Потерев глаза, словно это могло мне помочь окончательно стряхнуть с себя остатки сна, я побрела к ванной, яркий свет из которой резал по глазам.

Бледно-серая кафельная плитка на стенах и на полу, сверкающая белизной ванная и раковина, а над ней зеркало в массивной раме. Но сейчас стоило смотреть не на это. Помадой на стекле было выведено «убирайся отсюда или умрёшь».

– Я так не развлекаюсь, да и за Альмой до этого такого не наблюдала, – покачала головой я, подойдя поближе к зеркалу. Судя по немного диковатому взгляду Ксеньки, спросонья я способна нести особую чушь, в которой даже не отдаю себе отчёта.

– Ну, сороки же интеллектуальные птицы, поэтому почему бы ей не уметь писать? – пояснила я.

– Ты серьёзно? – наконец обрела дар речи подруга.

– Про то, что Альрауне могла написать угрозу помадой на зеркале? – переспросила я. – Даже не знаю, в «википедии» о такой их способности ничего указано не было.

Ксенька молча бросилась к своей сумке, с остервенением переворачивая содержимое.

– Ага! – с какими-то кровожадными нотками произнесла она, потрясая чем-то в руке. –Так и знала! Это же моя любимая!

Найденная Ксенькой помада сейчас представляла жалкое зрелище.

– Если это ты… – прищурилась она.

– Ты с ума сошла? – мигом проснулась я, ощутив реальную опасность в воздухе. – Зачем мне твоей помадой что-то на зеркале писать? Мне же не четыре года!

– Ну доберусь я тогда до того, кто это сделал… – мрачно отозвалась подруга, с тоской глядя на жалкие остатки помады.

Я молча сфотографировала странную надпись, решив пока приберечь её в качестве вещдока, хотя бы в памяти телефона. В прошлый раз фотки Мрака на месте преступления многое прояснили, так почему бы не прибегнуть к этой фишке снова?

– Интересно, когда успели оставить эту надпись? – принялась рассуждать подруга, расхаживая по комнате из стороны в сторону.

– Не знаю, – беспомощно отозвалась я. – Когда я сюда пришла, то не заходила в ванную. Может, надпись уже и была… Кстати, как ты прошла сюда? Я же закрывала дверь.

– Она была открыта, – возразила подруга.

– Нет-нет, я точно помню, – заспорила я. – Я всегда закрываю за собой дверь.

– Но тем не менее, – развела руками Ксенька. – Я нажала на ручку и зашла. Возможно и этот шутник также сюда проник.

– Или, точнее сказать, так вышел, – протянула я, подходя к распахнутому окну. И я ещё удивлялась, почему мне так холодно!..

– Кто-то залез через окно? И ты даже не проснулась? – опешила подруга.

– Я крепко сплю, – виновато ответила я. – Странно только почему тогда… Альрауне!

Однако сорока не спешила отзываться на мой зов, затаившись в углу рядом с окном.

– Что ещё за фокусы? – насторожилась я, подходя к ней.

Альма тут же с шелестом расправила крылья, подлетев ко мне и уцепилась за мои пальцы, тыкаясь клювом в ладонь.

– Что это с ней? – удивилась Ксенька, наблюдая за странными махинациями птицы.

– Улика, – с мрачным торжеством объявила я, показав врученный мне небольшой цветной клочок, словно выдранный из чьей-то рубашки.

– Нет, всё-таки я тебе удивляюсь, – заявила с утра Ксенька, сидя перед зеркалом и пытаясь собрать волосы в хвост. Передние пряди всякий раз выбивались, но подругу это нисколько не смущало.

– Кто-то залез через окно, твоя сорока с ним дралась и вырвала клок одежды, а ты дрыхла без задних ног! – возмутилась она. – Может тебя чем-то опоили?

– Разве что твоя тётя подлила что-то в горячий шоколад, – мрачно усмехнулась я, завязывая пояс. – У меня уже неплохой опыт в последствиях того, что бывает, когда меня подпаивают. На этот раз я просто устала и крепко спала без всяких препаратов. Вопрос, кому могла прийти в голову эта идиотская затея?

– Ну, явно тому, кто плохо нас знает, – фыркнула Ксенька. – После всего того, через что мы прошли, угроза помадой на зеркале больше разозлит, чем напугает.

– Странно другое, – отозвалась я, вновь открыв фото на телефоне. – Формулировка «убирайся»…

– Да, как бы с намёком, что мы плохо убираемся? – по-своему истолковала Ксенька.

– Да нет же, – улыбнулась я такому богатству русского языка. – Почему угроза в единственном числе? Почему бы не написать «убирайтесь отсюда или умрёте»?

– На большее количество букв помады не хватало, – хмуро отозвалась она, наконец собрав волосы в хвост и развернувшись ко мне. – Предлагаю воспользоваться сегодня служебным положением и обыскать шкафы постояльцев. У кого будет рубашка той же расцветки и с порванным краем, тому и предъявляем счёт.

– Зачем кому-то из постояльцев это делать?

– Выбор не велик. Либо они, либо кто-то из персонала.

– Мы пробыли один день, а нас уже хотят выгнать? Что, так плохо убираемся?

– С таким отношением тогда не удивительно, что все разбежались, – фыркнула подруга, поднимаясь со стула. – В любом случае, благодаря твоей сороке…

– Альрауне, – обиженно напомнила я. – Называй её по имени.

– Ладно, благодаря Альрауне у нас есть хоть одна зацепка, – послушно исправилась Ксенька. – И сегодня же мы всё выясним.

Однако, вопреки оптимистичным прогнозам, осмотр шкафов нам ничего не дал. Ни у кого не было даже близко хоть чего-то похожего. Этими небогатыми сведениями мы обменялись с подругой в большом зале, усевшись на диванчик рядом с камином. Теперь на проходящих мимо постояльцев мы смотрели с особым подозрением, ведь кто-то из них всё же оставил нам это послание. Оставалось только надеяться, что угроза не более, чем чья-то злая шутка над новенькими.

– А это ещё кто? – в полголоса спросила я у Ксеньки, кивнув на вошедшую женщину.

– Это из «Птичича», я её видела как-то раз, – ответила подруга.

На вид женщина выглядела весьма миловидно: небольшого роста, средней комплекции, с тёмными длинными волосами, наскоро схваченными заколкой на затылке. Возможно, я бы не сильно обратила на неё внимание, если бы она не приникла к окну с биноклем в руках.

– Что она там высматривает? – прошептала Ксенька, с подозрением наблюдая за её действиями.

– Пойдём да спросим, – пожала плечами я, поднявшись с места.

При нашем приближении она вздрогнула, но бинокль убирать не стала, едва лишь покосившись в нашу сторону.

– Вы новые горничные? – первой решилась заговорить она, взглянув на нас.

Мы с Ксенькой синхронно переглянулись. Почему-то стоит кому-то завидеть нас в одинаковой одежде, как люди считают своим святым долгом задать нам этот вопрос.

– Да, пару дней как приехали, – кивнула Ксенька. – А вы тут… лес изучаете?

– Птиц, – улыбнулась женщина. – Я орнитолог. Анна Мельникова, не слышали?

– Ну-у… мы немного далеки от орнитологии, – замялась подруга.

– О, а я просто обожаю птиц, – горячо заверила она нас. – Наблюдать в это время года за синицами, сойками, зябликами, малиновками…

– И вы их всех здесь видели? – вежливо поинтересовалась я.

– Да, здесь их очень много, – улыбнулась она.

– А стрижей тоже здесь эти дни видели? – заинтересовалась я, тут же объяснив свой внезапный интерес: – У меня символом моего дня Рождения по календарю друидов является стриж. Обожаю этих птиц.

– Да, их тоже видела, но пореже, – немного смутилась от моего бурного интереса Анна. – Извините, не могу надолго отвлекаться, не хочу пропустить…

– Конечно, понимаем, – улыбнулась я, бочком отступая к выходу и увлекая за собой Ксеньку.

– Что за… – начала было подруга, едва мы оказались в фойе.

– Идём прогуляемся, – перебила её я, выходя на улицу.

Не выдержав, Ксенька снова заговорила, едва мы успели отойти от двери.

– Какие стрижи? Какой ещё гороскоп друидов? – спросила она, на ходу надевая куртку.

– Каюсь, про друидов ляпнула не подумав, но она в этом всё равно не разбирается, – отмахнулась я. – Так же, как в птицах.

– То есть? – опешила подруга. – Она же орнитолог.

– Из неё такой же орнитолог, как из нас бойцы спецназа, – фыркнула я, неспешно проходя вперёд по мощёной дорожке. – То есть, что означает это слово знает, но в детали не углублялась. Она сказала, что видела зябликов и малиновку.