— С чего это вы взяли? — удивился князь.
— Если не тать, зачем ему бежать?
— Да от вас и я бы убежал! — рассердился князь.
— Нет, это был тать! — отстаивала нашу идею Лада. Мы все зашумели.
— О, Даждьбог! — воздел руки князь, — За что мне это?! Вот куда делся Милослав Залесский? А ведь его видели с вами! Вот только с кем, я уже путаться стал! Скорее бы вас отправить!
Лада с Ратибором с надеждой вскинули головы, князь поморщился.
— Дозволь, государь, посажу их в темницу? На хлеб и воду!
— Кого? — не понял Князь.
— А всех!
— Да я бы с удовольствием, супруга съест с потрохами. А если одних мальчишек, эти две фурии темницу разнесут по брёвнышку… нет, пусть гуляют, только приставь к ним соглядатаев.
— Так приставлял, государь!
— И что? — воевода пожал могучими плечами.
— Ясно! Ну что, идите, обедайте, да отдыхайте.
Обедать нас пригласили к детскому праздничному столу, без хмельных напитков. Вот дела! Нас, женатых, принимают за детей!
Наверно, всё было написано на моей физиономии, потому что, Катя фыркнула и рассмеялась:
— Что, Саша, хочется с взрослыми? Слушать их хвастливые пьяные речи?
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Хватило мне… сам знаешь где.
— Да там ты сама набралась до неприличия! — воскликнул я, — А я предупреждал!
— Тоник, вот поэтому мне этот стол милее, чем все взрослые.
Я помолчал, посмотрев на источающие любопытство мордашки наших друзей. Нет, надо быть осторожнее, им здесь скучно, а как узнают о наших приключениях, могут и взаправду сбежать!
А потом их родители найдут нас, и… — я вздохнул: если скажут подставлять известное место, ничего не поможет. Между прочим, я уже здорово вжился в роль подростка, тем более в этом мире не забалуешь, к порядку может призвать любой старший, если он не подлого сословия, конечно.
Попробуй, докажи, что ты старше их на двадцать лет! А если будешь умничать, тебе быстро укажут место! Покажите мне Мир, где любят умников!
Стол, хоть и назывался детским, изобиловал яствами, только вместо пива и мёда стояли кувшины с шипучим квасом и слегка сладким медовым напитком, крепостью, как квас. Были различные морсы, соки. Только картошки не было, её замещала пареная репа. А так, супы, заедки, рыба и запечённое мясо в маринаде. На десерт были фрукты в меду, и орехи, также вываренные в меду.
Из горячих напитков были сбитень, и напиток, очень похожий на чай. Расспросив друзей, я узнал, что это настой иван-чая. Не хуже настоящего, между прочим! Да с орешками в меду!
Катя бросала на меня странные взгляды, на которые я не реагировал. Интересно, что опять задумала моя неугомонная подружка?
После обеда мы опять пошли в город, теперь я видел, что за нами приглядывают, но не стал придавать этому значения. Жаль, Дубыня ушёл, теперь надо ходить и оглядываться, возможно всякое.
Когда нагулялись, Катя предложила сходить к Любомиру, всем.
Ребята обрадовались, на нас и так все оглядывались, удивляясь схожести, даже спросили, не выдержав:
— Вы что, близнецы?
— Да!! — хором ответили мы.
— Все четверо?!
— Конечно!
Так веселясь, пришли мы к дому купца Любомира Ипатьевича, это нам поведали наши двойники.
Нас узнал Третьяк, отчего-то здорово развеселившийся при нашем появлении.
— Как наши лошади? — спросил я его.
— Не волнуйся, боярич! Малой каждый день их выгуливает!
Сначала я думал, что мальчика просто так называют, из-за возраста, оказывается, это его имя.
В это время имя присваивали по характеру, и то, когда характер начинал проявляться, а так существовало детское имя, которым называли ребёнка родители. Если ждали ребёнка, то называли Ждан, не ждали: Неждан, любили ребёнка, называли Любава, Любим, Любовь, не любили: Нелюба, Нетлюб. Так же могли не мудрствовать, называли по очерёдности: Первак, Вторак, Третьяк, и так далее, нередки были имена Сопливый, Мешок, Остроум, Криворук, даже Толстогуз.
В городе даже слышал неприличные то ли имена, то ли клички.
Нас встретил сам купец, и его жена. Нам, как взрослым, дали выпить квас на крыльце! Мы разделили ковшик на четверых, Ратибор перевернул пустой черпак.
Любомир с Любавой с доброй улыбкой смотрели на нас.
— Мы ещё в обед вас ждали! Дети все глаза проглядели, как узнали, что вы у нас поселились! — сказала Любава.
Нас опять усадили за праздничный стол, не чинясь. Больше взрослых не было, а угощать нас за отдельным столом хозяевам показалось неприличным.
Они осторожно расспрашивали нас, как мы повеселились, мы, смеясь, отвечали. Лада похвасталась за Катю, что ей удалось выиграть соболью шапку, в которой она щеголяла. Любава смеялась и ахала, по поводу нашей погони за неведомым разбойником.
— Как же вы не побоялись, он ведь взрослый! Заманил бы в лес, и разделался бы с вами!
Мы не знали, что отвечать, но в этот момент в столовую вбежали дети, мальчик лет десяти, и девочка помладше. Не сговариваясь, они подбежали ко мне и оба залезли на руки, я посадил их на оба колена, прижав к себе. Невероятно, как соскучился по детям!
Катя с удивлением, и даже ревностью, смотрела на меня, Ратибор с Ладой, ещё не забывшие детства, не могли понять моей радости, а родители буквально таяли от удовольствия.
Удивительные создания, эти дети! Вот как они за внешним видом подростка разглядели истинную мою сущность? Сущность любящего дедушки.
Дети были накормлены ранее, и потащили меня поиграть с ними в их комнате. Не успели мы там освоиться, пришли остальные ребята.
— Тоник… Саша! Ты чудо! — чмокнула меня в ухо Катя, — Как ты изменился, когда взял на руки детей!
Даже на меня никогда так не смотрел! Хочу ребёнка!
— Катенька! Закончим эти свои квесты, выберем место поспокойнее, и… хочешь через Родовую камеру, хочешь, сама.
— Тоничек… любимый! — мы смогли пошептаться, потому что Лада и Ратибор начали весёлую возню с ребятишками. У них тут было много мастерски выполненных игрушек, в том числе и деревянных мечей, и щитов. Ратибор даже побился с мальчиком, которого, кстати, звали Яриком, Ярославом, а девочку — Наденькой, Надеждой. Потому что надеялись, что второй ребёнок будет девочкой.
Эти детки окончательно вымыли из моей головы дурные мысли, мы с Катей переглядывались, улыбаясь, даже украдкой целовались, пока нас не застали за этим ребята. Мы краснели, как дети!
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается.
Наступил вечер, Лада и Ратибор должны были отправиться домой, им было строго-настрого не гулять по городу ночью, когда самый разгар праздневства, дети купца были отправлены к няне, а мы удалились к себе в светёлку. Я хотел раздеться и порадоваться с Катей, но моя жена стала серьёзной, и не позволила мне раздеваться.
— Что случилось, Катя? — спросил я, увидев её посерьёзневшее лицо.
— Дело, Тоник, дело! Я нашла ещё одного одарённого.
Моё сердце остановилось: такой прекрасный день переходил в мрачный вечер, где Катя опять будет с кем-то, не со мной! Я с трудом проглотил комок, застрявший в горле, впрочем, опять там появившийся.
— Когда? — спросил я, не сразу поняв, почему Катя не позволила мне раздеться.
— Ты пойдёшь со мной.
— Опять?!
— Что «опять?», хочешь, чтобы меня убили?
— Это так опасно?
— Возможно, смертельно, Тоничек! Это последний, потом мы долго будем свободны, не меньше недели…
Я понимал, что лучше уступить, не хочу больше видеть, в кого превращается моя любимая. Сейчас ещё можно себе представить, что это показалось, но, если ещё раз я увижу эту жуть превращения, не знаю, смогу ли дальше жить с Катей.
Поэтому, кивнув, смирно пошёл вслед за девушкой, которая не стала меня успокаивать, понимая, что будет зря тратить слова, мне и так очень больно.
Жители города веселились от души. Вынесенные столы ломились от закусок, пиво текло рекой, горели огромные костры, помогая возродиться солнышку, на длинных шестах горели, большие деревянные колёса, медленно вращаясь. Очарование праздника сломала Катя, дёрнув за рукав.