все проклятия мира на его голову, был так зол на её семью, что собирался полностью уничтожить Ланнистеров. Серсею бы убили или отправили бы в молчаливые сёстры, Джейме казнили, а Тириона, назвали бы бастардом Безумного короля, навсегда лишив возможности вновь стать Ланнистером.
Её дом и её саму спасла королева Лианна, благородная и справедливая женщина, которую король не заслужил и Тирион, от которого Серсея привыкла не ждать ничего кроме подлости. А он, хотя и был всего лишь восьмилетним мальчишкой, смог воспользоваться безразличием к нему короля, поговорил с королевой, сделал так, чтобы и Серсея смогла с ней встретиться. И королева помогла им, сказала, что понимает, что нельзя винить детей за грехи их родителей, что Тириона и Серсею не тронут и пообещала сделать всё возможное, чтобы спасти жизнь Джейме. Пообещала и сдержала обещание. Королеве не за что было любить безумного короля, убившего её брата и отца. Она смогла дать Серсее возможность поговорить с братом, а Серсея смогла убедить Джейме рассказать о причинах, побудивших его убить короля. Смертную казнь для брата заменили на ссылку на Стену, столицу ещё долго очищали от заложенного под ней дикого огня, а Серсея и Тирион отправились домой, на Утёс Кастерли.
Серсея вновь проводит пальцем по кромке медальона и закрывает его. Интересно, где Тирион сейчас. Её брату так хотелось праздника, что Серсея ради него осталась в этом году в Утёсе, не поехала на Стену к Джейме, организовала этот турнир и, чтобы Таргариены не заподозрили какого-нибудь заговора, пригласила Тиреллов, самых верных друзей короны. Самой Серсее происходящее вокруг удовольствия совсем не доставляло, она потеряла интерес к праздникам после того, как Джейме исчез из её жизни. Оставалось только надеяться, что Тирион радуется празднику, а её мучения не напрасны. Именины брата они не праздновали никогда, это был день смерти матери, и хотя Серсея сейчас понимала, как глупо было обвинять брата в этом горе, праздновать этот день она не могла. Потому и решила устроить праздник на свои именины, ради счастья младшего брата, Джейме простил бы, что она не приехала, она знала это.
Он всегда любил Тириона, любил и ценил. Она раньше не понимала за что, поняла только в те жуткие дни, когда их дом стоял на краю гибели, когда весь мир был против них. Тогда она увидела, что Тирион готов бороться за свою семью, что он верен им. Тогда она поняла. Слова ведьмы были глупостью, простой ложью, которой не дано было исполниться. Серсея не вышла за короля и никогда бы этого не сделала, а ведь когда-то она мечтала о браке с принцем Рейегаром, плакала, когда он не состоялся, какой же она была глупой, этот человек казнил её отца, хотел убить брата и её саму. Эта дорнийская змея Элия Мартелл и её детёныш не стоили жизни отца, а уж Джейме за убийство Безумного короля и вовсе стоило наградить и объявить героем. Она не вышла за короля, и никогда не родит ему трёх детей, она вовсе никому не родит детей и ни за кого не выйдет замуж. Она всегда любила только одного человека — брата, Джейме. Всё изменилось одиннадцать лет назад, когда она впервые поехала навещать брата. Тогда они встретились в Винтерфелле в первый и последний раз. Серсее не нравились Старки, ей было тяжело находиться среди людей, которые приняли в восстании куда более деятельное участие, но отделались лишь ссылкой на Север да необходимостью отдать старшего сына воспитанником к Тиреллам. С тех пор они встречались только на Стене, но тогда, в первый раз Джейме приехал не один, с ним был человек, чьим именем было названо восстание, тот, у кого было ничуть не меньше причин ненавидеть Рейегара Таргариена, чем у неё — Роберт Баратеон. Он был таким ярким и живым, даже холода Севера не смогли затушить тот невероятный огонь, что горел в нём. Он покорил Серсею, и сердце львицы навсегда осталось в его руках.
Она не раз думала, что судьба была слишком жестока. Ах, если бы Роберт победил Рейегара тогда, на Трезубце. Он бы вошёл в столицу и стал бы королём, а Серсея его королевой. И она родила бы ему детей — трёх маленьких львят, а может и оленят, а может и не трёх, а больше, у неё бы была семья и корона и любимый муж, слова ведьмы ничего бы не значили. А сейчас у неё нет ничего. Ни короны, она украшает голову Лианны Старк и пусть та достойна, но драгоценное украшение и власть, приглашающаяся к нему, куда больше пошли бы Серсее. Ни мужа, Роберт навеки заперт на Стене, и Серсея может видеть его лишь два-три раза в год, когда не больше чем на неделю приезжает на Стену. Ни семьи, Серсея не хочет рожать бастардов, она знает, что детей Роберта ей никогда не позволят узаконить, а дети от другого мужчины ей не нужны.
И всё же, где Тирион? Серсея чувствует, что глаза начинает пощипывать и обрывает мысли. Она львица с Утёса, а львы не плачут. Лучше уж подумать о младшем брате и единственном наследнике, он пока с ней и останется с ней, не сможет же он бросить родную сестру. А сейчас было бы неплохо, чтобы он был не просто с ней, а прямо здесь, ей нужно было с кем-то поговорить. Не с дамами Тиреллов, от которых она отделалась, сославшись на плохое самочувствие, от их трескотни у неё болела голова, и не с их мужчинами, которые сейчас тренировались во дворе, готовясь к турниру, они и вовсе были не намного умнее своих манекенов, а единственная их ценность была в собачьей преданности драконам. Нет, ей нужен был кто-то, кто понял бы её, а такой человек был в этом замке всего один.
Она знает, где искать Тириона, он любит один из утёсов, на которые выходят замковые галереи, устраивается там с книгой и читает или тащит туда бумаги и сидит и работает весь день, а когда Серсея вечером возвращается с очередного разговора с очередными ремесленниками или купцами из Ланниспорта, оказывается, что все дела, что она запланировала, уже сделаны. Тирион и сейчас в своём любимом убежище, она издалека слышит его голос, вот только он не один. Он разговаривает с кем-то и смеётся, а ему отвечают три голоса, двух юношей и одной девушки. Не желая быть замеченной Серсея скидывает туфли и идёт к уступу, бесшумно ступая босыми ступнями по холодному полу.
Слух не подвёл её, вместе с Тирионом действительно ещё трое, девушка и тот юноша, что выше ростом одеты в изумрудно-зелёные одежды, а их мягкие каштановые волосы сразу заставляют вспомнить Мейса Тирелла, второй юноша в серых с белым одеждах, а волосы его огненно рыжие, Серсея помнит, что такими огненными кудрями могла в своё время похвастаться Кейтилин Талли. Значит два Тирелла и Старк.
— Так что я бы поддержал принцессу. — Заканчивает какую-то фразу Старк, и Серсее приходится напоминать, что мальчик ей не враг, что он не враг, что по-своему ничуть не менее несчастен, чем она. Его ведь тоже лишили семьи. Помогает, желание придушить мальчика уходит и сменяется чем-то вроде лёгкой жалости.
— Да я даже не сомневался. — Тирион фыркает. — И на этом предлагаю закончить с нашими драконовластными, а не то принцесса Дейенерис при следующей встрече выскажет вам все, что она думает про ваши мнения относительно неё и её семьи, и пойти купаться, как изначально и планировали.
— Прекрасная мысль. — Юный Тирелл, кажется, его звали Лорас, успевший немного задремать мгновенно оказывается на ногах.
— Политика это слишком скучно для тебя, братец? — Девочка смеётся, опирается на руку, которую ей поспешно предлагает Старк и встаёт.
— Просто не нам о ней рассуждать. — Тирелл пожимает плечами и скидывает камзол. — Куда одежду складывать, Тирион?
— Прямо на пол. — Серсея и сама не понимает, зачем говорит это и выходит из коридора, наверное, детская безмятежность оказалась заразна.
— Леди Серсея. — Вся троица произносит её имя в один голос.
— Сестрица. Ты вовремя. — А вот Тириона её появление совсем не удивляет, впрочем, как и всегда. — Мы как раз собирались прыгать в море. Присоединишься?
Она не отвечает, проходит к обнесённому аккуратной оградкой краю утёса и смотрит вниз. Внизу море, глубокое, она это знает, чуть дальше вода бурлит вокруг подводных скал. В детстве, когда всё было проще, они с Джейме часто прыгали отсюда в воду, пугая матушку. Повторить сейчас было бы глупо, почти так же как подкрадываться к детям и ходить босиком. Серсея опускает взгляд на свои босые ноги, едва прикрытые подолом платья, и улыбается. — А почему бы и нет, братец. Я уж точно прыгну дальше, чем любой из вас.
