— Тогда, почему Василиса не позволяет их развлечь?

— Ты рисуешь недопустимые картины. Так нельзя. Нарисуй какие-нибудь джунгли на Венере-35, или динозавров на Плутоне — 15, тебе никто не скажет ни слова.

— Но я не видел, как они выглядят, как я могу нарисовать? — удивился я.

— Силой воображения, Тонечка! — едко сказала Катя, — Ты же рисуешь Землю, хотя не был там ни разу!

— Просто мне кажется, что был, — робко говорю я.

— Василиса больше не разрешит, — с грустью говорит Катя, подходя к окну, — ты можешь открыть окно? — вдруг спрашивает она меня, оборачиваясь.

— Зачем? — удивляюсь я.

— Искупаться хочу в море, голой, позагорать на песочке. Надоело купаться в бассейне, или в защитной плёнке, загорать под виртуальным солнцем.

— Скажи, Катя, — решился я, — Мы ни разу не осваивали нормальных, не брошенных, планет?

— Нет, конечно! Такие планеты исследуют совсем другие специалисты, историки, географы. Что нам там делать? И археологи там совсем другие, настоящие. Там-то можно найти следы пребывания человека. Здесь мы навряд ли что-то отыщем.

— Почему, Кать? Кто-то ведь построил это городище?

— Это заброшенное городище, бесперспективное. Детей всегда отправляют на практику в бесперспективные места. Это же практика. Научись копать аккуратно, находить мелкое, из чего можно собрать общий образ, картину быта существ, которые здесь когда-то жили.

— Кать, а там что? — махнул я рукой в сторону стеклянных сооружений.

— Там Город, — ответила мне Катя.

— Что за город? — не понял я.

— Не город, а Город! — выделила девочка название.

— И что? — тупо спросил я.

— А то, — начала злиться Катя, — там будут работать взрослые. Нам даже смотреть в ту сторону не положено. Да и далеко отсюда.

— Как далеко? — заинтересовался я. Катя пожала плечами:

— Километров сорок, примерно.

— У нас что, никакого транспорта нет? Глайдер там, флайер? — Катя подозрительно глянула на меня:

— Где-то должен быть вездеход. Но не на антиграве, обычный, наземный. И катер для эвакуации.

— Что за катер? — не понял я.

— Обычный катер. Выходит, на орбиту, где его подбирает спасательный корабль.

— Спасательный корабль постоянно дежурит? — Катя фыркнула:

— С какой стати? Они постоянно где-то работают. Когда подаётся сигнал бедствия, свободный спасатель прибывает, забирает катер, вот и всё.

Я не стал уточнять подробности, просто стоял, и смотрел на Катю.

— Ну что смотришь? Какой ты всё-таки…

— Кать, я правда, не помню ничего. Разве плохо, что-то вспомнить?

— Не плохо, но ты меня сегодня уже достал! Вечером придёт Василиса, вот у неё и спрашивай! Я отдыхать, подежурь пока один, — повернулась она в сторону кают.

— Кать, мы не кушали.

— Я не хочу, ешь один.

Катя ушла, а я, подумав, создал картину осеннего леса на сопках, среди которых вьётся дорога. Ничего так получилось. И багрец, и золото, и зелень, и синь неба с лёгкими пёрышками облаков. Скажу, что это последствия амнезии, подумал я, и задумался над Катиной просьбой открыть окно. Что-то меня смущало в этом. Какое-то чувство, что это можно сделать. Ведь за стеклом всё шевелится, как будто настоящее. За стеклом… Стеклянный город… Может, там разгадка?

Выбросив печальные мысли из головы, я взял себе полдник из сырников со сметаной и стакана компота, нашёл своё место, на этот раз не стал садиться где попало, а заметив, где никто не сидел.

Интересно, как они разбираются, куда садиться? Я же всё перемешал? И не спросишь!

За всю свою прошлую жизнь столько не получал, как здесь, за три дня! Колотят и колотят! Нет, Катя пусть бьёт, ей по статусу напарницы положено, но остальные! Выступают тут! Ну, Мишка, погоди!

Будешь меня притеснять, получишь! Я согнул правую руку в локте, потрогал то место, где должен быть бицепс. Нащупал какую-то твёрдую жилку. Да, с такими мускулами только бабушек пугать, сразу придут в ужас, и начнут откармливать худющее дитя.

Где бы только бабушку найти. Я представил напротив себя бабушку, с доброй улыбкой смотрящую на меня, и с аппетитом съел полдник, запив компотом. Вкусно! Не став размышлять, откуда всё это берётся, я сунул посуду в утилизатор и решил пройтись по станции, проверить, что я забыл из Катиных объяснений.

Почти всё. Долго я размахивал руками, пока открыл первый пульт. Что делать дальше? Почесав затылок, проверил данные подачи воздуха. Что-то делать дальше побоялся, лучше пусть Катя мне ухи покрутит, покаюсь.

— Что делаешь? — раздалось сзади.

— Катюш, как ты вовремя! — воскликнул я, — Помоги, а? Ничего не помню…

— Горе ты моё! — вздохнула Катя, — Лучше не трогай ничего, а то поубиваешь всех. Отсюда, с этого пульта, регулируется подача воздуха через регенерационную станцию. Надо задать правильную пропорцию, видишь? Вот таблица с оптимальным содержанием газов, если ты что-то перепутаешь, будет трудно дышать, или, наоборот, подашь слишком много кислорода, тоже ни к чему.

— Разве Центральный компьютер не исправит ошибку?

— Конечно, исправит! Но не сразу. На взрослой станции вообще на ручное управление обеспечение переводится только в случае аварии. На детской — всё на ручном управлении. Центральный компьютер вмешивается только при грубых ошибках, когда обитателям станции грозит гибель.

— Хм, — хмыкнул я, — сурово! Вот, влез бы я своими кривыми ручками сюда, перепутал пропорции воздуха, и что? Никто бы не вмешался?

— Пока ошибка не угрожает жизни, не вмешались бы. Другой дежурный исправил бы всё.

— А если на здоровье отразится? — Катя пожала плечами: — Сами виноваты, надо учиться лучше.

— Тогда не подпускай меня одного к приборам, хорошо?

— Хорошо. Честно говоря, я думала, что ты притворяешься. Посмотри ещё раз: Вот эталонная таблица, а вот воздух, которым мы дышим. Видишь разницу? Углекислоты стало больше. Значит, задаём в этой клетке эталонную величину. Завтра, в это же время, опять проверят соответствие с эталоном.

Если кто-то забудет исправить, и углекислота начнёт превышать критический уровень, раздастся тревожный звонок и будет мигать красный огонёк. Так на всех пультах. Ну что? Не слишком сложно для тебя?

— Катя, давай пока я потренируюсь с тобой? Потом, когда научусь, подежурю за тебя. Кстати, а ночью как? Тоже не будем спать?

— Ночью по очереди. Четыре часа ты, четыре — я. Только ни к чему не прикасайся, если что, буди меня.

— Как, будить? — засмущался я, — Ты же в своей каюте будешь спать.

Катя внимательно на меня посмотрела, ничего не сказала, поманила меня за собой в кают-компанию.

— Дежурить будешь здесь. Включишь обзорный экран, вот так, — показала Катя, — теперь будешь видеть всю территорию станции. Переключишь обеспечение на автоматический режим… сумеешь?

Что ты вообще умеешь? Картинки рисовать?

— Катюш, представь себе, что ты первый раз на станции. Что бы ты делала?

— Наверно, училась бы, — пожала плечами девочка, — вообще-то в школе есть тренажёры, да и раньше ты неплохо справлялся со всем оборудованием, даже позволял мне всю ночь спать, сам здесь сидел. Нравились тебе ночные дежурства. Но ладно, оставим это. Смотри, вот каюты, — Катя вывела план кают, — вот, моя каюта двенадцатая, мой номер двадцать четвёртый. Касаешься цифры, у меня срабатывает будильник. Ясно?

— Ясно, Катюш. Если ничего не случится, не буду тебя будить. Я выспался в изоляторе, честно! Если что-то меня насторожит, разбужу, обещаю.

Я внимательно осмотрел территорию станции. С пульта можно было приближать или удалять предметы, изменять ракурс. Найдя раскопки, осмотрел городище сверху. Что-то мне оно напомнило.

Городище имело круглую форму, стены спиралью закручивались внутрь, к центру постройки, образуя «улицы». Некоторые «улицы» были перегорожены стенами, образуя тупики, некоторые имели ложные проходы.

— Катя, — сказал я, — это не поселение, это лабиринт.

— Ну и что? — равнодушно спросила моя напарница.