несла!» Третья группа – самая тихая и незлобивая. Такого образа мыслей
придерживался еще Джек Лондон, сказавший: «Я не знаю, почему у коровы
хвост свисает сверху вниз, я просто констатирую факт».
…Первым репортером на свете был Соловей-разбойник (соловьем его
прозвали за красоту слога, а разбойником за страсть к нездоровым сенсациям).
Однажды С.-разбойник сидел на дереве и осматривался в поисках
горячих новостей. Заметив, что Илья Муромец отправился на дело, он
оповестил об этой сенсации весь лес – на своем, ему одному свойственном
языке. Илья Муромец тут же сшиб криминального Соловья с дерева
и применил к нему метод физического воздействия. После чего лесной
папарацци как-то сразу умер. Метода Ильи М. быстро привилась и стала
популярной у власть имущих. И если сейчас чучела корреспондентов не
вывешиваются на стенах, скажем, в Госдуме – это всего лишь дань нашему
снисходительному времени…
Томская областная дума, выйдя с каникул, внесла свою посильную
лепту в дело воспитания пишущих и показывающих то, чего не надо. Отныне
в стенах облдумы телекорреспондентам можно все, за исключением
того, что нельзя. А нельзя следующее:
1. Ходить по залу заседаний (можно только сидеть в специально отведенном
месте сзади и снимать исключительно вдумчивые затылки,
спины и шеи депутатов. Оттуда, правда, не слышно спикера, зато есть
возможность подумать над своей горестной судьбой).
2. Приближаться к президиуму ближе, чем за несколько столов (видимо,
в целях борьбы с надвигающейся эпидемией гриппа).
3. Снимать в проходе со штатива (специально для оживления репортажей.
Пляшущее и подпрыгивающее в кадре лицо выступающего придает
его речам известную живинку и даже бойкость – хотя и несколько смахивает
на пляску св. Витта).
После каникул томская дума полна сил. Поэтому скоро можно ожидать
новых постановлений по борьбе с…, виноват, по упорядочиванию
работы прессы. Будут ли в дальнейшем телекорреспондентов при посещении
думы сразу, на входе связывать попарно и рядками укладывать в
специально отведенные для этого места, покажет время. Законосозидание
– штука творческая.
ГРИПП – ВСЕМУ ГОЛОВА
репортаж с аспирином во рту
Недавно я приболел…
Если к простудной температуре 38,9 приставить кашель от бронхита,
а к нему приставить насморк от застарелого гайморита, а к нему тошноту
от переедания таблеток – будет полная картина моей болезни. (Гм, где-то
я слышал похожую фразу...)
Для краткости все это называется – грипп.
Разумеется, вызвали врача.
– На что жалуетесь? – спросила участковая, очень милая женщина, и
чихнула.
– Да вот… – начал я, – температура 38,9, кашель...
Участковая закашлялась, высморкалась и немного посидела в кресле,
прикрыв глаза.
Даже сквозь марлевую повязку было видно, что ей не по себе.
– Простите, доктор, – осторожно сказал я, – по-моему, вы сами... не
очень-то... У вас какая температура?
– У меня еще 16 вызовов.
Я почувствовал себя пристыженным.
После осмотра мы еще немного поболтали, дружно изругали импортные
лекарства за дороговизну и обменялись приемами обращения с горчичниками
(причем я потряс доктора познаниями, так как перепробовал практически все
места). После чего расстались довольные друг другом. Как ни крути, а визит
врача уже сам по себе лечит!
Доктор ушла. У нее было еще 16 вызовов...
Придя в себя, я отправился в поликлинику закрывать больничный.
Очередь была небольшая, но очень активная. Кто-то кашлял, кто-то
сипло переругивался из-за очереди, кто-то сморкался. Сидевшая рядом
удивительно сопливая красноносая девица чихала особенно интересно
– не менее трех раз подряд (а если один раз, то двойным манером), иногда
с привыванием. Один только старичок-инвалид с костылем был, как видно,
свободен от гриппа и гордо смотрел вокруг.
После сопливой девицы я вошел в кабинет. Десятиметровая комната
вмещала в себя четыре шкафа, три стула и два стола со стопками медицинских
карт. Подоконник тоже был завален стопками. Сбоку стояла
ширма. Возле нее имелось единственное свободное место – примерно
пять квадратных дециметров. Туда я и встал. За столами сидели трое врачей
в белых халатах и быстро писали в карточках. Они были очень заняты.
Моей участковой среди них не было…
– Мне бы к участковому. Больничный закрыть...
– А вы чей?
– Я такой-то, с такого-то участка.
– Ваша участковая болеет. Грипп!
Я почувствовал себя сиротой и спросил:
– А я теперь чей?
Спросил осторожно, стараясь не быть навязчивым. Тут за ширмой
вздохнули, зашевелились, зашуршали бумагами. Я вздрогнул, отстранился,
стараясь не свалиться со своего пятачка, и заглянул за ширму. Там
на заваленной медкартами лежанке сидел четвертый врач и тоже быстро
что-то писал.
Я сразу узнал ее...
...Однажды в квартиру позвонили. Запуганное дитя криминального
века, я подкрался к двери и прислушался. Подозрительных шумов (звон
топора, передергивание затвора, приглушенные голоса налетчиков) я не
услышал, поэтому спросил хриплым грубым голосом бандита на пенсии:
– Кто там еще?
– Прививки от дифтерии, откройте, пожалуйста!
«Щас! – подумал я. – Ага, вам откроешь, кастетом по башке, самого в
ванну, а в квартире только валенки останутся!»
– Надо сделать прививку! – пищали из-за двери.
Попытав полчасика (кто их послал, из какой поликлиники, как фамилия
главврача и не перепутали ли они дом, улицу или район) я с трепетом
впустил гостей. И надо же, они действительно оказались просто врачами!
Я обрадовался, что остался жив и не ограблен, и после прививки долго
еще приставал к докторам с просьбой попить кофейку. Они отказались и
ушли на штурм следующей квартиры...
И вот теперь, в кабинете, я узнал одну из прививконосительниц и обрадовался
ей, как родной. Теперь я снова был «чей-то»!
Доктор выслушала меня, простукала и померила давление.
В это время в кабинет вошел пятый врач со стопой медкарт и стал
пристраиваться где бы пописать. Так как в комнате я уже не вмещался и
был здесь явно лишним, заканчивали со мной в коридоре. На подоконнике
доктор быстро выписала направление на клочке бумаги, и я пошел на
кардиограмму.