Ладно, старшина, давай ещё по одной! – поднимая повторно налитый стакан, закруглил нервную тему Заридзе. – Будем воевать, раз присягали перед отечеством.
* * *
По окончании срока службы Артур написал заявление на имя командира части воздушно-десантных войск о продлении службы по контракту в должности старшины роты. Подписанное заявление вернули через неделю с присвоением звания прапорщика.
– Не хочется жить без автомата? – подшутил над ним командир роты после получения Артуром разрешения на добро.
– Почему же? Послужил отечеству, послужу и за себя, – ответил он. Бабки-то контрактникам здесь хорошие платят. Люди сюда вон сами рвутся. А у меня есть возможность сразу остаться.
– Это тебя не деньги интересуют, а война. Привык ты к бойне. Иначе себя и не представляешь. В Союзе бы ты так не поступил. Там другая служба. Как иногда поговаривал один майор, преподающий в училище, «ушёл бы в запас, да цирк люблю». Где такое ещё увидишь, как не в нашей армии? Юморной был майор, ничего не скажешь.
– Ты что, командир, не хочешь, чтобы я остался при тебе? – спросил старшина в ответ на высказывания Заридзе.
– Я-то хочу. Но я ещё хочу, чтобы ты и голову сберёг. Вот в чём суть.
– Постараюсь, командир, не подвести, – засмеялся в ответ Артур.
Долгое эхо стоит над горами,
Где на вершинах только орлы,
Пронзительные крики и гром гранатомётов
И свисты взлетевших вертушек на бой.
По трудным дорогам колонны проходят.
Задача – доставить афганцам целым хлеб.
На крутых перевалах душманы засели,
Стреляют прицельным смертельным огнём
Взлетают кусками взорванные скалы,
Молча стоявшие веками в тишине.
Парнишка, сжимаясь, шепчет от боли:
«Мама, прости, что душманов не добил».
Родные, не плачьте, не плачьте, подруги,
Ещё не потушен в Афгане пожар,
Но скоро мы, скоро закончим с душманом,
Поможем афганцам, вернёмся назад.
Спустя полгода после этого разговора в одном из рейдов на кишлак капитана Георгия Заридзе в упор расстреляли выскочившие откуда-то три душмана, что он, даже не успев опомниться, отлетел, изрешечённый от пуль, уронив висевший наготове автомат.
В метрах десяти от командира следовали старшина и несколько солдат. Они кувыркнулись, падая, по сторонам и открыли ответный огонь. Один из духов успел удрать, а двое остались лежать недалеко от Заридзе. Старшина рванулся за убегающим духом. Настиг он его в конце кишлака, когда тот пытался спрятаться в дувале.
Выпущенная очередь с калашникова остановила духа, словно он, чего-то вспомнив, хотел вернуться назад. Стараясь не падать, он стал медленно поворачиваться в сторону старшины, но повторная очередь отбросила его.
Он упал, раскинув руки, не успев даже вскрикнуть.
Должность ротного после гибели Заридзе занял командир второго взвода старший лейтенант Родион Романов. Недавно вернувшись с побывки из Союза, он долго рассказывал старшине о происходящих переменах.
– А ты чего не едешь? – спросил он его, закончив свой рассказ.
– Боюсь, не захочу вернуться.
– А, – протянул Романов, – тогда лучше не дёргайся.
– Да я, собственно, и не дёргаюсь. Успею ещё надёргаться, когда подстрелят.
– Сплюнь, – одёрнул его Романов.
– Ну, конец-то какой-нибудь будет?
– Тебя смерть боится. Ты потому что идёшь прямо на него. Скоро про тебя будет знать весь афганский народ.
– Ох, куда хватанул! – улыбнулся старшина.
– А чего! Ты вон уже три ордена имеешь. Медалей за отвагу полно. Командир части с тобой за руку здоровается при встрече. Статью о тебе несколько раз в военной газете написали. Даже один раз с фотографией. Сам не заметишь, как живой легендой станешь.
– Как бы за мои шалости духи за мной охотиться не стали. Сам, наверное, слышал про майора Степанова? В Кандагаре они базировались.
– Да, слышал.
– Ну вот, отсюда вывод. Воевал мужик на совесть. Крушил духов налево и направо. Часто про него писали, многократно награждали. Героя Советского Союза дали. Живая легенда, как ты говоришь. А воины ислама не выдержали его наглости и объявили за его голову большие деньги. В итоге через месяц его и убили. Нашли обезглавленным. Вот тебе и легенда. С этой легендой можно и живой мишенью стать. А мне бы хотелось, если что случится, чтоб моё тело похоронили целиком. Ты вот мне про гражданку тут красиво изложил, а я уже почти о ней не думаю. Мне кажется, я здесь воюю целую вечность. Может, оно и правильно, что меня здесь будут знать. Покойный Заридзе говорил, что дома, кроме матерей, о нас некому печалиться. Это мы для Афганистана подвиги совершаем. А у себя об этих заслугах вряд ли заинтересуются.
В кабинете зазвонил телефон. Ротный, приставив трубку к уху, сказал традиционное «слушаю». Выслушав сказанное, тут же ответил: «Есть, товарищ майор!» и, тяжело выдохнув, положил трубку на место.
– Как только говорят, что со штаба звонят, сразу холодно становится. У них же одно. Вылетаем сейчас, вылетаем завтра. Как будто больше ничего и не знают. Но пока пронесло, – довольно заулыбался Романов.
– А кто звонил-то? Важная персона?
– Майор Сапрыгин. Дежурный по части. Между прочим, по твою душу.
– Что-нибудь стряслось?
– Нет. Но, вероятно, намечается, если тебя вызывает командир части.
– Когда вызывает?
– А прямо сейчас и вызывает. Иди, потом зайдёшь, расскажешь.
* * *
Командир части полковник Стрижов, мужчина лет сорока в отличной физической форме и с приятными внешними данными, встретил прапорщика Мухачёва, разговаривая с начальником штаба части по телефону.
Вытянутый по стойке смирно старшина доложил о прибытии и после рукопожатий сел на предложенный стул.
– Ну, старшина, – произнёс Стрижов, закончив телефонный разговор, – готов к заданию?
– Я всегда готов, товарищ полковник, – ответил старшина, понимая, что вызвали его не о жизни спрашивать.
– Это хорошо, что готов. Было бы больше таких, как ты, вояк, мы тут духам показали бы, – и Стрижов машинально потряс кулаком. – Они бы у нас не знали, где попрятаться. Ну да ладно! Пока воспользуемся тем, что есть, – подмигнул он старшине левым глазом. – Тут как раз по твою душу одно дельце просится. Не откажешься?
– Это приказ?
– Скорее просьба, чем приказ. Мне сегодня ночью звонил один давний знакомый. Он сейчас командир погранчасти в Туркменистане. Так вот, они упустили четверых то ли узбеков, то ли казахов. Через реку Мургаб они пересекли границу в районе Тахта-Базара. Это, в общем, между Туркменией и Афганистаном. Казалось, упустили, да чёрт с ними. Тут сейчас идёт война, таких перебежчиков на каждом шагу хватает. Но, к несчастью, пограничники взяли одного пожилого туркмена, согласившегося за небольшую плату помочь перебраться на противоположную сторону этим четверым. Старик, в свою очередь, когда понял, что за такие дела грозит, не задумываясь, рассказал всё, что знает, и всё, что слышал. Не знаю, насколько это верно, но, по словам моего знакомого полковника Астафьева, они взяли курс через хребет Банди-Туркестан в Кафир-Калу. – Стрижов встал и поманил за собой старшину к висящей на стене карте. – Это вот здесь, – показал он, проведя указательным пальцем по карте. – Возьмёшь человек пять обстрелянных ребят из своей роты и устроишь гостям засаду на перевале Нарьян. В этих краях, как нам известно, духи не базируются. Но не тебе объяснять, что каждый мирный афганец, трудящийся у себя в огороде, в любую минуту может схватиться за припрятанный ствол. Для удобного случая, чтобы отыграться на нас. Чёрт бы их побрал, этих первобытных! Мы их сидя, можно сказать, срать учим, а они нас на каждом шагу то и дело стараются пристрелить. Изучил? – спросил Стрижов и взглянул в сторону внимательно изучающего карту старшины.