Мартинковский работал в кабинете один. Уже несколько месяцев, то есть сразу после присвоения ему звания майора, он радовался собственному кабинету. Правда, он был маленьким, но у него был собственный стол, собственный шкаф для документов и собственный стереофонический радиоприемник «Аматор». Этому радиоприемнику он был рад больше всего. В прежнем кабинете, который он делил со старшим лейтенантом Бродяком и младшим лейтенантом Олькевичем, тоже был радиоприемник. Но это был старый монофонический «Тарабан», на котором они в последнее время не могли поймать ультракороткие волны. Поэтому все, кто работал в этом кабинете, были обречены слушать Первый канал Польского радио. А сейчас у него не только собственный кабинет, но и «Аматор» с двумя колонками, стоявшими на верхней полке в шкафу. Можно сколько угодно крутить ручку и менять каналы. Вообще-то Мартинковский любил только Третий канал, но иногда слушал классическую музыку на Четвертом. Выбор канала зависел от того, чем он в этот момент был занят. Если ему нужно было сосредоточиться, тогда он включал Четвертый канал. Классика помогала, утверждал он, привести мысли в порядок. Третий канал играл почти постоянно из-за музыки, больше всего нравившейся майору, то есть качественного рока. В последнее время открытием этого канала стала группа «Мариллион». Сначала он даже подумал, что эта новая версия старого «Дженезис», но радиоведущий Качковский вывел его из заблуждения во время субботней дневной передачи «Третий канал приглашает». Мартинковский стал настоящим поклонником группы «Мариллион», а оба их альбома, записанных с радио на кассетный магнитофон «Финезия», он слушал дома почти каждый день. Однако с недавних пор он делал это почти бесшумно. Жена объявила дом зоной тишины с того самого момента, как одним членом семьи стало больше, и с этим пришлось смириться. Что поделать, у Филиппа Мартинковского в их квартире было намного больше прав, чем у него. Но Фред не мог жить без музыки, поэтому купил наушники. Это было непросто, найти их в магазине было сродни чуду. Но, как всегда в таких ситуациях, незаменимым оказался его друг, старший лейтенант Бродяк. Этот человек мог раздобыть все, что угодно. Когда Мартинковский решил купить дефицитное устройство, он пошел к Бродяку.
Старший лейтенант Бродяк был противоположностью Мартинковского. Может, именно поэтому они так хорошо дополняли друг друга. Фред был высоким, атлетического телосложения блондином с ровно подстриженными светлыми усами. На работу он приходил в темном костюме, со старательно завязанным галстуком. О нем говорили, что он добросовестный сотрудник, любой вопрос предпочитает сто раз проверить, прежде чем принять какое-либо решение. По характеру типичный дотошный познанский чиновник.
Бродяк, веснушчатый и рыжеволосый, худощавый, ниже своего начальника сантиметров на десять, был уличным хулиганом из Старого города. Впрочем, именно там он родился, а его детские и юношеские шалости не предвещали карьеры в милиции. Он одевался как валютчик, носил импортные джинсы и куртки, ежедневно пользовался импортным дезодорантом «Олд Спайс». Он мог себе это позволить, все хорошо знали, что большинство валютчиков в Старом городе – давние кореша Бродяка. Он мог без проблем купить доллары и потратить их на хорошую одежду и косметику. Воспитанный улицей, уличные законы он устанавливал в милиции. Мартинковский был из хорошей семьи, он родился и вырос в Солаче, престижном районе с довоенными традициями. С задержанными преступниками во время допроса он обращался с излишней учтивостью, а Бродяк говорил с ними на их языке, иногда в качестве дополнительного аргумента использовал кулаки, что для Фреда было неприемлемо. Они были почти идеальной парой доброго и злого милиционера. Прекрасно осознавая это преимущество, они часто использовали его на практике.
Майор Мартинковский закрыл портфель и подошел к радиоприемнику, чтобы его выключить. Он уже хотел нажать на кнопку, когда из динамиков послышались первые звуки «Автобиографии» группы «Перфект». Ему очень нравилась эта песня, поэтому он не сразу решил – дослушать до конца или выключить радио. Это было ошибкой.
Когда Мартинковский пел о том, что вот ему приснился вещий сон, двери его кабинета широко распахнулись без стука. Фред неохотно обернулся, потому что прекрасно знал, кто может войти таким образом. Бродяк всегда врывался в его кабинет, а вежливые просьбы не приносили результатов. Сейчас Мартинковский не хотел никого видеть, тем более старого друга, потому что спешил домой.
Действительно, в дверях кабинета стоял, опираясь о косяк, Бродяк, а с ним низкорослый младший лейтенант Олькевич, с улыбкой на пухлых губах.
Довольный собой Теофиль почесал лысую макушку. Заметив несчастное лицо начальника, он поспешил объяснить:
– Гражданин начальник, разрешите доложить, сегодня Международный женский день.
Он хотел еще что-то добавить, но его перебил старший лейтенант:
– Фред, мы весь день тебя ищем, сегодня ты просто обязан выпить.
Майор закрыл портфель на две металлические застежки, поставил его на пол и покорно сел в кресло.
– Ладно, парни, по маленькой, и я бегу домой, – решил начальник, уже месяц, с момента рождения Филиппа, не употреблявший спиртного. Но сегодня неудобно было отказываться.
15:20
– Пан полковник, звонят из администрации железных дорог, – сказала секретарша, стоя в дверях кабинета начальника отдела уголовного розыска. Полковник Евгений Жито посмотрел на женщину и широко улыбнулся. Сегодня следовало быть внимательным ко всем женщинам, особенно к тем, с которыми работаешь каждый день. Впрочем, полковник всегда старался быть обходительным с женщинами, если не был чем-то занят или не был очень уставшим. Тогда он никого не замечал. Он часто был загружен работой, поэтому люди, которые не очень хорошо его знали, считали его неразговорчивым и заносчивым. Но он не был таким – Жито был человеком приятным и спокойным, но, как он сам говорил, эта проклятая работа влезала ему на голову и прижимала к полу. Он хотел бы чаще улыбаться. Но разве у него был повод? Все вокруг все время чего-то от него хотели, и поэтому ему постоянно приходилось делать то, чего он очень не любил – принимать решения. А в связи с занимаемой должностью это были решения со всеми вытекающими последствиями.
Хуже всего, что на этой работе ему все время приходилось лавировать. Воеводский комиссар и проверяющие из Воеводского комитета Польской объединенной рабочей партии постоянно вмешивались в работу уголовного розыска, то есть требовали немедленных результатов при расследовании самых сложных дел. Если в Познани или воеводстве было совершено убийство, на столе первого секретаря воеводства информация об этом появлялась в тот же день. Иногда это дело его не интересовало, и тогда полковник и его отдел могли работать относительно спокойно. Но иногда он вспоминал об этом спустя неделю, тогда он вызывал к себе начальника уголовного розыска и требовал немедленно доложить о результатах следствия. Нельзя было прийти к Первому и сказать, что ничего по этому делу пока не удалось сделать, потому что над этим Первым был еще кто-то из центра в Варшаве и этот более важный тоже мог спросить его о результатах. Поэтому первому секретарю партии нужно было предоставить подробный отчет. Жито разработал целую систему, которая в любой, даже самой сложной ситуации могла удовлетворить партийное руководство. Убийство, если это не было дело, связанное с семейным скандалом или пьяной дракой, когда сразу было известно, кто кого убил, то есть убийство, которое необходимо было тщательно расследовать, запускало систему предварительных действий, которые полковник Жито называл дымовой завесой.
Это были очень простые действия, которые его люди отрепетировали до совершенства. Сразу после того, как появлялось сообщение о совершенном преступлении, милиционеры задерживали на скорую руку отобранных граждан из так называемого круга подозреваемых. Благодаря этому у полковника Жито спустя несколько часов после обнаружения жертвы был рапорт, в котором говорилось, что люди, которые могут быть причастны к убийству, уже сидят. И все было в порядке, так как в случае, если партийное руководство спросит, можно было представить оптимистичный результат в виде нескольких маргиналов, заключенных под стражу. Такие действия давали время оперативникам, расследующим дело. Они могли спокойно заниматься расследованием, а если поиски виновного затягивались, одного из задержанных назначали главным подозреваемым. В группе задержанных всегда был кто-нибудь с изрядно потрепанным досье, поэтому получить от прокурора санкции на три месяца без убедительных доказательств не составляло труда.
